Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 31

И только в дни занятий с мисс Бличем в Глории снова просыпалась личность — живая и интересующаяся всем на свете. Чтобы их не подслушали ни Кристофер, ни мисс Бастер, после уроков французского они устраивали долгие прогулки. Однажды Глория выловила из лужи лягушачью икру, а Сара нашла укромное местечко в саду миссис Бастер, чтобы дать ей вызреть в траве. Глория с восхищением наблюдала за развитием головастиков, и миссис Бастер до смерти испугалась, когда наконец по ее цветочным грядкам запрыгали двадцать веселых лягушат. Саре потребовался не один час, чтобы собрать их и вернуть в ту самую лужу, после чего снова довелось столкнуться с мягким упреком со стороны преподобного.

— Это было не очень женственно, милая моя! Тебе следует больше думать о том, как стать примером для подражания всей общины.

— Вы скоро выйдете замуж за преподобного? — однажды летом спросила Глория.

В школе наступили каникулы, но, конечно же, она не могла вернуться в Новую Зеландию, да и ее родители снова путешествовали по всему миру и, похоже, не стремились повидаться с дочерью. На этот раз они объезжали Норвегию, Швецию и Финляндию. За оставшимися в школе девочками следили не очень строго, поэтому Глория почти каждый день убегала в деревню, чтобы навестить мисс Бличем. Она помогала с подготовкой к общинному базару и летнему празднику, облегчая тем самым Саре выполнять некоторые обязанности, которые та не любила.

К удивлению Сары, Глория отлично поладила с женщинами из общины. Жители деревни были людьми простыми, вели почти такой же образ жизни, как и жители Холдона или семьи погонщиков скота, с которыми девочка общалась прежде. О Куре-маро-тини и ее сенсационном голосе здесь никто никогда не слышал. Глория была всего лишь девочкой из интерната, как и все остальные. Когда люди увидели, что она не такая высокомерная и заносчивая, как многие другие воспитанницы из «Оукс Гарден», они стали обращаться с Глорией как с деревенскими детьми. К тому же оказалось, что Глория гораздо больше любит плести гирлянды, развешивать лампионы и накрывать столы, чем играть на фортепьяно или читать наизусть стихотворения. Она старалась помогать, ее хвалили, и девочка наконец-то вновь почувствовала себя в своей тарелке. В принципе, в общине ей было легче, чем Саре, которая по-прежнему ощущала дискомфорт в окружении деревенских жителей. И вот теперь она растерялась, не зная, как ответить на вопрос Глории.

— Не могу сказать… — после довольно продолжительной паузы произнесла она. — Все полагают, что так и будет, но…

— Вы же любите его, мисс Бличем?

Этот нескромный вопрос задала, конечно же, Лилиан. Она тоже проводила часть каникул в интернате и смертельно скучала. Впрочем, на следующей неделе она собиралась поехать в Сомерсет. Подруга пригласила ее в поместье своих родителей, и Лилиан уже предвкушала катание на пони и праздники в саду.

Сара снова покраснела, впрочем, не так сильно, как несколько месяцев назад. Она уже привыкла к тому, что с ней постоянно заговаривают о предстоящей свадьбе.





— Думаю, да… — прошептала она. И тут же снова почувствовала неуверенность.

Честно было бы ответить, что Сара не знает, что ей делать, поскольку она по-прежнему не могла дать точное определение понятию «любовь». Раньше она считала, что у них с Кристофером родство душ, но с тех пор как она приехала в Англию, у нее возникало все больше и больше сомнений. В принципе, молодая учительница понимала, что у них с Кристофером мало общего. Сара стремилась к истине и точным выводам. Давая уроки, она старалась объяснять своим ученикам, как устроен мир. В религиозной области это соответствовало бы миссионерскому рвению, но ничего подобного учительница не ощущала. К собственному стыду, она постепенно пришла к выводу, что ей совершенно все равно, во что верят люди. Возможно, именно поэтому у нее никогда не было проблем с учениками-маори. Ладно, она читала с ними Библию, но не загоралась праведным гневом, когда дети сопоставляли ее со сказаниями маори. При этом она просто исправляла грамматические ошибки в английском языке, если такие попадались.

