Принц шутов

Туттугу оторвал от живота одну окровавленную руку и мучительно медленно нагнулся за топором. Сломай-Весло, который вроде бы этого не видел, лягнулся и сломал воину ундорет колено. Туттугу вскрикнул от боли и упал. Снорри попытался выпрямиться и поставил одну ногу на пол, но Сломай-Весло с ревом пригнул его обратно.

Эйн и воин из Хардангера все еще катались по полу, оба раненые. Я посмотрел на свой меч, уже алый от острия до рукояти. Там Снорри. Мне пришлось сказать это себе: вот мой товарищ, с которым мы прошли бесконечный путь, недели тягот и опасностей… Сломай-Весло нагнул его ниже, оба рычали, как звери. Внезапный разворот — и Свен ухватил Снорри за горло правой лапищей, левая рука все еще была сплетена с рукой Снорри, свободная рука которого пыталась оторвать пальцы от шеи.

Сломай-Весло раскрылся. Наклонил голову. «Боже, Ялан, сделай это!» Мне пришлось крикнуть это самому себе, и, сначала неохотно, потом все быстрее набирая скорость, я побежал к ним, держа меч над головой. Я не хотел попасть в человека на башне, пусть даже стрелой с расстояния в сотню метров, но я хотел, чтобы Свен Сломай-Весло умер, прямо сейчас, прямо здесь, и если мне придется это сделать…

Я опустил руки, рассекая мечом воздух, и каким-то образом прямо в этот миг Сломай-Весло высвободил вторую руку и подставил щит. Дрожь от удара прошла по руке — я словно врезался в камень и выронил меч. Один быстрый рывок — и гигант, оттолкнув Снорри рукой, которой все еще держал его за горло, ударил меня прямо под сердце широкими костяшками пальцев и краем щита одновременно. Дыхание со свистом вышибло из моей груди, ребра хрустнули, и я рухнул как подкошенный.

С пола я видел, как Сломай-Весло отбросил щит и сомкнул вторую руку на горле Снорри. Я-то в итоге смог вдохнуть, а вот Снорри — нет. Воздух влился в мои легкие неразбавленной кислотой, треснувшие ребра заскрипели.

Свен Сломай-Весло принялся трясти Снорри, сначала медленно, потом со все большим остервенением, и лицо его противника потемнело от удушья.

— Ты не должен был приходить, Снагасон. На Севере мне нет равных. Ты — мальчишка, тебе меня не одолеть.

Я видел, как жизнь покидает Снорри, как повисли его руки, и все же мог разве что еще раз вдохнуть. Эйн отцепился от противника, оба лежали без сил. Туттугу валялся в луже собственной крови, глядя на нас, но не в силах помочь.

— Время умереть. Снорри.

И на предплечьях его вздулись мышцы, усиливая хватку, способную сломать весло.

Где-то, невидимое для нас, село солнце.

Снорри поднял руки, сомкнул их на запястьях Свена Сломай-Весло, которые почернели от этого прикосновения. Сломай-Весло оскалился, когда Снорри поднял голову и оторвал его пальцы со своей шеи. Внезапный резкий рывок вниз — и предплечья Свена сломались, из кровавого месива выступили кости. Удар тыльной стороной руки — и он упал рядом с Туттугу.

— Ты? — Голос Снорри смешался с голосом Аслауг. Он встал. — Это передо мной должен трепетать Север.

Он держал в руках щит Свена, в глазах была лишь тьма.

— Лучше. — Свен Сломай-Весло нашел в себе силы засмеяться. — Ты даже, может, и лучше справишься. Уничтожь их, Снорри, пошли их обратно в Хель.

Снорри опустился рядом с ним на колени.

— Я боюсь их, Снорри, да проклянут их боги. Да проклянут боги их всех.

— Где Фрейя? — Снорри схватил его за шею и принялся колотить головой об пол. — Где мой сын? Где он?

Он даже не кричал, а рычал в лицо врагу.

— Сам знаешь!

Сломай-Весло сплюнул кровью.

— Ты скажешь мне!

Снорри надавил ему большими пальцами на глаза.

Как раз в этот момент, когда он начал давить, а Сломай-Весло не то завопил, не то засмеялся, я потерял сознание.

Моменты бесчувствия были для меня единственным спокойным периодом в Черном форте. Впрочем, и они миновали через несколько секунд.

— Время умереть, Сломай-Весло.

Снорри, руки которого были в крови, низко нагнулся над поверженным гигантом.

Тот забулькал кровью.

