Страница 119 из 128
Не выпуская из рук поводьев ее лошади, он повернул к югу. Элиза выглядела спокойной. Щеки ее были бледны, глаза воспалены. Но она находилась в состоянии того сильнейшего возбуждения, которое избавляет нас от страха перед действительностью, заставляя пренебрегать опасностью своего положения.
В полдень они сделали привал прямо в лесу, и Ральф принялся утолять голод съестным, купленным в деревне. Он предложил подкрепиться и Элизе, и она согласилась. Больше всего она боялась физической слабости и стремилась предотвратить ее.
Все это время Ральф не проронил ни слова.
— Элиза, — начал он теперь, — вам известно мое желание. Его ничто не изменит. Не пытайтесь бежать. У меня с собой документ, подтверждающий, что мне поручено вернуть некоему человеку бежавшую от него жену. Разумеется, эта жена — вы. Так что вам никто не поверит. Впрочем, я надеюсь, что скоро вы смиритесь с выпавшим вам жребием. Сабинянки, похищенные римлянами, сделались впоследствии самыми преданными женами, да и Прозерпина, как известно, прекрасно освоилась в подземном царстве. Я считаю вас разумной девушкой. Вы знаете, что сильной страсти все простительно, а на столь отчаянный шаг меня толкнула именно такая страсть. Мы научимся понимать и любить друг друга, дорогая Элиза!
Затем он снова взял лошадь Элизы за поводья. Теперь они поскакали на запад. Выбирая дорогу, Ральф тщательно объезжал стороной каждую деревню, даже ферму, которую замечал.
К вечеру всадники сделали вторую остановку на отдых и доели крохи съестного, оставшиеся от обеда.
Когда они добрались до железнодорожной станции, уже смеркалось. Лошадей Ральф передал одному из служащих, попросив куда-нибудь определить. Потом, не выпуская руки Элизы, приобрел два билета до Цинциннати — станции, до которой было еще далеко.
Скорый поезд, которым они ехали, обеспечивал полный комфорт, типичный для американских железных дорог. Элиза чувствовала себя сравнительно удобно. Казалось, она отбросила всякую мысль о побеге или, по крайней мере, отложила эту затею на какое-то время. Ральф вроде бы и не караулил ее, однако не спускал глаз; он даже переговорил с проводниками и, вероятно, просил обратить внимание на его спутницу.
Так прошла ночь, а к вечеру следующего дня они прибыли в Цинциннати. На протяжении всей поездки они почти не разговаривали и в основном занимались чтением.
В Цинциннати Ральф привел Элизу в гостиницу, велел принести ей в номер прохладительные напитки. Потом запер ее на ключ. Из окна собственного номера он осмотрел окрестности; не заметив ничего подозрительного, он улегся спать и проспал до утра.
Элиза не сомкнула глаз. Она подошла к окну и открыла створки. В этот миг в комнату влетел камень. Он был завернут в бумагу, оказавшуюся запиской. Прочитав ее, она вздрогнула от неожиданности. Вот что там было написано:
«Не беспокойтесь, мисс Бюхтинг! Ваши друзья рядом. Нужно только проявлять осторожность, потому что Ваш спутник способен на все.
Увидев подпись, Элиза мгновенно вспомнила красивого, сильного негра, которого увели в Ричмонд с плантации «Либерти» головорезы Стонтона, а впоследствии освободил Дантес. Она знала, что он человек осмотрительный, а главное — бесконечно преданный ее семье, и это вселяло в ее душу уверенность в скором избавлении от ненавистного похитителя.
