Страшный вирус

СТРАШНЫЙ ВИРУС

- …И поэтому, уважаемый Петр Семенович, мы вынуждены в вашей просьбе отказать и оставить в силе предыдущее распоряжение о передаче здания вашего НИИ в распоряжение ООО «Рогофф энд Копытинг Холдингс».

- Но это… это НАШЕ здание!.. У нас есть все документы, подтверждающие… разрешающие… одобряющие… Вот, в этой папке… - старик принялся развязывать картонную папку с белыми веревочными тесемками, распухшую от бумаг всех мастей и размеров, но чиновник лишь снисходительно поморщился:

- Я это уже видел, можете их выбросить.

- Но это несправедливо! Мы будем жаловаться! Мы поставим вас на место! Вы ответите за ваш произвол!.. – на ученого жалко было смотреть, потому что и невооруженным взглядом было видно, что из всего сказанного он верил только в первое предложение. Жалуйся – не жалуйся, всё решено, взвешено и поделено. И тем, у кого нужной суммы не нашлось, придется изучать свои бациллы, или чего они там рассматривают в микроскопы, в старом здании детсада, построенного к десятилетию освобождения Полтавы от шведского ига и недавно очень кстати покинутого узбекскими гастарбайтерами за неприспособленностью к проживанию. Ну, так людям в белых халатах там ведь не жить! А бациллам, тем более, какая разница, в центре города их изучают, или за сотым километром? И пусть говорят спасибо ученые люди, могли бы вообще на улицу выкинуть.

- До свидания, до свидания, у меня еще много дел на сегодня, люди в коридоре ждут приема, не задерживайте их, - сладко улыбаясь, как человек, только что без особого труда заработавший несколько сотен тысяч нерусских рублей, Андрей Николаевич несколько раз махнул рукой, словно отгонял привязчивую муху. – Ступайте, мил человек.

- Ах, так?!.. Ступай, убогий, Бог подаст?! – очи ученого загорелись неземным огнем.

Он вскочил со стула, опрокинув его и даже не заметив, и рывком выхватил из внутреннего кармана пиджака заткнутую резиновой пробкой крошечную пробирку.

- Я уйду, но вы еще не раз меня вспомните! Прощайте!..

И он рванул зубами пробку, словно чеку гранаты и швырнул пробирку на стол. Она упала прямо перед белым подушкообразным животом, рассеченным надвое синим шелковым галстуком, и из нее выплеснулось миниатюрное озерцо бесцветной жидкости, мгновенно обратившейся в пар.

Андрей Николаевич звучно втянул ртом воздух, словно задыхающийся астматик, зажмурился, закашлялся, чихнул, подняв снегопад из бумажек, бумажечек и бумажищ, ровным аккуратным ковром покрывавших его стол и истерично взвизгнул «Охрана!..»

Но, когда открыл глаза, никакой охраны, равно как и террориста-ученого, в кабинете не обнаружилось.

На столе, на проекте приказа, нисколько не поврежденном загадочной жидкостью, лежала прозрачная сухая пробирка. Красноватая резиновая пробка валялась в углу у горшка с дифенбахией. Больше никаких следов пребывания неуравновешенного вирусолога или генетика, или кто он там, не было.

Андрей Николаевич осторожно потянул носом воздух: ничем не пахло. Потер пальцем приказ под пробиркой: ровная сухая поверхность, словно ни капля жидкости на нее не падала отродясь.

Странно.

Чиновник пожал плечами, бросил пробирку в мусорную корзину, пикнул пультом, включая кондиционер, и ткнул в кнопку интеркома:

- Люся, старик ушел?

- Ушел, Андрей Николаевич.

- Что-нибудь говорил?

- Нет.

- Ну, на нет и суда нет, - пожал пухлыми плечами он и, нахмурившись сам не зная чему, откашлялся и скомандовал в аппарат:

- Приглашай следующего.

Следующим был энергичный предприниматель в возрасте великих свершений и открытий, о чем он немедленно и сообщил уважаемому Андрею Николаевичу. Он намеревался открыть цех по производству молокопродуктов в подвале городской инфекционной больницы и, естественно, понимал трудности оформления таким занятым человеком, как наш чиновник какой-то незначительной бумаженции и собирался по мере сил компенсировать ему затраты времени и энергии.