— Сожги мертвых…

На большее у Свена Сломай-Весло не было времени. Снорри размозжил ему голову резким ударом тяжелого щита.

— Снорри.

Я едва мог шептать, но он поднял глаза, из которых ушла тьма, — они снова были ясными и прозрачно-голубыми.

— Ял!

Невзирая на раны, он мгновенно очутился рядом и, глухой к моим протестам, схватил меня за капюшон теплой куртки. На миг я подумал, что Снорри собирается мне помочь, но он подтащил меня к Эйну и уложил рядом.

Красный викинг рядом с Эйном выглядел вполне себе мертвым, но Снорри на всякий случай отобрал у него кинжал и перерезал ему горло.

— Живой? — Он повернулся к Эйну и отвесил ему пощечину. Эйн застонал и открыл глаза. — Хорошо. Сможешь помочь ему, Ял?

— Я? — Я поднял руку. Сам не знаю зачем — может, чтобы воспротивиться предложению, но это лишь вернуло мне еще один проблеск воспоминаний из самой гущи битвы — что я тоже ранен, в бедро. — Да я еще в худшем виде, чем он.

Учитывая, что некоторые раны я получил, не осознавая этого, или просто забыл, это было почти правдой. Но у Эйна была колотая рана в груди. Она пузырилась кровью с каждым вдохом. Смертельная.

— Ему хуже, Ял. И ты не можешь вылечить себя сам, мы же знаем.

— Я не могу вылечить вообще никого, когда сам умираю. Это меня доконает.

Хотя, если умру, по крайней мере больше не буду мучиться. Казалось, что мой бок нафаршировали толченым стеклом.

— Магия здесь сильнее, Ял, ты, наверное, почувствовал ее, когда пытался прорваться? Я почти вижу, как ты светишься ею.

В голосе послышались умоляющие нотки. Он жалел не себя — на это он был не способен, — а последнего из своих соотечественников.

— Иисусе! Значит, вы меня все же доконаете.

И я шлепнул ладонью по ране Эйна — крепче, чем следовало бы.

Моя рука мгновенно вспыхнула, так ярко, что на нее было больно смотреть. Боль моя неимоверно усилилась, с ребрами творилось нечто невообразимое. Я почти тут же отдернул руку, тяжело дыша и ругаясь, сплевывая кровавую слюну.

— Хорошо. Теперь Туттугу!

Меня поволокли, и я одним глазом увидел, как Эйн с трудом сел, озадаченно тыча в залитую кровью, но неповрежденную кожу там, где кинжал вошел ему под ребра.

Снорри положил меня рядом с Туттугу, и мы встретились взглядами, оба слишком обессиленные, чтобы говорить. Викинг, который и так был бледным, стал уже и вовсе синевато-белым. Снорри перевернул Туттугу, довольно легко, несмотря на то что тот был отнюдь не худ, отвел его руку от раны на животе и невольно втянул воздух сквозь зубы.

— Худо. Тебе нужно вылечить это, Ял. Остальное подождет, но не это. Кишки перерезаны.

— Не могу. — Я бы уж лучше проткнул себе ладонь ножом или взял в рот горящий уголь. — Ты не понимаешь…

— Он умрет! Я знаю, что Арне ушел слишком далеко, но это — медленная смерть, ты можешь ее остановить.

Снорри продолжал говорить, слова его уходили куда-то мимо. Туттугу не говорил ничего, только смотрел на меня, и мы оба лежали на холодном каменном полу, слишком слабые, чтобы шевелиться. Я вспомнил, как он сказал мне на склоне холма над Трондом, что сбежал бы с любого поля боя, будь у него ноги подлиннее. Родственная душа, почти так же погрязшая в страхах, как и я, но все равно явившаяся сражаться в Черный форт.

— Заткнись, — сказал я Снорри. И он заткнулся.

Подошел Эйн, двигаясь со стариковской осторожностью.

— Я не могу. Правда не могу. — Я покосился на свою свободную руку. Другая все еще зачем-то сжимала меч, — наверное, он кровью приклеился. — Не могу. Но отправляться в Вальхаллу с триппером — не дело.

И я снова показал взглядом.

Наконец Эйн понял намек. Я крепко зажмурился, заскрипел зубами, сжал все, что можно было сжать, и он схватил меня за предплечье и положил мою руку на рваную рану Туттугу.

Оказалось, исцелить Эйна было совсем не сложно…

28

Я очнулся у жарко натопленного очага. Бок, зараза, болел, но тепло радовало несказанно, и если не шевелиться, то было очень даже хорошо.