Страница 59 из 76
— Держи хвост пистолетом, юнга. Хочешь вырасти таким же храбрым, как батя? Вот и расти…
— Пацан будет художником, однозначно, — подал голос Гуру. — Зуб Кали даю! У него талант, отвечаю, или я сам нибуя не рублю в живописи…
— Да ты что?! — воскликнул Шпырев. — Вот это — точно, что молоток! Значит, и быть по сему. Мечтаешь стать художником, значит? Будешь, я тебе слово марксиста даю! За то мы, большевики, и бьемся смертным боем, не щадя живота своего, чтобы каждый стрюкан, вроде тебя, вне зависимости от цвета кожи и прочей херни, будь он хоть немец, хоть ненец, хоть еврей, а хотя бы и папуас, имел равные условия учиться трижды, как завещал нам Владимир Ильич. Ну, вздрогнули что ли…
Не выпить по такому поводу было бы безумием. Хватив пустым стаканом об стол, товарищ Шпырев обернулся к Генри.
— Слушай мой первый боевой приказ, юнга. Завтра получишь у квартирмейстера в хозчасти краски, холст и что там еще тебе понадобится, и давай, изобрази наш корабль…
— Корабль? — немного затравленно переспросил Генри.
— А я как сказал? Вот этот самый эсминец и нас на нем…
— Но как?
— Это уж тебе виднее, ты ж — художник. Сам и решай. Но, чтобы и коню командарма Буденного ясно было, как неотвратимо и уверенно он нас к вершинам Коммунизма несет через разную хренотень. С вершинами тебе Вывих подсобит, если что. Верно я говорю, шаман ты старый?!
— Чего-чего?! — не расслышал Гуру.
— Что, нарезался уже? А, ладно, хрен с тобой. Короче, введешь старого хануря в курс дела, как проспится, — бросил Шпырев нашему мальчику. — Понял, нет?
— Ну…
— Ну — ответ нихера не по форме, юнга. Полагается отвечать, так точно, понял, сделаю…
Я подумал, пора выручать Генри. Но не успел, Эльза Штайнер не дала.
— За вас, дорогой товарищ Офсет, — мурлыкнула она мне прямо в ухо и, совершенно неожиданно для меня, чмокнула в щеку. От нее веяло дорогими французскими духами и шоколадными конфетами, через эти чарующие ароматы пробивался запах грубой свиной кожи, из которой пошили ее чекистскую куртку. Странное сочетание, мелькнуло у меня. Впрочем, всего один день, проведенный на этом невероятном корабле, фатально сказался на моей способности удивляться чему бы то ни было…
Губы фройлен Штайнер были влажными от водки, которую она только что глотнула за мое здоровье…
— Благодарю вас, мадемуазель, — пробормотал я, готовый провалиться под стол.
— Наслышана о ваших подвигах, полковник, — продолжала она, придвигаясь вплотную, и я ощутил тепло ее бедра даже под толстой кожей чекистского галифе. Наверное, оно у нее пылало. — Брат часто говорил о вас, как о доблестном рыцаре Парцифале, настоящем Избраннике Судьбы, которому одному суждено найти Святой Грааль в замке Monsalvage…
— Вот как… — протянул я. Если мне не изменяла память, сэром Парцифалем звался один из рыцарей короля Артура, сказания о котором, сложившиеся в далекую старину у населявших дремучие европейские леса друидов, много позже причудливо переплелись с апокрифическими историями о крови Спасителя, собранной в чашу Иосифом Аримафейским. Их симбиоз, с подачи француза Кретьена де Труа, положил начало бесчисленному множеству средневековых рыцарских романов о поисках Грааля…
— И еще, что свойственные вам упорство и неутомимость рано или поздно откроют перед вами заветную дверь в Шамбалу, где в ожидании вас хранится вожделенная Чаша, и вы — как раз тот, кому суждено из нее испить…
— Ваш брат слишком добр ко мне, мадемуазель, — обронил я дипломатично, пытаясь сообразить, куда она клонит. После очередного тоста это оказалось проблематично. То есть, я, разумеется, уловил некий завуалированный посыл, но никак не мог сдернуть вуаль, чтобы осознать сказанное в полной мере, втиснув в любую из известных мне систем координат. Брат фройлен Штайнер полагал Шамбалу вместилищем Грааля, ассоциируя с волшебным кельтским замком Монсаваж, а меня — реинкарнацией рыцаря Парцифаля? Однако…
— Доброта здесь абсолютно ни при чем, — поджав пухлые губки, заверила Эльза Штайнер. — Просто Руди от природы наделен редким даром угадывать будущее…
— По-вашему, Шамбала и замок Монсаваж — одно и тоже?