III. ПИСЬМО
Письмо, отправленное Элизой своей подруге, Жанетте Коризон:
«Цинциннати, 19 июля 1863 года
Дорогая моя Жанетта! Вчера я больше не могла писать. Может быть, это и к лучшему. В голове я еще нередко ощущаю тяжесть, а в глазах словно пляшут какие-то тени. Даже сегодня я не в силах ехать, иначе вместо моего письма ты воочию увидела бы меня. Как я благодарна тебе за неусыпное дежурство возле моего отца! Теперь я совершенно спокойна за него, словно он находится под защитой ангела-хранителя! А сейчас попробую рассказать тебе, что случилось со мной дальше. Матушка прилегла рядом со мной на софе. Она постепенно начинает оправляться от тяжелых ударов, постигших нашу семью. Думаю, она сегодня тоже была бы не в силах ехать…
Итак, я знала, что Юстус недалеко от меня, и ничего больше. Откуда ему стало известно, что со мной случилось, каким образом весть о том, где я нахожусь, вообще дошла до Нью-Йорка — все это по-прежнему оставалось для меня загадкой. Однако я знала Юстуса как кристально честного человека, беззаветно преданного нашей семье, поэтому мысль о том, что он рядом, принесла мне некоторое успокоение. Правда, когда мы, как я написала тебе в конце вчерашнего письма, добрались до лагеря южан-ополченцев, который этот ненавистный мне Петтоу давно обнаружил, я потеряла всякую надежду избавиться с помощью Юстуса от власти капитана. Я понимала, что оказалась в полной от него зависимости. Побег стал невозможным, и я не видела иного способа вновь обрести свободу, кроме применения моими сторонниками насилия, отчего меня бросало в дрожь. Одолеваемая этими невеселыми мыслями, я сидела на повозке и машинально разглядывала лагерь. Капитан слез с повозки и о чем-то разговаривал с человеком, которого я приняла за командира ополченцев. Ральф называл его капитаном Джексоном.
Тут я заметила, что люди Джексона подняли головы, услышала за своей спиной топот копыт и уже в следующее мгновение увидела рядом с собой… Юстуса Уайта.
«Скорее ко мне, мисс Бюхтинг! — крикнул он. — Не раздумывайте ни секунды, иначе вы пропали!» С этими словами он протянул ко мне руки, подхватил меня с повозки и, усадив на свою лошадь, умчал прочь.
Я была словно во сне. Весь день мне не давала покоя мысль, как мне бежать или что предпримут близкие мне люди для моего освобождения. Эти заботы и ночью не давали мне сомкнуть глаз. И вот теперь я оказалась рядом с другом, на бешено скачущей лошади! Я закрыла глаза. До меня доносились яростные крики ополченцев, гром выстрелов. Необычный свист, который я несколько раз слышала прямо у своего уха, не оставлял никаких сомнений, что целились то ли в меня, то ли в Юстуса. Впрочем, нам хватило минуты, чтобы пули преследователей перестали угрожать нам.
— Они скачут за нами! — прошептал Юстус. — Но не будем терять мужества! Мы ускользнем от них!
Его черное как смоль лицо выдавало необычайное волнение и непоколебимую решимость. Наконец оглянулась и я. От того, что я увидела, у меня внутри все оборвалось… За нами на быстрых как ветер лошадях гнались шестеро всадников. Стало ясно, что нам не уйти. Хотя мы скакали на сильной, выносливой лошади моего друга — отныне я буду называть его своим другом! — я заметила, что у наших преследователей резвые чистокровные кони, которые непременно догонят нас.
— Нам нужно укрыться в пещере! — сказал Юстус, словно прочитав мои мысли.
Прежде чем до меня дошел смысл его слов, я заметила справа большой, поросший лесом холм. Мы стрелой промчались мимо. Выстрел, раздавшийся за нашей спиной, дал нам понять, что преследователи явно нас догоняют.
— У нас нет другого убежища, мисс Бюхтинг! — сказал Юстус. — А пещера укроет нас до тех пор, пока не подоспеют друзья.
Он придержал лошадь. Мы находились прямо напротив скалы, в которой зияло отверстие, напоминавшее вход в подземелье. Юстус снял меня с лошади и, сделав несколько шагов со мной на руках, очутился у самого входа в пещеру.
