Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 16



– Тем не менее государыня обеспокоена шатким положением Шахин-Гирея в стране и его сложными отношениями с подданными, – Анастасия подняла глаза на Веселитского, который остановился прямо перед ней.

Действительный статский советник ответил не сразу.

– Вы сами знакомы со светлейшим ханом? – спросил он.

– Да. Я посещала его дворец в Бахчисарае осенью 1780 года. Я даже побывала в гареме, у третьей жены его светлости турчанки Лейлы.

– Ого! – Петр Петрович на удержался от восклицания. – Вижу, вы – свой человек в Крымском ханстве. Как вам это удалось?

– По чистой случайности, – скромно потупилась она.

– Тогда он не откажет вам в аудиенции. Здесь, в Керчи, мало у него собеседников…

– А ваше мнение о нем?

– Мое мнение? – Веселитский снова отошел к кипарисам и устремил взор в темную пустоту их крон. – Я излагал его в донесениях неоднократно. Сейчас ситуация только ухудшилась. У хана почти нет поддержки. Крепко они тут его не любят…

– Разве правителя надо любить?

– Может быть, я выразился не совсем точно, Анастасия Петровна. Но все-таки какие-то положительные чувства у подданных он должен вызывать. Понимание его характера и поступков, надежды на перемены к лучшему, уважение к его политике. Согласитесь, в этом есть нечто необъяснимое, сакральное… Например, царицу нашу Екатерину Алексеевну, по рождению – немецкую принцессу, русский народ принимает. А Шахин-Гирея, настоящего, кровного представителя своей правящей династии, крымско-татарский народ считает чужаком…

Дипломат увел разговор в сферы отвлеченные, далекие от практической деятельности Флоры. Молодая женщина его не перебивала. Она смотрела на голубую равнину моря, что открывалась с веранды во всей красе, блистала и искрилась под лучами сентябрьского солнца. Анастасия еще не привыкла к этому огромному светлому пространству, которое в портовом городе оказывается буквально рядом, где ни ступи, куда не оглянись.

– Что я могу сделать для вашей команды? – внезапно действительный статский советник обратился прямо к ней.

– Вы можете сделать? – не поняла его Аржанова.

– Да. Ваши люди проявили подлинную верность долгу и отвагу. Они именно ТЕ, КТО ВЕРИТ. Думаю, у них есть какие-то просьбы, пожелания, нерешенные дела.

– Право, не знаю.

– Они не говорят вам?

– Говорят. Но я стараюсь исполнять это немедленно. Или объяснить, почему невозможно.

– Посоветуйтесь с вашим начальником охраны и подайте мне рапорт.

– Слушаюсь, ваше превосходительство.

В знак своего расположения к гостье действительный статский советник от веранды по лестнице и по коридору довел ее до дверей дома. В прихожей, церемонно поклонившись, он поцеловал ей руку. Они условились, что увидятся снова через два-три дня, когда Веселитский закончит подготовку к отъезду из Керчи в крепость Петровскую. Сквозь стекло, вставленное в верхнюю половину двери, дипломат наблюдал, как Флора идет к экипажу, запряженному парой гнедых лошадей, как молодой лакей, спрыгнув с запяток, помогает барыне сесть в карету. Веселитскому показалось, что кто-то ждал ее там. Но лицо и фигуру этого человека он рассмотреть не смог. Кучер щелкнул кнутом, лошади дружно взяли с места рысью.

Как у них это водилось обычно, сопровождал Аржанову в экипаже начальник ее охраны, командующий удальцами-кирасирами, секунд-ротмистр князь Мещерский. Вообще-то он числился адъютантом у Потемкина. Но уже второй раз молодой офицер выезжал в Крым с вдовой подполковника, будучи назначен в командировку самим светлейшим, как человек смелый, сведущий в нравах и обычаях Востока.

– Все хорошо? – спросил Мещерский.



– Броде бы, – ответила она.

– Однако вы задержались.

– Его превосходительство задавал вопросы.

– Трудные?

– Не очень, – Анастасия усмехнулась.

– Знаю я наших генералов, – покачал головой секунд-ротмистр, – хлебом их не корми, а дай хоть к чему-нибудь прицепиться.