Андрей Николаевич понимающе улыбнулся, вздохнул, в который раз, уже автоматически придя к выводу, что малому предпринимательству надо помогать в соответствии с последними директивами партии и правительства, и даже открыл рот, чтобы сообщить дату готовности документов, но вместо этого, к своему крайнему изумлению, строго проговорил:

- А вот этого я вам делать не позволю. Помещение не приспособлено, не сертифицировано…

Предприниматель, нахмурившись при первых словах, оживился, умильно поглядел чиновнику в глаза и нежно прошептал:

- Сколько сверху?

«Сто», - хотел выпалить Андрей Николаевич, но у него получилось:

- А о предложении взятки должностному лицу я сообщу в прокуратуру. Как вы, говорите, ваша фамилия?..

Проситель испарился скорее, чем загадочная жидкость из профессорской пробирки.

Андрей Николаевич остался в звенящем телефонами одиночестве, зажав обеими ладошками, похожими на ладушки, надрывающийся от сухого кашля рот и выпучив в безмолвном ужасе глаза.

Что с ним происходит?

Грипп?

Переутомление?

Недосып?

Гипноз?

А, может, он сошел с ума?..

Чиновник провел быструю проверку кластеров: число – двадцать седьмое, год – две десятый, месяц – август, жену зовут Скипидарья Петровна, двое детей – сын-оболтус Шурик и дочерь Анастасия. Пес шарпей Шарик. Или Шурик?.. А сын тогда… Нет, все правильно. Сын – Шурик, пес – Шарик. Дальше… Не имел. Не был. Не привлекался. Не состоял. Но хотелось бы.

Хм… Вроде, все в порядке.

Наверное, задумался не о том, отвлекся...

Надо попробовать еще раз.

Но со следующей просительницей вышло еще хуже: он вернул ей ранее взятые деньги, разорвал готовые документы и сурово посоветовал заняться чем-нибудь общественно полезным вместо того, чтобы дурить народ.

ОЙ.

Проводив наполненным страданием взором гневно хлопнувшую дверью бизнесвуман, Андрей Петрович связался с секретаршей и, натужно прокашлявшись, сиплым, дрожащим голосом прокаркал в микрофон:

- Люся, гони всех, я ухожу на больничный…

Что было потом, Андрей Николаевич помнил плохо.

По дороге в подземный гараж, где терпеливо дожидался его невозмутимый «бентли» во главе с не менее невозмутимым шофером он встречался с сослуживцами, приятелями, просто знакомыми. Чиновник жал всем неуверенно руки, дрожащей дланью хлопал по плечам, сбивчиво, срываясь на кашель, что-то говорил, нечто несвязное, непостижимое, такое, что и они всем скопом уверовали в необходимость срочной госпитализации впавшего то ли в белую горячку, то ли в бред неизвестной этиологии Николаича…

По дороге он немножко проветрился в живительных струях кондиционера, пришел в себя и надумал заехать сначала в аптеку – взять какого-нибудь сиропчика от проклятого кашля, а потом в супермаркет, прикупить чего-нибудь к чаю, раз уж собирался свалиться на голову ничего не подозревающей семье так неожиданно.

Набрав всякой всячины в неудобную красную корзину, он пристроился в хвост одной из очередей в кассу и сразу увидел, как в параллельной очереди тощий неопрятный юнец с лицом цвета оставленной надолго на солнце картошки неумело, но эффективно тащил двумя трясущимися пальцами из кармана стоящей впереди беспечной старушки кошелек.

«Шум поднять – так запомнит, подкараулит и зарежет еще на выходе, чего доброго, от их наркоманского брата всего можно ждать», - подумал Андрей Николаевич, сдавлено кашлянул, сделал шаг вперед… и схватил толстыми мягкими пальцами костлявую руку вора.

- А ну, верни на место! - грозно сдвинул он брови…

Пострадавшего в схватке с вооруженным кухонным ножом вором чиновника под взволнованные причитания старушки и в окружении восхищенной толпы вынесли на носилках два дюжих медбрата и бережно погрузили в карету «скорой помощи». Рядом бежал случившийся неподалеку репортер с оператором, отталкиваемый попеременно то моложавым следователем с блокнотом, то позабывшим про «бентли» и растерявшим невозмутимость шофером, которого преследовал гаишник с благой вестью о парковке в неположенном месте.