— Это Мамонтова пещера, мисс Бюхтинг! — сказал Юстус. — Держитесь позади меня! — посоветовал он, когда мы медленно вступили под своды пещеры. — Я хорошо знаю дорогу. Мы, негры, довольно часто скрывались здесь от преследований, и мне знаком тут каждый уголок. Мы сможем оставаться здесь до тех пор, пока сюда не доберутся мистер Дантес с мистером Ричардом и не освободят нас.
Едва он произнес последнее слово, как мы услышали ужасный грохот, похожий на удар грома. Впрочем, таких сильных ударов мне ни разу в жизни слышать не приходилось; он отразился от стен пещеры тысячекратным эхом. Мне показалось, окружавшие нас стены подземного убежища непременно рухнут, и я вцепилась в руку моего провожатого.
— Не бойтесь, мисс Бюхтинг! — успокоил меня Юстус. — Это стреляют у нас за спиной. Конечно, нас будут преследовать — к этому нужно быть готовым, но я знаю местечко, куда никому не попасть. А без факелов им не сделать и сотни шагов. Но пока они раздобудут и зажгут факелы, мы будем уже далеко. Если же поблизости от меня окажется капитан Петтоу — что ж, у меня при себе неплохое ружье и несколько револьверов! Только ни в коем случае не отпускайте мою руку — ведь я здесь как дома!
Тебе известно, дорогая Жанетта, что я не выношу пещер. Помнишь, когда нам довелось быть в Цинциннати, мы обе отказались осматривать эту Мамонтову пещеру — ту самую, где мы с Юстусом сейчас очутились. Я уверена, что это не страх — просто больше всего я люблю природу под голубым Божьим небом. Мы прошли примерно с четверть часа, когда Юстус попросил меня остановиться. Сперва он несколько минут прислушивался, а когда мы не заметили позади себя ничего подозрительного, он зажег свечу, которую прихватил с собой. Никогда не забуду, что я почувствовала, увидев озаренные слабым светом каменные стены, которые нас окружали, а за ними — непроглядную темень, уже в нескольких шагах поглощавшую без остатка скудный огонек маленькой свечки! С ужасом вглядывалась я в бездну, окружавшую меня, как мне представлялось, со всех сторон. Каждый шаг страшил меня: мне казалось, что я вот-вот оступлюсь и рухну в никуда. Я чувствовала себя заживо погребенной.
Почва у нас под ногами делалась все более неровной, и это мешало нам продвигаться дальше. Наконец мы добрались до какой-то реки.
Да, да, Жанетта, не удивляйся — в этой пещере оказалась река! Хоть в ширину она достигала лишь около четырех локтей, но была довольно глубокой, а не проплыв по ней, невозможно было попасть во вторую, более удаленную половину пещеры. Юстус заметил, что, только добравшись до второй половины подземного убежища, мы будем в безопасности. Лодку, которая доставит нас туда, он захватит с собой, чтобы избавиться от преследования. Я заняла место в лодке, устроившись сидя, но Юстус попросил меня пригнуться, почти скорчиться: своды над головой, объяснил он, нависают порой очень низко, да и вода в подземной реке сильно поднялась, совсем как в Грин-Ривер, куда эта речка впадает. Юстус осторожно греб, иногда направляя лодку прямо руками. Временами до потолка можно было достать рукой. У меня просто замирало сердце. Меня поддерживала только уверенность в моем спутнике. Наконец мы благополучно добрались до места, где можно было высадиться. Юстус вытащил лодку на скалистый берег; мы с ним прошли еще примерно тысячу шагов в глубь пещеры, которая выглядела теперь даже более просторной. Тут можно было передохнуть.
