Страница 11 из 17
И уже разносилось по всем лодкам строгое его указание. А с другой стороны, знали и стрельцы все, и казаки, дворяне: от того, насколько бесшумно они проплывут, зависит, удачно ли сложится их поход. От Ислам-Кермена до Очакова еще день пути. Вот минуют они тихоходом здешние улусы, а потом налягут на весла и к вечеру пройдут мимо турецкой крепости Очаков, выйдут в Черное море, а там и Перекоп близко. А за ним и Бахчисарай – столица крымского хана Девлет-Гирея.
На рассвете, когда все уже немного подустали терпеть и жить ожиданием, показался впереди Понт – Черное море. Сколь враждебное, ибо буквально кишело мусульманскими воинствами всех мастей, столь и желанное для русского царства. Ведь Черное море, как и Северное, тоже открывало великие торговые пути на запад, но – через Босфор, уже столетие безраздельно принадлежавший турецким султанам. Сюда, по Днепру и Южному Бугу, по Дону через Азов уже не первый век свозили мусульманские завоеватели сотни тысяч пленных славян, мужчин и женщин, юношей и девиц, детей малолетних, чтобы потом, преодолев Мраморное и Средиземное моря, продавать их на самом крупном рабовладельческом рынке Европы – в Венеции. Циничной, жадной и беспощадной…
Первые лодки с Данилой Адашевым выходили в море осторожно – тут могли их встретить турецкие и крымские суда. С турками русский царь старался не ссориться – слишком силен был Стамбул; да и не стремились султаны заходить так далеко на русскую землю – например, штурмовать Москву. Ограничились они тиранией южных славян и греков. Другое дело – крымцы. Более века назад образовалось из Крымского улуса Золотой Орды отдельное ханство. В 1443 году учредил его хан Хаджи-Гирей. Но недолго его потомки держались мира с Москвой. Прошло три десятка лет, и захватили они Кафу и Судак, вторглись в Подолию, разорили Киевскую землю, Волынскую, Холмскую, Белзскую, а уже в 1507 году напали и на Москву, огнем и мечом пройдя по русским землям. А в 1522 году Девлет-Гирей, главный ненавистник Руси, подошел к стенам русской столицы и долго осаждал ее. И позже наведывались в Московию ненасытные крымцы: и Рязанские земли жгли, и Астрахань думали отвоевать. Более другого не давало покоя крымским татарам, что Казань и Астрахань, два ордынских оплота, пали под русскими мечами. Хуже того – подались в услужение царю-московиту. И злая судьба их служила точно предостережением братьям по крови, сулила грозу скорую, что таилась пока за лесами и степями древней Руси, упрямой и яростной в своих порывах вернуть былое могущество.
Выплыли первые лодки из устья Днепра в Черное море, и тотчас Адашев приказал грозно гребцам:
– Стоять! Стоять, говорю! Весла в воду!
Полководец неистово замахал руками, передавая сигнал и другим капитанам, а те – следующим. Уходили весла в воду, стопоря движение, давая задний ход. Там, впереди, у входа в Черное море, стояли на рейде два корабля. Да только под чьим вот флагом? В утренней дымке хорошо читались лишь их контуры, паруса…
Данила Адашев уже принял трубу, приставил к глазу. Багряный стяг с золотым серпом и такой же звездой выплывал из утренней дымки…
– Турки! – громко объявил он. – Турки, мать их! Оттоманское отродье, будь оно неладно!
«Турки! – понеслось от лодки к лодке. – Турки на рейде!»
После распада Золотой Орды и завоевания Азии и крайнего юга Восточной Европы турками-османами крымские ханы подчинялись константинопольским султанам. Именно из Стамбула направлялись подчас турецкой рукой крымцы воевать Русь. Султан делал вид, что ничегошеньки о том не ведает, да и русский царь отводил глаза в сторону. А вот казакам наплевать было на высокие церемонии – они легко и запросто отправляли злых оттоманских солдат в мусульманский их рай.
– Придется нам с султаном нынче повоевать, – подмигнув Григорию, покачал головой Данила. – Да простит нас царь православный! Их бы, нехристей, перетопить всех в Черном море как котят, конечно, да жаль, руки у нас пока коротки. Но ничего, найдется и для веселья на крымском берегу пожива! А пока что… Господь нам в помощь!