Сару гораздо больше злило невежество — а в Состоне ей слишком часто приходилось с ним сталкиваться. Даже Кристофер поначалу казался ей в этом отношении весьма склонным к тому, чтобы отстаивать косные взгляды, однако затем она обнаружила, что ее кузен не всегда разделяет идеи, которые громогласно провозглашает. Преподобный отец был умен и образован, но истина была для него не настолько важна, как собственное положение в общине. Он хотел, чтобы его любили, восхищались им и уважали, — и для этой цели готов был поступиться собственными взглядами. Кристофер трактовал Библию просто, практически не оставляя места для сомнений. Он льстил женщинам своей общины и воздерживался от критики грехов мужской ее половины. Иногда это наполняло Сару гневом. Когда какая-нибудь женщина в очередной раз жаловалась на мужа, который просаживал деньги в пабе и бил ее, Сара считала более уместным дать ей толковый совет, а не пытаться успокоить и призвать к смирению. Но Кристофер в таких случаях просто сочувствовал прихожанкам. Сара не думала, что будет справляться с этим лучше, если станет женой священника. Напротив, женщины станут приходить к ней, и о спорах, которые неизбежно возникнут, она предпочитала даже не думать.

Тем не менее Кристофер Бличем привлекал девушку как никогда прежде. После того как Сара практически смирилась с тем, чтобы быть его официальной невестой, она стала позволять ему возить ее на пикники и вылазки. Хотя бы ради того, чтобы избежать деревенской скуки. И стоило им остаться наедине, как она сразу почувствовала шарм, благодаря которому он очаровывал женщин общины. Кристофер старался вызвать в ней ощущение, что он живет только для нее и что во всем свете его не интересует ничего, кроме Сары Бличем. Он смотрел ей в глаза, серьезно кивал в ответ на ее высказывания и иногда… иногда прикасался к ней. Все началось с нежного, почти случайного поглаживания по руке, когда во время пикника оба одновременно схватили куриное бедрышко. Затем это превратилось в сознательное прикосновение пальцев к тыльной стороне ее ладони, словно бы для того, чтобы усилить впечатление от нечаянного жеста.

От таких сближений Сара вздрагивала, наливалась жаром, чувствуя тепло его пальцев. А потом в какой-то момент он взял ее за руку, чтобы помочь перебраться через лужу во время прогулки, и она почувствовала его уверенность и силу. Поначалу это нервировало ее, но он сразу же отпускал руку, как только трудный участок был преодолен. Очень скоро Сара обнаружила, что новые ощущения ей нравятся. А Кристофер, в свою очередь, это заметил. Когда Сара наконец расслабилась, он оставил ее руку в своей, потом начал нежно играть с ее пальцами, говоря при этом, как она красива. Сару смущали его слова, но ей очень хотелось верить в это, и она лишь задавалась вопросом: разве может лгать тот, кто вот так держит за руку? Она внутренне вздрагивала, но спустя немного времени стала радоваться его попыткам сблизиться и не пыталась сдерживать нервное возбуждение, предвкушая момент, когда Кристофер обнимет ее и нежно заговорит.

Вскоре после этого он поцеловал ее — в тростнике у небольшого пруда, где они с Глорией собирали лягушачью икру. И от прикосновения его губ у нее сначала перехватило дыхание, а потом помутился рассудок. Она уже не могла владеть собой, когда Кристофер обнимал ее; она просто наслаждалась. Должно быть, это и есть любовь — мление и таяние в объятиях другого человека. Родство душ — это дружба, но то, что ей довелось испытать с Кристофером… это любовь… точно.

Конечно же, Сара Бличем знала и слово «желание». Но в связи с Кристофером или даже с самой собой оно было для нее немыслимо. То, что она чувствовала, должно было быть чем-то хорошим, святым — любовью, благословенной после помолвки пары.

Что касается Кристофера Бличема, то для него осторожное сближение с Сарой было скорее мукой, чем наслаждением. Конечно, он знал, что она чопорна и сдержанна в своих желаниях. Учительские семинарии ничем не лучше женского монастыря, где от воспитанниц требовалось воздержание, а за молодыми женщинами строго следили. Но в целом он надеялся, что сумеет быстрее пробудить ее, поскольку не любил продолжительных ухаживаний. Кристоферу нравилось, когда соблазняли его. Он привык, что женщины вздыхают по нему, и умел распознавать даже самые слабые сигналы. Взмах ресниц, улыбка, легкий кивок… И если женщина была красива и обладала соблазнительными формами, требовалось совсем немного, чтобы воспламенить Кристофера. Тогда он начинал запрещенную игру, которой владел в совершенстве. Преподобный рассыпался в намеках и мелкой лести, улыбался, когда женщины краснели, но при этом протягивали ему руку. Ему нравилось наблюдать, как они вздрагивают от блаженства, когда он ласкал их — сначала легкими прикосновениями пальцев, затем губами. В конце концов, именно женщины обычно хотели большего и выбирали для этого укромные местечки. Связанная со всем этим таинственность еще больше возбуждала Кристофера, а женщинам позволяла быстрее перейти к делу. Вот почему Кристофер предпочитал опытных женщин. Постепенное посвящение девственницы в любовные утехи не доставляло ему удовольствия.