Совершенно обессиленная, я опустилась на обломок скалы и некоторое время сидела закрыв глаза. Мне необходимо было прийти в себя. Затем, оглядевшись вокруг, я заметила, что Юстус достал холодное мясо и хлеб. Рядом очутилась бутылка хереса. Я попросила его сперва рассказать, откуда ему стало известно о моей судьбе. Он охотно согласился, и вот что я узнала.
Юстус служил лейтенантом в одном из недавно сформированных негритянских полков и две недели назад получил письмо от мистера Дантеса, которого знал еще по Африке и к которому питал не меньшее уважение, чем мой отец, мой дядя и мистер Эверетт. В этом письме мистер Дантес, узнавший из газеты о производстве Юстуса в лейтенанты и выяснивший там же местоположение его гарнизона, просил негра проследить за каждым поездом, прибывающим в Цинциннати. Таким образом он увидел, как мы выходили из вагона, и пошел следом за нами, взял под наблюдение гостиницу, куда привел меня Ральф, и, когда я открыла в своем номере окно, бросил в него записку, которая должна была успокоить меня. На следующее утро он отправил мистеру Дантесу депешу о том, что Петтоу везет меня на Юг. Можно было предвидеть, что Дантес и Ричард — о возвращении которого из небытия Юстусу также поведал миссионер — ближайшим скорым поездом приедут в Цинциннати и что мистер Дантес нападет на наш след и сумеет собрать подходящих людей, чтобы дать отпор капитану Петтоу и его подручным. Следовательно, речь шла лишь о том, чтобы продержаться в пещере не более двух дней. Запасов продовольствия нам хватит, если мы будем расходовать их поэкономнее, дня на три. За это время, сказал Юстус, мистер Дантес и Ричард, несомненно, успеют прийти к нам на помощь. Он просил меня не волноваться и по возможности хорошо выспаться, чтобы на следующий день чувствовать себя вполне здоровой и готовой к любым неожиданностям.
О Жанетта, смогу ли я когда-нибудь описать тебе, с какими мыслями укладывалась спать в просторной нише, указанной Юстусом! Родители, Ричард, ты — все вы стояли у меня перед глазами, и я мысленно беседовала с каждым из вас. Я размышляла о том, не похожие ли ощущения испытаю, когда меня не будет в живых! Эта ужасная тишина! Ах, какой же шумной, наполненной звуками представляется самая тихая ночь, проведенная на поверхности земли, по сравнению с этим гнетущим безмолвием подземелья — да, это поистине безмолвие смерти! В конце концов я нашла способ помочь себе, положив возле самого уха свои часы. Прислушиваясь к их мерному тиканью, я и в самом деле уснула.
Проснулась я от собственного крика. Мне почудилось, что пещера рушится. Кругом царила непроглядная тьма. Лишь когда я услышала голос Юстуса, я немного успокоилась. Я попросила его снова зажечь свет, недоумевая, почему он его погасил.
— Примерно полчаса назад мне послышалось что-то похожее на отдаленный шум, — ответил он. — Может быть, просто упал отделившийся от стены кусок породы. Но причиной шума могли быть и человеческие шаги. Поэтому я оставлю вас минут на десять одну. Мне известно место, откуда далеко слышен даже легкий шорох. Не покидайте этой ниши, а если услышите шаги, непременно погасите свечу. Я дам о себе знать.
Я осталась, замирая от страха и волнения. Сон почти не прибавил мне сил. Я взглянула на часы — было четыре часа утра. О, какой длинный день мне предстоял! Чтобы примириться с действительностью, я была вынуждена снова и снова возвращаться в мыслях к тому, какой опасности избежала. Да полно, избежала ли? Разве она миновала? Юстус показался мне озабоченным. Правда ли, что не существовало никакого другого пути до того места, где мы с ним скрывались? Разве не могли наши преследователи раздобыть другую лодку? Я едва осмеливалась дышать от страха.
