Наковальня льда

— Пожалуй, ты прав, — признал Альв.

В конце концов, это он и собирался сделать, не так ли? Ему претила мысль, что он уйдет, так и не узнав хотя бы некоторые из сокровенных тайн, хранившихся здесь, — тайн, в которых ему было отказано. Его гнев улегся, сменившись холодной рассудительностью.

— Возможно, ты прав, — повторил он. Рок с хитрецой покосился на него, но Альв больше ничего не сказал.

Да, он уйдет, но лишь получив хотя бы часть знаний, на которые он мог бы полагаться в своей работе. Он должен зарабатывать себе на пропитание, занимаясь поисками Кары. И он достигнет цели, если обратит методы мастера-кузнеца против хозяина; поскольку Ингар не возражает, когда его используют, то почему бы Альву в свою очередь не воспользоваться его услугами?

С этими мыслями он приступил к самой сложной работе, которую ему когда-либо приходилось выполнять. За долгие недели занятий он снова и снова возвращался к текстам с Северной стены. В них он наконец обрел предвкушение столь желанных знаний, необходимых ему как хлеб голодному путнику — так сильно его внутренний дар искал полнейшего самовыражения. Но то малое, что ему удавалось узнать, лишь разжигало аппетит, не удовлетворяя его. Он снова испытывал сильнейшее искушение нарушить запрет мастера-кузнеца. Но хотя Альв больше не верил, что рукописи охраняются невидимым запретом, он по-прежнему не осмеливался даже приоткрыть заветные страницы. Однако дозволенное он читал и перечитывал, впитывая последние мельчайшие крупицы знаний и заучивая наизусть заметки мастера-кузнеца на полях. Там содержались ссылки на разные источники, но наиболее вдохновляющие пассажи исходили из сравнений с магическим искусством эквешцев.

— Да, это так, — серьезно согласился мастер-кузнец, когда Альв обратился к нему за советом. — Их навыки в кузнечном деле можно назвать грубыми и примитивными, ибо оно отдано на откуп племенным шаманам, которые также являются священниками, хронистами, сказителями и советниками вождей в вопросах войны и мира. Их познания элементарны, и ты не найдешь там сведений о тонких сплавах или обработке драгоценных металлов, но они обладают кое-какими особенными навыками, мало практикуемыми в более цивилизованных землях. Один из примеров — использование масок, олицетворяющих дух того или иного существа. Но до сих пор такие маски делались в основном из дерева. Я проводил эксперименты, сочетая их приемы с нашими, и смог добиться впечатляющих результатов.

Альв подумал о Громовой Птице и о мастерски выкованной голове Смерти под эквешской маской. Потом ему вспомнилось странное наличье, которое теперь украшало переднюю часть сделанного им шлема. Он кивнул с вежливым интересом, но промолчал.

— Их магия также связана с господством и подчинением, поэтому имеет ценность для нас, — продолжал мастер-кузнец. — В эквешских племенах, где вожди свободно распоряжаются жизнью и смертью своих подданных, такие вещи изучаются более открыто, чем среди наших соотечественников, и больше ценятся. Поэтому, учитывая их опыт, наши символы вот здесь и здесь можно изменить следующим образом…

Это был не первый и не последний совет, полученный от мастера. Он не опекал Альва, но, казалось, постоянно появлялся рядом как раз в тот момент, когда требовалась его помощь. Если Альв оказывался на перепутье, его советы всегда приносили пользу. Но Альв мог только догадываться о причинах того или иного выбора. Он получал лишь общее направление — ничего такого, что он мог бы приложить к любой другой работе. Тем не менее он принимал поучения с довольным и даже восхищенным видом, смиряя свой нетерпеливый нрав. По правде говоря, мятежные помыслы постепенно покидали его по мере того, как меч, казалось, начинал обретать зримую форму среди куч исписанных табличек и пергаментных свитков. Уже не раз меч снился ему, а иногда, проводя рукой по мелкой россыпи букв, Альв ощущал под пальцами холодное прикосновение металла — но в следующее мгновение ощущение исчезало, скрываясь в шуршащих бумагах, словно змея, уползающая в ворох палой листвы.