— А разве нет? — усмехнулась она. — Monsalvage означает — Мое Спасение. Разве вы не подразумеваете нечто подобное, говоря о Шамбале? Разве не к нему стремимся все мы в той или иной мере и, каждый по-своему, разумеется? Разве она — не та Гавань, куда возвращаются все корабли…
— Наверное, — сказал я не слишком уверенно.
— Кельты считали, на замок Monsalvage наложено заклятие, и никто не может найти его, ибо он невидим. Как невидима буддийская Шамбала…
Тут я предпочел вспомнить, что молчание — золото.
— Но избранный, тот, кто способен увидеть Monsalvage, сумеет подобрать ключи… — добавила фройлен Штайнер вкрадчиво. — И еще, Руди говорит, что если вы и вправду — сэр Парцифаль, то, может статься, найдете свою Шамбалу даже быстрее, чем это получится у него, не выходя из лаборатории…
— Ваш брат планирует найти ее прямо у себя в лаборатории? — я невольно склонил голову на бок. Это было что-то новенькое.
— Вот именно, — подтвердила Эльза Штайнер со спокойным достоинством.
— Значит, себя он тоже полагает Парцифалем?
— Ни в коем случае не претендует на это, — откликнулась она. — Парцифаль — немножко наивный, но неутомимый и целеустремленный странник, боги благоволят к нему, почти как к юродивому, ибо он, признаем это, положа руку на сердце, толком не представляет, куда идет. Просто стремится вперед, и все, как какой-то сперматозоид. Руди же, скорее — Мерлин. Мудрец, достигший просветления упорными многолетними практиками. Боги склонны подтрунивать над такими, подозревая в чрезмерной гордыне. Вспомните, полковник, что сталось со строителями Вавилонской башни…
Я густо покраснел, несколько задетый этим безобразным сравнением со сперматозоидом. Конечно, Эльза Штайнер была ученой, а им свойственно несколько иначе смотреть на биологию. И все же…
— Руди на Шамбале конкретно зациклился, — вставил Гуру глубокомысленно, вымакивая янтарное масло со дна тарелки из-под пельменей ломтем ржаного хлеба. — Его Анька Бризант на тему подсадила лет двадцать назад, а она — такая стерва злогребучая была, между нами, девочками, говоря, у кого хошь, мозги набекрень съедут…
— Вы считаете моего брата чокнутым? — холодно осведомилась фройлен Эльза, и на меня повеяло чисто антарктической стужей. Не забывай, милая Сара, я ведь сидел между ними. Но, я был даже признателен Гуру за его неказистое высказывание, он разрядил им обстановку, избавив меня от тягостной необходимости выяснять у Эльзы Штайнер, что все же общего, у меня с сэром Парцифалем и, соответственно, сперматозоидом…
— Только в части поисков Шамбалы у себя дома! — отвечал Гуру. — Как же, млять, она его там ждет — дожидается. Прям под крыльцом или на полу, аккурат за ночным горшком! — махнув рукой, Вывих зацепил пустую тарелку, и та, звеня, покатилась под стол.
— Эй?! — воскликнул Шпырев неодобрительно. — Ну-ка, полегче с казенным имуществом!
— Виноват, Ян Оттович…
Кряхтя, Гуру полез под стол. Шпырев, удовлетворившись, вернулся к прерванному разговору. Невероятно, но, насколько я сумел разобрать, навострив уши, начальник экспедиции особого назначения агитировал нашего мальчика вступить в коммунистический союз молодежи — это такое дочернее подразделение марксистской партии, откуда она черпает человеческий материал, когда ей требуется пополнить ряды.
— А я тебе рекомендацию дам, — обещал Ян Оттович Генри. — У меня, как у члена ВКП(б) со стажем, есть такое право. Считай, юнга, она у тебя уже в кармане, ты паренек — что надо, у меня на это дело — глаз наметанный — еще со времен подпольной работы. Прямо сейчас членский билет и оформим, не отходя от кассы, и уж потом круто вверх пойдешь. Все получишь от Советской власти, и кожанку, и наган, и даже на броневике прокатиться сможешь, понял, нет?
Генри был явно слегка озадачен таким оборотом дела, но все равно слушал Педерса с интересом. Я в который раз решил, мне пора прийти сыну на выручку, но фройлен Штайнер, разгадав мои намерения, удержала меня.