Отдаленный грохот, подобный тому, что так напугал меня накануне, вскоре после того, как мы с Юстусом проникли в пещеру, разорвал мертвую тишину. За ним последовал второй, за вторым — третий. Должно быть, это выстрелы. Я представила себе, что на Юстуса напали, возможно, его уже нет в живых. Я вскочила на ноги. Забыв всякую осторожность, я схватила свою сумочку, а также некоторые вещи Юстуса, которые он оставил на своем ложе. Затаив дыхание, я снова прислушалась — выстрелы прогремели снова. На этот раз они повторялись так часто, что у меня уже не было сомнений: стрелял не один только Юстус. Вдруг послышались поспешные шаги, и я услышала голос моего друга.
— Мисс Бюхтинг! Мисс Бюхтинг! — звал он.
— Я здесь! — ответила я.
— Нам нужно бежать!
Он был уже рядом со мной, но от волнения не мог вымолвить ни слова, а лишь махнул рукой в ту сторону, откуда мы вчера пришли.
Я устремилась вперед. Он держался сзади, прикрывая меня со спины. Спустя несколько минут мы достигли лодки. Юстус столкнул ее в реку, которая показалась мне более полноводной, чем накануне.
— Ложитесь на дно лодки, — сказал мой спутник. — Иного пути к спасению у нас нет. Что бы ни случилось, не отчаивайтесь. Бог не оставит нас своей милостью. Я буду управлять лодкой вплавь, — добавил он, как только я распласталась на дне суденышка. Потом он оттолкнул лодку от берега. Воды в реке прибавилось настолько, что временами борта лодки упирались в скалистый свод, и Юстусу приходилось слегка притапливать лодку, чтобы протолкнуть ее дальше.
По спертому воздуху я чувствовала, что скалистый свод находится всего в нескольких сантиметрах от моей головы, и слышала тяжелое дыхание моего друга. Иногда он останавливался и во время этих остановок рассказал мне:
— Капитан Петтоу со своими людьми обнаружил скрытый ход. Насколько я мог судить по факелам, которые они несли, этим опасным путем двигались примерно человек двенадцать. Троих я застрелил, но капитана, по-моему, среди убитых не было. Они поклялись прикончить меня — я только посмеялся в ответ! Той дорогой, что мы идем сейчас, никто нас преследовать не сможет. Ее не знает никто, кроме меня и кое-кого из моих приятелей, а возможно, и Дантеса. Мне известно, что несколько лет назад он прожил в этой пещере какое-то время. Правда, я не помню случая, чтобы вода в реке поднималась так высоко, как сегодня!
Я не ответила ему, ибо чувствовала, сколько усилий приходится тратить этому человеку, чтобы проталкивать нашу лодку, преодолевая сопротивление низко нависающих сводов.
— Вы в состоянии вынести это испытание еще несколько минут, мисс Бюхтинг? — спросил наконец Юстус. — Молитесь! Молитесь, прошу вас!
И я молилась! Я чувствовала, что мои силы на исходе: еще немного, и я не перенесу этой ужасной нехватки воздуха… Ко мне подступала смерть. Перед моими глазами поплыли разноцветные круги, в ушах стоял звон, сердце начало бешено колотиться, все тело сотрясала дрожь…
— Мужайтесь! — словно из-под воды донесся до меня голос, похожий на хрип умирающего.
Я не могла больше сдерживаться — я закричала: низко нависший свод расцарапал мне голову. Это был подарок судьбы, потому что неожиданная боль заставила меня на несколько мгновений забыть про весь ужас моего положения… Думаю, иначе я сошла бы с ума… Потом мне показалось, будто волна голубого света обрушилась на меня, и я лишилась чувств…
Когда я пришла в себя и с трудом открыла глаза, то увидела над головой безоблачное голубое небо, но не могла пошевельнуться — мое тело не слушалось меня. И только мысль о моем спутнике и о несчастье, которое могло с ним случиться, придала мне вдруг столько сил, что я сумела стряхнуть с себя владевшее мной оцепенение и выпрямиться. Теперь я заметила, что все еще нахожусь в лодке. Прямо у моих ног несла свои воды довольно широкая река, на противоположном берегу которой росли прекрасные деревья. Недалеко от меня лицом вниз, недвижимый, лежал мой верный друг и спаситель Юстус Уайт. Ноги его были наполовину в воде, а в руке он сжимал обрывок веревки, которой наша маленькая лодка, взятая в пещере, должна была крепиться к берегу.