– Нет, вполне милый старичок. Сразу озаботился нашими нуждами. Говорит, подайте рапорт.

– О чем?

– Полагаю, о награждениях. За действия в Крыму хочу представить вас – к ордену, солдат – к медалям, собственных слуг – к денежным премиям.

– Добрый вы человек.

– Это всем известно. Только вы один всегда сомневаетесь…

Отношения Аржановой с Мещерским отличались большим своеобразием. Не любовь, не дружба, а сугубо деловое сотрудничество. Они нередко спорили, ссорились, не разговаривали по несколько дней. Они были почти сверстниками: секунд-ротмистр моложе всего на полтора года. Познакомились в Херсоне, у светлейшего князя, причем молодой офицер по собственной инициативе напросился к ней в попутчики еще при первой поездке.

Сперва, конечно, имело место увлечение: Анастасия понравилась ему как светская дама и совершенно обворожительная особа. Во всяком случае, он сумел исподволь показать ей это. Но не романы крутить, тем более – с подчиненными, – а вести разведку на территории, недавно бывшей враждебной, посылал Флору губернатор Новороссийской и Азовской губерний. Ясно, четко ответила Аржанова князю Мещерскому. На том он и успокоился…

Хотя в личных отношениях между главой российской дипломатической миссии в Крымском ханстве и командующим двумя российскими же крепостями лежала глубокая пропасть, жили они близко друг от друга, на соседних улицах. Потому ехали вдова подполковника и молодой кирасир недолго. Они даже не успели закончить разговор, как экипаж остановился возле ворот дома, где в карауле стояли солдаты с ружьями.

К сожалению, про Петра Федоровича Филисова знали они немного. На военной службе он пребывал более тридцати лет. Начал ее, как и многие дворянские недоросли в то время, с чина капрала в гвардейской пехоте. Отличился, будучи подполковником второго Гренадерского полка, при штурме турецко-татарской крепости Ор-Капу на Перекопе в июне 1771 года. Под артиллерийским огнем противника он повел колонну солдат на крепостные стены, взошел на них первым и заколол шпагой двух янычар. Крепость пала. Сорокалетний офицер получил орден Св. Георгия 3-го класса. С тех пор его карьера развивалась быстро: полковник, командир пехотного полка, генерал-майор, командир бригады и, наконец, обер-комендант двух крепостей, правда, небольших.

В этот классический портрет боевого офицера Екатерининской эпохи ссора с Веселитским на фоне крымско-татарских беспорядков добавляла краски довольно мрачные. Еще про Филисова говорили, будто он – поклонник полководческих методов генерал-поручика Суворова и такой же, как тот, яростный ненавистник женского пола, однако давно женат, и супруга ездит за ним повсюду.

Учитывая столь противоречивые сведения, Флора хотела уклониться от встречи с обер-комендантом. Она послала к нему Мещерского. Ведь одному Богу известно, что может прийти в голову вздорного человека при виде дамы из службы внешней разведки, а «диоптр», заметно улучшающий прицеливание, крайне им необходим. С этим приспособлением егерский унтер-офицерский штуцер в руках Николая станет оружием прямо-таки неотвратимым.

Секунд-ротмистр для торжественного визита надел новый форменный кафтан с золотым аксельбантом на правом плече, который указывал на его должность при генерал-аншефе Потемкине. Кроме аксельбанта, имелся у него и документ, подписанный светлейшим князем. В нем предписывалось всем должностным лицам Российской империи оказывать содействие обер-офицеру Новотроицкого полка, откомандированному для исполнения особого поручения. Эта бумага произвела нужное впечатление на адъютанта Филисова, и Мещерский без помех попал в кабинет командующего Керчью и Ени-Кале.

Петр Федорович, увидев перед собой офицера привилегированного кирасирского полка, коих в армии насчитывалось всего-то пять, сильно удивился. Он внимательно прочитал потемкинское обращение и воззрился на визитера испытующе:

– Каким ветром вас занесло сюда, секунд-ротмистр?

– С инспекцией, ваше превосходительство, – почтительно доложил ему Мещерский.

– И что инспектируете?