Случай Портного

Когда я нарядился в смокинг и заехал за Манки, она еще была в душе. Это где-то в районе новых восточных восьмидесятых, на последнем этаже огромного дома. Дверь в квартиру я нашел открытой, конечно, она ее оставила специально для меня, но я тут же пришел в ярость при мысли, что сюда мог зайти кто-нибудь посторонний. Я высказал ей свои опасения. Она высунулась из-за ширмы и прижалась к моей щеке мокрым лицом.

— А что им тут делать? У меня все деньги в банке, — сказала она.

— Мне это очень не нравится, — хмуро ответил я и стал ходить по гостиной, стараясь подавить раздражение.

На столе я увидел бумажку с каракулями и удивился: откуда тут мог появиться какой-то ребенок? Но, приглядевшись, понял, что это могла написать только Манки, — записка для горничной, хотя выглядела, скорее, как послание от горничной:

Почему я не верил своим глазам? Потому что Манки уже часть меня, а со мной такого не может быть?

Я перечитывал это раз за разом, и, как бывает с некоторыми текстами, каждое чтение открывало мне новые оттенки смысла и новые импликации, каждое чтение предрекало мне новые беды, которые не замедлят обрушиться на мою задницу. «Почему бы не бросить ее прямо сейчас? — думал я. — Куда я смотрел в этом самом Вермонте? Одно уста чего стоит! Такое, знаете ли, и не приснится! А низабуть? Именно так проститутка и должна написать это слово. Но все это ерунда по сравнению с дарагая — нежный вздох чувства у нее превратился в отрыжку! Какие противоестественные отношения завязываются у некоторых! Эта женщина не имеет способностей ни к какому образованию. Что у меня с ней может быть общего? С Манки-то? Только „Манки бизнес“[34]. Или ничего».

А как меня достали ее звонки! Кто знал, что она будет трезвонить мне целыми днями? Представьте, я сижу у себя в кабинете, бедные родители несчастного ребенка рассказывают мне, как их отпрыска морят голодом в психиатрической больнице. Они обратились не в департамент здравоохранения, а ко мне, потому что мой блестящий коллега из Бронкса, адвокат, сказал им, что их ребенок, скорее всего, жертва дискриминации. Я звонил уже в клинику, главный врач мне сказал, что с ребенком большие проблемы: он берет пищу в рот, но потом часами держит ее, не глотая. Я пытаюсь объяснить этим людям, что ни они, ни их ребенок никакой дискриминации не подвергаются, а они мне не верят. Да я и сам не верю, я думаю про себя, что он проглотил бы, как миленький, если бы у него была такая мать, как моя. Что я могу еще сделать? Разве что посочувствовать. Но они отказываются уходить, пока не увидят мэра, точно так же, как они отказывались покидать офис социальной службы, пока их не примет сам председатель Комиссии. Глава семейства говорит, что добьется моего увольнения и увольнения всех, кто обрекает на страдания беззащитного младенца, виноватого только в том, что родился пуэрториканцем.

— Es contrario a la ley discriminar contra cualqiiier persona![35]. — читает он мне из справочника, выпущенного на двух языках городской Комиссией по правам человека, который я сам составлял!

И в этот момент звонит телефон. Пуэрториканец стоит надо мной, как моя мать когда-то стояла с ножом, он орет на меня по-испански, а секретарша объявляет, что со мной хочет поговорить мисс Рид — в третий раз за сегодняшний день!

— Мне не хватает тебя, Арнольд, — слышу я шепот Манки.

— Извини, сейчас не могу…

— Я очень-очень тебя люблю.

— Да, отлично, можно, мы поговорим об этом позже?

— Как я хочу почувствовать твой длинный член у себя в серединке!

— До свидания!

И еще меня раздражает, что она шевелит губами, когда читает. Вы думаете, что это так трогательно? Нет, это абсолютно невыносимо видеть, как твоя возлюбленная, которой уже почти тридцать, за обедом ползает глазами по строчкам, выбирая кино. Я знаю, что она мне предложит, еще до того, как произнесет вслух — это можно прочесть по губам! Через день после нашего возвращения из Вермонта я купил для нее «Воспоем ныне славу знаменитым соотечественникам», красиво упаковал и послал, вложив карточку «Потрясающей девушке». Она стала носить эту книжку на съемки. Вы думаете, чтобы не скучать в свободную минутку? Как бы не так! Она хочет поразить всех — педераста-фотографа, женщин прохожих, незнакомых мужчин, которые заглядываются на нее сзади, — своей разносторонностью. «Посмотрите на эту дивную задницу — у нее настоящая книжка! Она еще и грамотная!»