Я вскочила на ноги. Мысль, что Юстус мертв, что ради меня он пожертвовал жизнью, доставила мне невыразимые страдания. Я выбралась на берег и склонилась над его телом… Никаких признаков дыхания! Я попыталась вытянуть его из воды, и это мне удалось. Потом я вытащила на берег лодку. В ней отыскались револьверы и ружье моего славного Юстуса. От испуга я не придумала ничего лучше, чем открыть бутылку хереса, налить на ладонь немного вина и смочить холодные как лед виски моего спасителя. К своей неописуемой радости, я заметила, что он начал дышать. Потом по его телу пробежала судорога, руки и ноги вытянулись, словно в предсмертных конвульсиях, и я стала опасаться, что он умрет на моих глазах. Когда конвульсии немного стихли, он открыл глаза. Казалось, с ним повторялась та же история, что и со мной: он не мог шевельнуться. Я наполнила вином небольшой стаканчик, оказавшийся в сумке, поднесла к его губам и заставила выпить капля за каплей. Вероятно, к нему вернулось сознание, потому что он поблагодарил меня движением глаз. Потом у него вырвался глубокий вздох, и он попробовал сесть. Я попросила его допить остатки вина. Наверное, это подкрепило его. Он задышал полной грудью и некоторое время молча глядел на меня. Потом встал на колени, сложил молитвенно руки и возблагодарил Господа на своем родном языке. Я преклонила колени рядом с ним, и наши молитвы, слившись воедино, вознеслись к престолу вершителя всех человеческих судеб.
— Нам повезло, мисс Бюхтинг! — произнес он затем с усилием. — Я уже потерял всякую надежду. Ведь мне пришлось погрузиться под воду с головой, появляясь на поверхности лишь на несколько секунд, чтобы набрать воздуха. Это исчерпало мои силы, и я лишился сознания. Но все же нам повезло. Никогда еще я не испытывал ничего подобного.
Я дала ему время отдохнуть и не задавала никаких вопросов. Затем протянула еще стакан вина, который он с жадностью осушил. Потом он попросил меня последовать его примеру. Я разбавила вино хрустально-чистой водой из небольшого родничка, бившего прямо из скалы, и выпила эту смесь, почувствовав вскоре прилив новых сил. В первую очередь нам следовало опасаться физической слабости, поэтому я накормила Юстуса хлебом и мясом и поела сама. Он посмотрел на меня с благодарной улыбкой и попытался поцеловать мою руку, но я опередила его и, схватив его руку, покрыла ее поцелуями, прежде чем он успел мне помешать. Я целовала ту самую руку, что вернула меня моим родителям, моему Ричарду и тебе, — ту руку, что вернула меня к жизни!
— Мисс Бюхтинг, — немного оправившись от смущения, сказал Юстус, — думаю, самое трудное позади. Наши друзья наверняка уже близко. Мы отважились на отчаянный поступок и нашей удачей обязаны только вашей выдержке! Единственный раз в жизни я шел этим путем, но тогда воды в реке было мало. В тот раз было тяжело, но в сравнении со вчерашним испытанием это сущие пустяки. Здесь, совсем рядом, находится место, где приток Грин-Ривер устремляется в пещеру, пересекая ее. Когда уровень реки низок, проникнуть в пещеру и выбраться из нее хоть и не просто, но не опасно. А вчера вода была высокой, как никогда. Мне пришлось напрячь все силы, чтобы лодку не прижимало к своду, и при этом постоянно находиться под водой. Одним словом, я был в отчаянии… Но вдруг увидел… свет! Я уже решил, что мне не выплыть. Но главное для меня было спасти вас.
