Принцесса маори

— Господа, к столу! — позвала Ева и окинула взглядом изысканный ужин.

Даниэль действительно позаботился обо всем. Кроме мяса, ему удалось еще прихватить овощи и сладкий картофель.

Ужин доставил истинное наслаждение. Вино оказалось превосходным. Таким вкусным, что Ева удивлялась, почему отец Адриана забросил виноградник. В этом напитке было больше кислинки, чем в тех винах, которые Ева пробовала в Пфальце, но девушка сразу распознала тонкий привкус тропических фруктов, что, несомненно, ей очень понравилось. Такой же вкус был у вина, которое Люси прихватила с собой на пикник на Блафф-Хилл.

Ева закрыла глаза. Ей показалось, что она распробовала в вине нотки крыжовника.

— Великолепное вино. Почему вы отказались от виноградника? — спросила она и тут же в испуге подняла взгляд. — Простите меня за мое любопытство. Наше вино в Пфальце тоже было очень приятным на вкус, но по разным причинам дела шли все хуже и хуже…

— Почему? Я тоже постоянно спрашивал себя об этом, когда был моложе. Почему на виноградниках у нас работает все меньше и меньше людей, почему отец становится все печальнее и меланхоличнее, а потом и сам начал пить? На него навалилось все сразу: брак моих родителей оказался неудачным, у матери, наверное, всегда был любовник, наш врач… Каждый в Нейпире знал об этом, но открыто никто не говорил. Сплетничали за спиной, втихомолку. Это всегда оскорбительно для пострадавшей стороны.

— Да, могу подтвердить. Похождения отца в конце концов разбили сердце моей матери, — заметил Даниэль.

— К тому же приняли более строгие законы. Наша счастливая звезда начала неумолимо заходить после того, как монашеская миссия перестала покровительствовать винограднику. Маристы решили сами производить белое вино, и по закону моя семья лишилась права продавать продукцию.

— Ты сожалеешь об этом, да? — продолжала допытываться Ева.

— Конечно, самым ужасным мне кажется не то, что отец обанкротился, а то, что, когда он боролся за существование, моя мать даже не старалась скрыть своих отношений с доктором Томасом. Конечно, отец и сам отчасти был виноват в этом, потому что в конце лишь пьянствовал, но если бы она поддержала его и сохранила семью… Но она все время таскалась с доктором. Я больше не мог этого выносить и переехал к бабушке. Я бы и Беренику с собой охотно взял, но та категорически отказалась жить под одной крышей с Люси.

— Знаете, что меня удивляет? — Ева смотрела то на Адриана, то на Даниэля. — Вы так хорошо понимаете друг друга. Ты ведь сын любовницы его отца, а ты сын любовника его матери…

— Нас определенно роднят не только любовные похождения наших родителей. Мы братья по несчастью. К тому же мы просто дружим, у нас общие интересы. Даниэль — пример для подражания, — ответил Адриан с долей серьезности и шутки.

— Конечно, нас связывает не любовь наших родителей, — настойчиво заверил Даниэль. — Мы были очень близки, еще будучи учениками младших классов, когда вместе ездили на экскурсию в Веллингтон. Единственным, кто ходил со мной по всем домам, был именно маленький Адриан. Тогда мы даже не представляли, что между нашими родителями что-то есть. Он мне сразу понравился, потому что уже тогда был умнее многих. Но мы еще детьми знали, что когда-нибудь будем строить дома. Такое объединяет!

— Да, после того как я закончу учебу, мы станем командой архитекторов, о которой еще заговорят во всей Новой Зеландии! Тогда мой названый братец бросит батрачить в Веллингтоне, отложит чужой чертежный карандаш и возникнет фирма «Томас и Кларк». — У Адриана от волнения даже щеки порозовели.

Ева вдруг отчетливо осознала, как сильно завидует обоим молодым людям в этот момент.

— Я бы тоже охотно так поступила! Работать архитектором и возводить восхитительные здания, а еще лучше — обставлять их. Поэтому я хочу уехать в Америку! Там есть здания до самого неба. Там есть люди, которые могут позволить себе нанять человека, который бы сделал для них набросок интерьера и подобрал красивые вещи для комнат. К тому же говорят, что в Америке даже посудомойщик может стать миллионером. При этом меня совершенно не интересуют деньги. Я хотела бы жить и видеть, как воплощается в жизнь то, что я нарисовала на бумаге. Вы не поверите, но я проектировала в мечтах дворцы, дома… Однако больше всего мне нравится заниматься внутренней отделкой. Когда я была маленькой, я построила для кукол комнату и каждый раз по-новому ее обставляла. Дядя одной моей подруги работал в Мосбахе, на известковых выработках, и постоянно снабжал меня гипсом…

Ева так увлеклась рассказом, что только сейчас заметила, как восхищенно смотрят на нее оба гостя. Девушка запнулась, но Адриан попросил продолжить.

