Наковальня льда

Ворота закрылись, стук копыт стих в отдалении. Мастер-кузнец вернулся, потирая руки. Он был бледен, но выглядел облегченным, словно с его плеч свалилась огромная ноша. Около часа он в молчании сидел у очага, а затем подозвал к себе Альва.

— Теперь давай посмотрим на твой браслет, мальчик, — сказал он.

— На мой браслет, мастер-кузнец? Вы дарите его мне?

Мастер покосился на него.

— Если ты этого хочешь. Работа твоя, хотя золото принадлежит мне. Но помни, к двум другим изделиям это не относится! Если кузнец слишком любит творения своих рук, он не может избавиться от них ради собственной выгоды.

— Истинно так, мастер-кузнец. — Альв поклонился. — Я уже избавился от браслета.

— Что?! Кому ты его отдал?

Альв набрал в грудь побольше воздуха и рассказал. На какое-то мгновение в глазах его мастера вспыхнула ярость, черная, как вечная ночь, а затем, к его удивлению, кузнец тихо рассмеялся.

— Стало быть, мы сделали подарок Лоухи? Ибо можешь не сомневаться — то, что имеет эта девчонка, принадлежит Лоухи. И что за драгоценность ты получил взамен? Нет, избавь меня от скабрезных подробностей, я и сам могу догадаться.

Он снова рассмеялся — леденящим, коротким смехом. Альв с досады скрипнул зубами.

— Что ж, плата была достаточно высокой, не так ли? Но, по крайней мере, ты назначил свою цену. Если уж тебе придется иметь отношения с женщинами, то лучше научись сводить их к честной сделке. Не придавай им неподобающего значения и не позволяй отвлекать себя от более серьезных материй. — Он покачал головой. — Сама Лоухи, несомненно, поймет, что это за безделушка, и не станет носить ее. Но кто знает, если девушка сумеет сохранить браслет у себя… для нас было бы полезно иметь влияние на того, кто так близок к секретам Лоухи. Кто знает?.. — Он прищелкнул пальцами. — А теперь пора спать. Завтра ты начнешь работать над вторым изделием — и это будет деталь доспеха. Ты сделаешь мне шлем из тонкой кольчуги и наделишь его свойствами сокрытия, изменения, способностью двигаться незаметно и утонченно. Пусть все это сегодня приснится тебе!

Но Альву не приснилось ничего. Он не мог спать. Его голова горела на жесткой подушке, в сознании мелькали странные, искаженные образы прошедшего дня. В одно мгновение в его душе закипал гнев на мастера-кузнеца — как тот мог подумать, что он лапал Кару, будто простую служанку! — а в следующее он еще больше негодовал на себя за то, что не сделал этого. Ведь он хотел этого, не так ли? Так что же сейчас терзало его сердце тупой, ноющей болью? Возможно, ей бы понравились заигрывания и она бы уступила после показного сопротивления. Чем он одарил ее — и за что? За тень поцелуя? За цену этого браслета он мог бы властвовать над телом знатной леди, вроде Лоухи, или над сотней уличных девок.

Альв повернулся на другой бок и застонал. Если он может так думать, то, значит, мастер-кузнец не ошибся и точно угадал его намерения. Да, именно так он бы и поступил, должен был поступить… если бы это была любая другая девушка, а не Кара. Но тогда почему ее образ по-прежнему мучает его тело и лишает сна?

В конце концов он встал с постели, подошел к окну и широко распахнул рамы. Свежий, холодный ночной воздух ворвался внутрь, опалив легкие. Он пил этот воздух огромными глотками, глядя на сияние Великого Льда и думая о том, как хорошо было бы оказаться там, в холодном и стерильном мире, свободном от всех телесных потребностей. Альв гнал от себя желание, но не мог избавиться от него. И тут он услышал приглушенный хлопок входной двери и скрип сапог по инею на каменных плитах. Изумившись, он посмотрел вниз и увидел, как мастер-кузнец пересекает двор и направляется к главным воротам. Была уже поздняя ночь, и все давно спали. Кроме него…

Альв прикусил губу. Может быть, кузнец передумал и теперь собирается догнать Кару и Лоухи, чтобы вернуть браслет? Разумеется, нет, но…

В душу Альва вселился бес сумасбродства. Он уже рискнул, и это сошло ему с рук. Он поспешно оделся, сунул ноги в сапоги, подхватил плащ и тихо спустился по изношенным каменным ступеням. Секунду-другую он помедлил у теплого очага в гостиной, а затем осторожно отодвинул засов входной двери.

