Страница 36 из 125
— Что такое «Фтористат»? — спросил Фуад Нассиф.
— Хороший вопрос. «Фтористат» — это зарегистрированная торговая марка «Креста», смесь фторида, абразива мягкого действия и дополнительных ингредиентов, обеспечивающих консистенцию, текстуру и вкус. И наконец, просто паста некой марки, которая содержит фторид, абразив мягкого действия, дополнительные ингредиенты, обеспечивающие консистенцию, текстуру и вкус.
— И вы хотите узнать, какая из них — лучшая?
— Именно.
Мальчишкой Фуад Нассиф жил в Дамаске, и однажды во время Войны за сдерживание Сирии на его квартал обрушился огонь противника. Когда бомбежка закончилась и войска союзников заняли страну, Фуад на ломаном английском спросил у одного солдата-захватчика, зачем было взрывать его квартиру ракетой с лазерным наведением. Ему объяснили, что управлявшие его страной люди не внимали доводам здравого смысла, из-за чего, к сожалению, с ними невозможно было общаться более цивилизованно. Фуад принял этот ответ близко к сердцу и, когда через некоторое время эмигрировал в США, занялся изучением формальной логики как противоядия от своих ночных кошмаров, в которых взрывались лифты и толстые стены рвались, словно бумага. Стремясь защитить свою личность и рассудок от будущих войн, он освоил искусство разумных бесед, но, услышав речи нового босса, Фуад догадался, что очевидный ответ на этот вопрос Сиваша не устроит. Поэтому Фуад сделал то, что приучил себя не делать никогда: солгал.
— «Гантпаста», — сказал он. — «Гантпаста» лучшая, потому что она наша.
— О нет, нет, нет… трогательная преданность, Фуад, но мне нужен правильный ответ.
— Точно?
— Да.
— Ну ладно. — Фуад глубоко вдохнул. — Лучшей нет. Они все одинаковые.
Сиваш покачал головой.
— Неправильно, — сказал он. — Точнее, наполовину правильно.
— Так они не одинаковые?
— Нет, этот момент верный.
— Так они все одинаковые?
— Правильно.
— Тогда ни одна из них не может быть лучшей…
— Неправильно.
В ушах Фуада засвистели боеприпасы класса «воздух-земля». Он сжал кулаки под столом и сосредоточился.
— Паст шесть, все они одинаковы. Как одна может быть лучше других?..
— Ни одна из них не лучше, — сказал ему Сиваш. — Они идентичны. Но какая лучшая?.. Ну давайте, давайте. — Сиваш заметил, что Фуада бросило в дрожь, и протянул руку, чтобы успокоить его. Хоть он и был рекламщиком, но мог посочувствовать — к тому же ему уже доводилось обучать арабов. — Все нормально. Видишь ли, в нашем деле никогда не надо бояться сказать что-то не так, сморозить глупость… Ты меня бы послушал на заседаниях совета директоров.
— Но Аристотель писал…
— Забудь про Аристотеля, — произнес Сиваш как можно мягче. — Его философия применима только к исследованиям и разработкам. А мы сейчас обсуждаем потребительский маркетинг.
— Кого из философов следовало изучить, чтобы разобраться в потребительском маркетинге?
— Мюнхаузена.
— Мюн-хаос-ина?
— Мюнхаузена. Барона фон Мюнхаузена.
— Мистер Каспийски, — сказал Фуад. — Я должен спросить…
— Да?
— Этот барон Мюнхаузен был солдатом?
— Да. Самым лучшим из живших.
— Он летал на бомбардировщике?
— Он летал на пушечном ядре, — ответил Сиваш. Снова по-дружески похлопав Фуада по плечу, он повернулся к Бартоломею Фруму. — Ну а по-твоему, Барт? Как ты думаешь, какая паста лучшая?
— Всё просто, — сказал Бартоломей. — Все они лучшие.
Сиваш поощрительно кивнул:
— Поподробнее.
— Они все одинаковые, — сказал юноша, — поэтому «Крест» — лучшая, «Глим» — непревзойденная, «Гантпаста» — номер один, исследования подтверждают, что ни одна паста не защищает от кариеса лучше, чем «Колгейт», ни одна не отбеливает зубы и не освежает дыхание лучше, чем «Клоуз-Ап», а паста без марки так же хороша, как и товар любого крупного брэнда.
Сиваш был сражен:
— А ты как следует выполнил домашнее задание.
— Я ничего не понимаю, — заявил Фуад.
— Поймешь, — пообещал Сиваш. — Для того и предназначено обучение. Я отвечу на все вопросы.
— Мистер Каспийски, у меня есть вопрос, — сказал Бартоломей.
— Давай, спрашивай.