— Друг мой, — ответила я ему, — вы носите в сердце награду, с какой не сравнится ни одно земное вознаграждение. Поправляйтесь, набирайтесь сил! А потом подумаем, что делать дальше. Нет ли возможности добраться до Цинциннати?
Некоторое время Юстус задумчиво глядел перед собой.
— Вот что я хочу вам предложить, мисс Бюхтинг, — начал он. — Сейчас утро, и, если я все правильно рассчитал, мистер Дантес и мистер Ричард должны быть уже на пути сюда. Впрочем, я допускаю, что их еще нет. Поэтому собираюсь действовать очень осторожно — не ради себя, ради вас. Оставайтесь здесь. Это место мало кто знает, буквально несколько человек. А если бы и знали, никому не придет в голову, что при таком высоком уровне воды в реке нам удалось выбраться наружу. Подумают, что мы спрятались где-нибудь в пещере, и станут искать нас там. Так вот, я решил пойти на разведку. В гостинице, что находится недалеко от входа в пещеру, служит привратником мой приятель. Попробую узнать у него какие-нибудь новости. Сейчас мы оттащим лодку подальше, спрячем ее за камнями, а вы отыщите такое место, чтобы вас не заметили ни с реки, ни с противоположного берега; думаю, лучше всего вам укрыться прямо в лодке. Кое-что из съестного у нас еще осталось, и, если меня не будет в течение даже нескольких часов, не бойтесь. Я вернусь непременно. Господь, который чудесным образом привел нас сюда, не покинет нас и теперь!
Когда мы все это проделали, он оставил меня одну, вскарабкавшись по скалам с проворством ящерицы. То, что я испытывала в это время, с трудом поддается описанию. Когда я глядела на реку у моих ног, на прекрасные деревья, растущие на другом берегу, на голубое небо над головой, мне казалось, что я в раю… Мне хотелось кричать от восторга. Но лишь только я вспоминала, как мало сделано и что совсем скоро я еще рискую встретиться со своим смертельным врагом, мной овладевал всепоглощающий страх.
Было шесть часов утра. Ничто не нарушало моего одиночества. Укрывшись в лодке за грудой скальных обломков, я любовалась просыпающейся природой, росой, которая постепенно испарялась на солнце. Небольшие птички подлетали прямо к моим ногам и склевывали крошки, оставшиеся от нашего завтрака; в темно-зеленых водах реки иногда мелькали серебристые рыбки. В расщелинах скал сновали ящерицы. Однако меня не покидало странное ощущение. Я чувствовала, что пошла на смертельный риск, знала, что, может быть, совсем близко, в какой-нибудь сотне шагов отсюда, в недрах земли, мои преследователи ищут меня…
Из задумчивости меня вывел отдаленный грохот. Звуки ружейных выстрелов были знакомы мне слишком хорошо, поэтому я тотчас же сообразила, что где-то идет перестрелка. Должно быть, на ополченцев Джексона наткнулись регулярные части северян… Может быть, это отряд, который ведут Дантес с Ричардом… Стреляли довольно далеко, но ожесточенно. Я прислушивалась затаив дыхание. Стрельба продолжалась минут десять, потом опять стало тихо.
Внезапно я услышала совсем близко плеск воды. Кровь застыла у меня в жилах. Казалось, кто-то упорно, из последних сил сражается с течением. До меня донеслись стоны и кряхтенье каких-то изнемогающих от этой борьбы людей. Неужели наши преследователи обнаружили в пещере тот самый путь, каким воспользовались мы, и теперь тоже выбрались наружу? Несколько секунд я пребывала словно в оцепенении. Затем мною овладела отчаянная решимость. Никто не подозревает, на что способен в трудную минуту. Я никогда бы не поверила, что сделаю то, на что отважилась в эти мгновения: моя рука потянулась к револьверу. Я взвела курок, намереваясь до конца отстаивать свою честь, свою жизнь.