Однако день за днем образ меча становился все более реальным, и, наконец, мысли о мече вытеснили из его головы все остальное. Нет, он не забыл своих надежд, опасений и безнадежной любви, но как будто поместил их в форму для отливки и собирался выковать в единое целое на той же наковальне, где будет рожден меч. У него чесались руки от желания взять молот и обрушить на металл первые тяжкие удары, но он знал, к чему может привести нетерпение, и с холодной расчетливостью гасил пламя в своей груди. Он знал, что расчетливость понадобится ему прежде всего остального, ибо ни одна из его прошлых работ, даже шлем, не была столь сложной и кропотливой. Но вот, наконец, он свел все узоры воедино и перенес окончательный результат тонким пером на желтый пергамент. Работа казалась такой сложной, что он едва не дрогнул перед необъятностью поставленной задачи.

На изготовление меча пойдет пять стержней металла: один для основы, два для тела клинка, и еще два — более длинных, тонких и крепких — понадобятся для острого лезвия, необходимого для хорошего оружия. Каждый из этих стержней будет сделан из нескольких металлических шнуров, скрученных вместе наподобие каната, а сами шнуры будут свиты из более тонких тяжей, нитей и проволочек из множества металлов и сплавов. И каждая из этих нитей будет нести свои особые символы и иметь собственные свойства, запетые в нее нужным заклинанием.

Внезапно Альв остановился. Перо зависло над бумагой, словно огромный кондор, которому оно когда-то принадлежало. Предварительная часть работы завершилась. Он обладал властью над песнями, над символами, над металлами, но самое главное — необходимым мастерством. Тогда что же осталось неподвластным ему? Какой изъян в его знаниях должен заполнить мастер-кузнец?

— Ты сделаешь все пять стержней, как и задумал, — с одобрением произнес мастер-кузнец. Его темные глаза странно блестели, пока он просматривал измятый пергамент. — И хотя я не доверил бы такое дело любому подмастерью, я не нахожу причин, мешающих тебе сделать также основу и тело клинка.

— А лезвие, мастер-кузнец? — Альву с трудом удалось изобразить лишь легкий интерес.

Мастер улыбнулся уголком рта.

— Лезвие меча обладает силой. В лезвии находится то, что придает смысл существованию клинка: мощь, доведенная до режущей остроты и направляющая удар в уязвимое место. Тело клинка — это приказ, а лезвие — исполнение приказа. Без лезвия меч превратится в тупую угрозу, в обычную дубинку. Его карающая мощь исчезнет, рассеется. Поэтому лезвие имеет жизненно важное значение, и в его создание должна быть вложена дополнительная сила. Оно нуждается не только в символах, запетых в металл, но и в других — связующих и направляющих.

Он печально покачал головой, и его длинные темные волосы зашуршали по вышитому воротнику мантии.

— Я не могу доверить их тебе… пока не могу. Они изобретены мною и трудны для использования, а возможно, даже опасны. Эту часть работы я возьму на себя, — его улыбка расширилась, — но я уверен, что звание поденщика прольет бальзам на твою уязвленную гордость. Посмотрим… А сейчас — за работу!

Первые дни были долгими и изматывающими. Они вырастали в недели, пока Альв боролся с металлом, который, казалось, обретал собственную волю в его руках. Течение времени для него отмерялось звоном молота по наковальне, медленными, глубокими вздохами мехов да звуками песнопений, хрипло срывавшимися с его пересохших губ. Мастер-кузнец сказал, чтобы он был готов к мелким неудачам. Неудачи действительно случались, зачастую в одном-двух шагах от цели: рвалась слишком туго натянутая нить или сваренные металлические шнуры внезапно распадались при ударе. В таком случае Альв просто выбрасывал остатки в отходы. Если подходило время для еды или сна, он ел или спал, иначе же с невозмутимым терпением начинал все сначала. Он жил сообразно строгому распорядку, никогда не зарабатываясь допоздна и не пропуская прием пищи, поскольку понимал, что спешка тут не поможет. Прошли месяцы, прежде чем он создал достаточное количество длинных шнуров из железа и стали, толщиной с его большой палец, которым предстояло превратиться в пять стержней для меча. В некоторые шнуры вплетались бронзовые и золотые нити, другие содержали в себе тончайшие паутинки редких металлов и тонких сплавов, но шнуры, предназначенные для лезвия, были сделаны целиком из стали, укрепленной добавками странных чужеродных веществ, не встречающихся на земле в чистом виде.