Страница 10 из 44
Любопытны в этом отношении данные астрономов. Они изучили спектры планет и установили обилие углеводородов на Юпитере, Сатурне и других больших планетах. Недавно на Луне было обнаружено свечение горных пород, возникающее под влиянием ультрафиолетового облучения. Такое свечение может возникнуть при наличии либо редких элементов, либо нефтяных битумов. Еще более интересные данные исследований метеоритов, в которых также оказалось много углеводородов. Один из русских ученых, В. Д. Соколов, в свое время говорил, что нефть — это порождение космоса. Последователь Соколова профессор Н. А. Кудрявцев на основе высказываний и взглядов Соколова предположил, что нефть рождается вблизи магматических очагов (вот она — нефть в вулканических извержениях!).
И невольно у меня возникла мысль: а может быть, Соколов или Кудрявцев были с нами на XVII Международном геологическом конгрессе и кто-то из них бросил Губкину реплику против его гипотезы?
Посмотрев список членов конгресса, я нашел пять Соколовых и одного Кудрявцева. Но потом меня постигло разочарование. Соколов высказывал свою гипотезу еще в 1892 году и вряд ли мог быть среди нас, молодых геологов, обсуждавших этот вопрос на конгрессе в 1937 году. А Кудрявцев, пожалуй, мог. А тот ли это Кудрявцев и был ли он с нами — мне не удалось выяснить.
Но как бы там ни было, гипотеза неорганического происхождения нефти открывает сейчас перед нами новые горизонты. Может быть, в недрах нашей планеты существуют какие-то резервуары, сообщенные своеобразными каналами с поверхностными зонами. Может быть, этими каналами — черными артериями глубин — и являются те разломы, которые располагаются в зоне Гондваны и во многих других пунктах нашей планеты? Ведь, оказывается, именно по линии разломов близ Красного моря, в районе Суэцкого канала, располагаются в ОАР месторождения Хургадо, Рас-Гариб, Белаим и другие. Можно упомянуть ряд месторождений нефти в пределах реки Рейн, а также в области разломов Байя в Южной Америке.
Выходит, если нефть — порождение глубин, то надо, значит, бурить как можно глубже. Может быть, на большой глубине мы встретимся с твердой нефтью, находящейся под сильным давлением? Может, на глубине мы встретим такие невероятные запасы и скопления нефти, которые нам и не снились. Действительно, надо пересмотреть гипотезу И. М. Губкина: все ли в ней правильно?
О разрушительной геологической работе морского прибоя сказано очень много. Привлекает эта тема и поэтов.
Вот как описывал Ф. И. Тютчев непрестанную работу моря:
Каждому понятно, что результатом такой работы будет разрушение берега. Гигантские морские волны сотрясают земной шар. Сила удара волн такова, что, когда в Бискайском заливе идет шторм, его отмечает сейсмическая станция в Москве. Даже рядовая волна высотой около шести метров, длиной 80–100 метров развивает удар в 250 лошадиных сил. Можно приводить много других примеров, но все они говорят о том, что действительно под воздействием волн рушатся крепчайшие горные породы; не выдерживая схватки с морем, они дробятся, превращаясь в песок, глину и ил. Песок, подхваченный уходящими волнами, уносится ими в глубь моря и там оседает на дно.
Но работа волн — не единственное средство образования морских осадков. Несколько лет назад географ академик И. П. Герасимов в своих путевых записках о поездке на один из конгрессов в Южную Америку писал о том, как он пролетал над Сахарой. Дальше, сообщал И. П. Герасимов, он должен был пересечь Атлантический океан и спокойно приземлиться в Буэнос-Айресе. Наверху, на высоте в девять тысяч метров от поверхности земли, сияло солнце. За бортом температура достигала минус 35 градусов, а внизу бушевал самум. Клубы пыли и песка, захваченные вихрем, поднимались до высоты в пять тысяч метров и неслись с гигантской, ураганной скоростью. Эти тучи песка и пыли были вынесены далеко за пределы Сахары, и было видно, как постепенно они оседали в Атлантическом океане.