Турки русских лодок не заметили. На кораблях султана все мирно спали и видели седьмой сон. Самое времечко было – пять утра! Адашев дал приказ тихонько двигаться к турецким кораблям, и несколько десятков лодок с казаками быстро заскользили по тихому морю, легко вспарывая соленые волны. Стрельцов брать не решился Данила Федорович – приметны больно их красные кафтаны. Царское отличие: где стрельцы, там война, значит, объявлена! Вот и флагов тем более разворачивать не стали. А казакам – им все позволено. Лихой душе – лихой путь! Рассвет еще только таился за морем, за спинами казаков, а корабли становились все ближе в рассветной дымке.
– Носами в борта не биться! – сквозь зубы процедил Адашев. – Руками встречать!
И вот уже и пальцами коснуться можно. Разворачивали гребцы лодки. Два дюжих казака, устроившись ближе к носу, вытянув могучие пятерни, уперлись ими в борт. Еще один, на корме, страховал товарищей. На других лодках поступили так же. Эх, сколько купцов заморских этаким образом захвачено было! А теперь вот и царю московскому казачья сноровка понадобилась…
Данила Адашев вынул из ножен саблю – сухо лязгнул металл о металл. Глядя на командира, вытащили сабли и Григорий с Петром. Одни казаки поднимали багры – легонько, нежно, точно баб любимых касались во сне, – и цеплялись ими за высокие корабельные борта. Другие – лесенки с загогулинами туда же прилаживали.
Все казачье войско изготовилось к битве: одни сабли кривые достали, другие копьями на борта нацелились. Пищали давно были заряжены – дула так и тянулись к турецким бортам…
На том корабле, к которому подошла лодка Адашева, сонно залопотали по-турецки. А казаки уже тихонько взбирались по лесенкам.
– Пробудились-таки, – поправляя шапку, усмехнулся полководец.
– А что говорят-то, Данила Федорович? – едва слышно спросил Петр Бортников.
– Говорят, звуки странные расслышали. – И вновь процедил сквозь зубы: – Поторопимся, братишки!
Голова турка в чалме высунулась из-за борта. Заспанные глаза округлились – такой кошмар не каждый день снится! Лодки с душегубами-казаками окружили корабль!
Не выпуская саблю из руки, казак оттопырил палец и приложил его к губам:
– Тсс, басурманин! – И задал вопрос уже по-турецки. – Жить-то хочешь?
Турок отступил, потянув из ножен ятаган, истошно заорал:
– Казаки! Казаки!!!
Но казацкий атаман Могила, перегнувшись через борт, уже дотянулся до несчастного саблей – с небольшим замахом резанул турка чуть наискосок по открытой шее. Брызнула на палубу первая кровь. Выронив ятаган, турок, обливаясь кровью и хрипя, шагнул назад и повалился навзничь.
А Могила уже перепрыгнул через борт, выхватил еще и кинжал кривой, и другого турка, что бросился на него с копьем, тоже принял на себя. Саблей отбил копье, а ножом располосовал тому живот, обернутый широким поясом.
И тут взревели сотни голосов над морем, всколыхнулось утро. Казаки так и сыпались горохом на палубы турецких кораблей. Там же, вслед за атаманом Могилой, оказались и Данила Адашев, и оба его ординарца – Григорий и Петр.
Но легкой оказалась добыча. Кто бы знал из солдат султановых, что этакое с ними случится! Выскакивали турки, обнажив ятаганы, и нарывались на копья казацкие. Пищали сотрясали громом утро. «Казаки! Казаки!» – ошалело выкрикивали турки страшное для них слово. И падали на палубы под казацкими саблями.
А Данила Адашев ревел по-турецки:
– Сдавайтесь, нехристи! Всех перебьем!
Григорий и Петр, выглядывая любого, кто осмеливался подступить к командиру, не церемонясь, разили его наповал.
И только когда половина экипажа была перебита и победа была одержана, капитан головного судна, захваченного Адашевым, замахал белым флагом с капитанского мостика. А казацкий атаман Могила, точно оглохший, все еще махал саблей, терзая вражью плоть. Еле оттащили его.
– Кто вы? – спросил капитан – полный турок, бледный, в роскошном халате и широком поясе, в дорогой чалме. – Кому я отдаю саблю?