Накануне она обратилась ко мне с трогательной просьбой:

— Расскажи, что мне надо читать? Потому что если я такая замечательная, как ты говоришь, то мне нельзя быть глупой.

Как серьезно я занялся составлением списка литературы! Вот и решил начать с Эджи, в его книжке были фотографии Уокера Эванса, я посчитал, что они, напоминая о детстве, помогут ей глубже понять свои корни (прошлое, в котором, конечно, может найти обаяние только какой-нибудь еврейский придурок с леворадикальными убеждениями, а уж не дочь пролетария), - наивный мальчик, я действительно собирался развить ее ум! За Эджи последовал «Динамит» Адамица — мой собственный, пожелтевший, времен колледжа. Мне представлялось, что ей будет приятно разглядывать мои студенческие пометки и она тоже придет к пониманию различия важного и банального, общего и частного и так далее, найдет интересные главы, например, о жестокой эксплуатации в угольной промышленности, о воблитах.

— Ты что, действительно никогда не читала книжки под названием «США»?

— Блин, да я вообще никаких книжек не читала.

Тогда я покупаю ей Дос Пассоса в твердом переплете, из серии «Современная библиотека». Будем выбирать книжки простые, но развивающие. О, у нас все получится, я уверен. Тексты? Пожалуйста. Вот, например, Дюбуа «Души негритянского народа», вот «Гроздья гнева», вот «Американская трагедия». А это — «Белый бедняк» Шервуда Андерсона, книжка, которую я очень люблю (ей должно понравиться название). Дальше — «Записки родного сына» Болдуина. Как назывался бы подобный курс, составленный профессором Портным? Ну, я не знаю, что-нибудь вроде «Страдания несовершеннолетних. Введение», или «Происхождение и функционирование ненависти в Америке». Цель курса? Спасти глупую шиксу; избавить ее от свойственного ее расе невежества; превратить эту жертву бессердечного притеснителя в пытливого исследователя человеческих страданий и механизмов угнетения; научить ее милосердию, приобщить к мировой скорби. Теперьпонятно? Совершенная пара: жид получает свой ид, гой свой ой.

Итак, я стоял в раздумьях, с бумажкой в руке, на которой написано: «дарагая памой». На мне был безукоризненный смокинг. Манки появилась из ванной в платье, специально приобретенном для сегодняшнего вечера. «Интересно, где она собирается его провести? — подумал я. — Может быть, она забыла, куда мы идем? — Доктор, клянусь, это платье едва прикрывало ей задницу! Оно было из золотых ниточек, под которыми покачивалась прозрачная комбинашка. В довершение к этому она натянула парик на манер маленькой сиротки Анни — такая куча черных кучеряшек, откуда выглядывала глупая накрашенная моська. — Ну и ротик! Она действительно из Западной Виргинии! Дочь шахтера в городе неоновых огней! И в таком виде она собирается к мэру? Со мной? Одетая, как стрип-тизерка? Она пишет „дорогая“ через три „а“. За всю неделю она не прочитала и двух страниц из Эджи! Может, она хоть картинки посмотрела? Ох, вряд ли! Какая ошибка, — думаю я, пряча записку в карман, потому что завтра я ее ламинирую и буду хранить вечно, — какая ошибка! Ведь это девка, которую я снял на улице! Она отсосала у меня, даже не зная, как меня зовут! Она трахалась за бабки в Лас-Вегасе, а может, и не только там! Ты только посмотри на нее — она же настоящая шлюха! Шлюха заместителя председателя Комиссии по правам человека! На что я надеялся? Прийти с такой женщиной для меня — самоубийство! Это аб-сурд-но! Сколько энергии, нервов и времени потрачено впустую!

34

Фильм братьев Маркс.

35

Перед законом все равны (исп.).