— Я никогда не забуду, как однажды вместе с отцом побывала в Штутгарте. У него там жили клиенты, и это оказалась самая длинная поездка, в которую я когда-либо до того отправлялась. Я улизнула, чтобы взглянуть на поселок Вайсенхоф, возведенный под руководством Миса ван дер Роэ[5], о котором я так много читала. Это была выставка образцовых квартир. Уже во время экскурсии я вытащила блокнот для рисования и пыталась делать наброски интерьера. Незадолго до этого я в Майнце купила книгу с эскизами мебели от Вальтера Гропиуса[6]. И я быстро применила весь материал, изготовив буквально все — от кровати и письменного стола до лампы и дверной ручки.

— И где эта книга? — взволнованно перебил ее Даниэль.

— Отец отобрал ее у меня. Он обещал снова ее купить, когда матери станет лучше. Он сделал это со слезами на глазах, но все же был прав… Она отвлекала меня от повседневных обязанностей. Я начала этим заниматься, когда мать была еще здорова, но потом она просто изо дня в день отрешенно сидела на стуле, и мне пришлось взяться за домашние дела, вести хозяйство… — Ева не заметила, как во время рассказа у нее из глаз покатились слезы. И обнаружила это только тогда, когда перед носом оказалось два носовых платка…

— Я… Я сама не знаю, что со мной происходит. Почему я вам все это рассказываю? Кроме того, я достаточно умна, чтобы понять: это всего лишь мечты. На какие деньги я буду учиться архитектуре? И даже если я выучусь, вы ведь не возьмете меня, — добавила она быстро.

— Если у нас будет фирма, мы сможем принять тебя на работу. Мы будем работать над фасадами и статикой, а ты займешься интерьером зданий, — сказал Даниэль, делая широкий жест.

— До этого еще слишком далеко. У нее талант. Нельзя его тратить попусту, — вмешался Адриан.

Ева удивилась. Хотя Адриан был моложе, он тем не менее казался намного серьезнее Даниэля.

— Ты потом получила книгу обратно? — допытывался Даниэль.

Ева понурилась.

— Да, — пробормотала она и сказала самой себе: «Только бы снова не заплакать». Она с горечью думала о том, что от книги осталось немного. Отец хранил ее в винном погребе, поэтому выглядела она соответственно. Книга находилась во влажном помещении, и спустя некоторое время в ней можно было разобрать лишь фрагменты. И все-таки Ева взяла ее с собой, но она никогда ее никому не покажет.

— И где же она сейчас? — не отставал Даниэль.

— Это обязательно знать? — сдавленным голосом произнесла Ева. — Я не хочу об этом говорить.

— Нет, нет, если тебе тяжело, тогда давай не будем об этом, — быстро добавил Адриан. — Как ты считаешь, Ева, не прокатиться ли тебе с нами завтра в винодельческое хозяйство? Даниэль помогает мне приводить в порядок дом, чтобы его мог купить хоть какой-нибудь фермер, если виноградники совсем уж придут в упадок. Мы немного заполируем старый фасад, но блеск нужно будет навести и внутри.

— Я охотно поеду с вами. — Ева обрадовалась, что Даниэль наконец-то перестал расспрашивать ее о злополучной книге.

— Мы очень рады! — хором сообщили молодые люди.

Ева сначала улыбнулась одному, потом другому и поочередно пожала руку Адриану и Даниэлю. Девушка тут же почувствовала, как от прикосновения Адриана словно ток прошел по телу. Она резко отдернула руку, как будто обожглась. Неужели она зашла слишком далеко? Неужели она породила в нем напрасные надежды? Может, это игры с огнем?

5

Людвиг Мис ван дер Роэ — немецкий архитектор-модернист, ведущий представитель «интернационального стиля», один из художников, определивших облик городской архитектуры в XX веке. (Прим. ред.)

6

Вальтер Адольф Георг Гропиус — немецкий архитектор, учредитель Баухауса. Творческое кредо: «Каждый предмет должен до конца отвечать своей цели, то есть выполнять свои практические функции, быть удобным, дешевым и красивым». (Прим. ред.)