Много ила и песка несут реки, тающие ледники, в особенности айсберги. Да, наконец, просто кристаллизация солей и их выпадение постоянно пополняют осадки на дне океана.
В XVIII–XIX столетиях еще мало знали об океанах, о том, что делается на их дне. Вполне естественно, что в те годы возникло своеобразное направление в геологии, получившее название нептунизма — в честь бога морей Нептуна. Один из крупнейших нептунистов XVIII столетия, немецкий ученый Готлиб Вернер, начал так называемую дискуссию о базальтах, которая с переменным успехом продолжалась много десятилетий.
Идея Готлиба Вернера была простой. Он не согласился с исследователями Ардуино и Доломье, которые утверждали, что базальты, или основные горные породы, — остывшая лава вулканов. В своих блестящих лекциях Вернер доказывал, что базальты ничего общего не имеют с вулканами, что они родились в результате кристаллизации осадков на дне моря.
То ли доводы Вернера тогда казались настолько убедительными, что он увлек за собой большинство ученых, то ли действительно человечество еще не обладало нужными знаниями по этому вопросу, но взгляды Вернера существовали 35 лет. Даже после того, как в науке окончательно утвердились идеи вулканистов, отдельные энтузиасты продолжали защищать гипотезу Вернера. Среди защитников был и такой, которому мог бы позавидовать любой геолог. Великий Иоганн Вольфганг Гёте до последних дней своей жизни защищал точку зрения нептунистов. В своих «Ксениях» в 1796 году Гёте писал: «Бедные скалы, бедные. Вам надо огню подчиняться, хотя никто не видел, как вас породил огонь». И не кто другой, а Гёте заявил: «Пусть знает потомство, что в нашем веке жил хоть один человек, который видел насквозь всю нелепость плутонистов».
Вероятно, нет надобности рассказывать историю борьбы нептунистов и плутонистов (вулканистов). После того как было доказано огненное происхождение основных пород — базальтов, казалось, что нептунисты действительно потерпели поражение. И действительно, в течение почти всего XIX века о них ничего не было слышно. Однако уже в конце прошлого столетия, а в особенности в нашем веке, идеи нептунистов вновь возродились, но уже на иной основе. К этому времени ученым стали известны законы накопления осадков на морском дне. Океанографические экспедиции выяснили, какой тип осадков накапливается в различных участках океанического дна. Оказалось, что на большой глубине откладываются очень тонкие илы, в прибрежных зонах или вблизи береговой линии идет процесс накопления грубообломочного или обломочного материала. В зонах, близких к экватору, и вообще в теплых морях на глубине накапливается карбонатный ил, содержащий значительное количество извести. В заливах и лагунах концентрируются соли.
Не случайно поэтому в одном из научных американских журналов однажды появилась сатирическая картинка. На ней был нарисован академик, окончательно запутавшийся между Нептуном, Вулканом и Плутоном. Не зная, какому богу поклоняться, он «без руля и без ветрил» плывет в океане магмы.
Идеи нептунистов возродились после того, как геологи стали изучать процессы изменения горных пород, происшедшие уже после их образования. На самом деле, что делается с породой, если она прогревается до очень высоких температур? Что происходит, если она подвергается давлению, если ее пронизывают водяные пары, несущие с собой какие-либо соединения, какие-либо соли?
На всех большое впечатление производят образцы, которые демонстрируются в геологическом музее Свердловского горного института. Вот некоторые из них. При отпалке породы на Высокогорском железном руднике около Нижнего Тагила отлетел кусок магнетитовой железной руды. Когда стали его рассматривать, то увидели в нем отпечатки морского моллюска, так называемой гастроподы — улитки. До этой находки считали, что железные руды Высокой порождены магматическими процессами. Но как в магме мог существовать моллюск? Значит, тут что-то не так.