Лязганье задвижки и скрип стальных петель звучали оглушительно в ночной тишине, но ничто не пошевелилось в ответ. Въездные ворота были крепко заперты, однако Альв перенял умение разбираться в замках у их создателя; к тому же ворота запирались изнутри, а не снаружи. Он выскользнул в ночь и увидел длинную цепочку следов в глубоком снегу. После короткого раздумья он двинулся вперед, тщательно наступая на предыдущие отпечатки, чтобы не оставлять второго следа. У каждого подъема или бугра он низко пригибался и высматривал дорогу. Это сослужило ему добрую службу: иначе он мог бы не услышать голоса, доносившиеся из оврага внизу. Альв подкрался ближе, заглянул через край… и замер.

Мастер-кузнец был там, но не один. Перед ним на снегу собрался полукруг теней, бесформенных существ. Однако они обладали голосами — низкими, хриплыми и гортанными. Самый высокий из них был примерно на голову ниже кузнеца, и тот величаво возвышался над бормочущей группкой. Голоса неожиданно взвыли, словно от ярости, но мастер-кузнец резким, командным тоном произнес несколько слов, и они тут же смолкли. Затем он повернулся, словно собираясь уйти.

Альв быстро отдернул голову. Если мастер-кузнец направляется к дому, он должен поспеть туда первым. Повернувшись, он во всю прыть припустился к воротам и вздохнул с облегчением лишь после того, как тяжелые створки закрылись за его спиной. Теперь у него появился еще один повод для размышлений. Кем были эти сумрачные существа? Были ли они живыми, реальными, или жуткими снежными духами? Они не были похожи ни на одно племя, о котором он слышал до сих пор, и Альв поражался смелости мастера-кузнеца, говорившего с ними подобным тоном.

Прокравшись в гостиную, он снова остановился у потухшего очага, воображая себя могучим магом-кузнецом, чьи изделия могут вызывать темных духов ночи для исполнения желаний и прихотей хозяина. Так ли несбыточна эта надежда? Вскоре он станет поденщиком, а потом, возможно, и мастером. Тогда ему не придется лежать без сна по ночам — во всяком случае, в одиночестве. Альв желал любую девушку, но превыше всего он желал Кару. Ее он должен найти во что бы то ни стало. Чтобы завоевать ее сердце, ему не понадобится прибегать к темному волшебству.

Альв вздохнул, повернулся и с грохотом опрокинул стул. Он замер, ожидая услышать стук распахивающихся дверей и тревожные возгласы. Броситься вверх по лестнице или сделать вид, будто он вышел облегчиться? В любом случае это будет выглядеть подозрительно. Мастер-кузнец узнает о его выходке, и что тогда? Ему не хотелось даже думать об этом.

Но никто не кричал, не распахивал двери, и тишина вдруг показалась Альву зловещей. Неужели все остальные тоже куда-то исчезли? Он заглянул на кухню. Тонкое похрапывание Эрнана доносилось из маленькой комнатки позади. Альв прошел в кладовку и услышал громкий храп Рока. Юноша даже скрипел зубами во сне. Альв прикоснулся к его плечу, а когда тот не отреагировал, потряс и, наконец, ущипнул его. Рок захрапел еще громче, однако не проснулся. Осмелев, Альв проделал такой же опыт с Эрнаном, который даже не пошевелился. Затем, опасаясь возвращения мастера-кузнеца, он на цыпочках поднялся по лестнице и прошел мимо своей комнаты в спальню Ингара. Там горел свет, но когда он постучался, ему никто не ответил. Открыв дверь, он обнаружил поденщика лежащим в постели, с раскрытой книгой на лице. Рядом горела лампа; фитиль сильно чадил, и стекло изнутри закоптилось. Сон явно застиг Ингара врасплох, и он даже не успел отложить книгу. Альв задул лампу, тихонько вышел и забрался в свою постель. Он весь дрожал от пережитого потрясения. На домашних было наложено заклятие крепкого сна, и он догадывался, с какой целью: чтобы скрывать ночные отлучки мастера-кузнеца. Возможно, мастер проделывал это довольно часто и Альв тоже попадал под действие чар или же просто спал, но сегодня возбуждение и беспокойство помешали ему заснуть. А может быть, в нем скрыта некая сила, способная противостоять наваждению мастера-кузнеца? Тогда он действительно прирожденный волшебник. В надежде на это, а также в образах чувственных восторгов, он обрел успокоение и наконец заснул. Но последним видением в его меркнущем сознании было лицо Кары, когда она впервые взглянула на него.