— Разумеется, я уважаю иудейско-христианскую трудовую этику, и я искренне намерен приложить все силы и добиться успеха у вас в «Промышленных Предприятиях Ганта»…
— Отрадно слышать.
— Да, сэр, но вот что мне интересно… каковы возможности досрочного повышения человека, который сообщит, где швартуется подлодка Фило Дюфрена?
Джоан со Змеем поднялись рано утром и направились для начала в Департамент канализации на Одиннадцатой авеню, где Джоан подписала какие-то бумаги Фатиме Сигорски и забрала вещи из шкафчика. Пустой правый рукав Змея привлекал внимание молодых жокеев канализации, которые, естественно, тут же приняли ее за ветерана миазмов, а она и не стала опровергать эту ошибку. Вспомнив, что ей рассказывала Джоан, Змей поведала доверчивым ребятам на барже, что «работала рука об руку с самим Тэдди Мэем, давным-давно, когда была еще малолеткой, а он — уже стариком, но отказывался выходить на пенсию». Услышав это, все кинулись просить у нее автограф; она брала по три доллара за росчерк, и к тому времени, как Джоан закончила свои дела, Змей собрала сорок два бакса.
Они двинулись по 34-й и свернули на восток. Часть своего заработка Змей истратила, купив на завтрак фалафель и кофе с тележки с горячим фаст-фудом, а пока она расплачивалась, Джоан выгнула шею и уставилась на «Феникс»: этим утром его гнездо было плохо видно из-за смога и низких облаков. На западной стороне здания была та самая Электроафиша, что озадачила вчера Эдди Уайлдера, — громадный календарный листок с загадочным числом: 997.
— Ты представляешь, что бы это могло значить? — спросила Джоан, когда Змей откусила от фалафеля.
— Какой-то номер, нет? — ответила Змей с набитым ртом. — Число постоянно увеличивается.
— Но ты знаешь, что подсчитывается или кто считает? Я помню, когда «Феникс» только открылся и число было чуть больше 800, какой-то колумнист писал об этом в «Таймс», но ничего не объяснил.
— Джоан, а ты сама не знаешь? Ты же была главной в рекламе в «Промышленных Предприятиях»… или ты ушла раньше, чем достроили «Феникс»?
— Нет, через пару лет после. Но, веришь ли, биллборды на самом деле «Промышленным Предприятиям Ганта» не принадлежат. Разумеется, изначально планировалось, что их будут сдавать в аренду и они будут приносить постоянный доход, но Гарри срочно понадобились наличные, чтобы закончить «Феникс» и заложить фундамент «Вавилона», так что он сразу же продал их какой-то китайской рекламной фирме. Большая краткосрочная выручка, но в конечном итоге он пожертвовал миллиардами.
— И никто его не остановил?
— Кто-то с ним спорил, но последнее слово было за Гарри. Как обычно: это частная корпорация, его собственность, перед акционерами отвечать не надо. Бывший партнер Гарри Кристиан Гомес все предлагал превратить компанию в открытое акционерное общество, чтобы ввести хоть какую-то систему сдержек и противовесов, но Гарри нужны лишь советники, а не партнеры с правом голоса.
— Но кредиторы…
Джоан покачала головой:
— Банки Гарри обожают. Безоговорочно. Как я говорила тебе вчера, с его оптимизмом, достижениями, Слугами, «транзитными молниями», прочими успехами и бухгалтерским мастерством Клэйтона Брайса в глазах финансистов Гарри непогрешим. Формально аудита у него не было уже пятнадцать лет; ему дают кредиты, поскольку все знают, что вкладывать в «Промышленные Предприятия Ганта» безопасно. Кроме Янтарсона Чайнега, разумеется.
— Хм-м… а что стало с Кристианом Гомесом?
— Он умер в 2008-м. Дурацкая автокатастрофа. Так я и начала работать ревизором — я разве не рассказывала эту историю?
В фойе «Феникса» Джоан наклонилась к окошку Службы безопасности и представилась; им со Змеем дали пропуска для посетителей. Подъем в Департамент общественного мнения длился несколько минут. Из-за разницы в атмосферном давлении на разной высоте отдельные лифтовые шахты практически ограничивались: чем выше они были, тем более мощная тяга в них возникала, и шахты стонали, как органные трубы. В больших небоскребах примерно каждые шестьдесят этажей устраивали вестибюли (которые, помимо этого, могли помешать распространению огня). Пассажирам лифтов дальнего следования приходилось выйти, миновать несколько вращающихся дверей, играющих роль воздушного шлюза, и сесть на следующий лифт, который провезет их еще шестьдесят этажей. Это утомительно, но лучше, чем вой ураганов в трубе длиной две тысячи футов.