Скорчившись за своим укрытием, я приникла глазом к щели между камнями, позволявшей увидеть то, что происходило на реке.
— Тысяча чертей! Да решиться на такое можно лишь для спасения собственной шкуры! — услышала я незнакомый голос.
— Или ради того, чтобы отомстить! — ответил другой голос. И я сразу его узнала. Это был голос капитана Петтоу.
Мне все стало ясно. Вероятно, в пещере мои преследователи убедились, что теперь сами оказались в роли преследуемых и, если не хотят быть схваченными, им необходимо выбираться оттуда. И они выбрали тот же путь к спасению, каким воспользовался Юстус.
— Хорошо, что я знал этот выход, — продолжал незнакомый голос, — однажды он уже спас мне жизнь.
Теперь лица обоих были у меня перед глазами. Не могу описать тебе, Жанетта, что я увидела. Это бледное, с провалившимися глазами лицо Ральфа… Было заметно, что он безмерно устал, но с трудом сдерживает ярость… Нечистый и тот, наверное, не так страшен! С тех пор как я последний раз видела его, он показался мне постаревшим лет на десять! И тот и другой уцепились обеими руками за каменистый берег.
— Больше не могу, давай передохнем несколько минут, — сказал второй; как я впоследствии узнала, это был Джексон.
— Я тоже обессилел — чего только мы с тобой не натерпелись! — ответил Петтоу.
С огромным трудом они выбрались наконец из воды и уселись на том самом месте, где совсем недавно сидел Юстус.
Я затаила дыхание, но волнения не ощущала. Я твердо решила стрелять, как только Петтоу обнаружит меня: знала, если он меня увидит — убьет, бросит в реку или задушит.
— Твоя пташка упорхнула от тебя, — заметил Джексон. — Ни одному человеку не проплыть на лодке этим путем. Это невозможно — ты сам убедился! Они, верно, спрятались где-нибудь в пещере.
Петтоу пробормотал ужасное проклятие.
— Да, — сказал он, немного успокоившись, — похоже, что так. Никому не протолкнуть лодку. Я и сам бы этого не смог… но я знаю, на что становишься способен, если решил действовать наперекор всему! Как бы то ни было, одно мне ясно — первая пуля, какую я выпущу, будет предназначена Ричарду Эверетту, а вторая — ей! Или наоборот — как получится, я еще сам не знаю.
Голова его склонилась на грудь. Лицо сделалось пепельно-серым, словно у мертвеца. На нем застыла зловещая гримаса. Я крепче сжала в руке оружие.
— Постой! Ты ничего не слышишь? — прошептал вдруг Джексон. — Мне почудился шум шагов!
Сердце у меня забилось так громко, что я испугалась, как бы мои преследователи не услышали его стука.
— Может быть! — отозвался Ральф. — Какое нам до этого дела? Никто не знает, что мы здесь!
— Я тоже так думаю! — согласился Джексон. — Но погоди… Что это?
Меня опять словно полоснули ножом по сердцу — Джексон заметил на камне мою перчатку, которую я выронила из сумочки, и поднял ее. Один только вид предмета, напомнившего Ральфу обо мне, словно придал ему новые силы. Кровь бросилась ему в лицо. Он впился глазами в мою перчатку.
— Это ее! — едва слышно произнес он. — Они спаслись… они где-то здесь…
— Не могу поверить! — усомнился Джексон.
— И тем не менее! — воскликнул Ральф. — Это ее перчатка… Я уверен. О, если бы знать, где она! Они не могли уйти далеко! Пойдем посмотрим, Джексон. Мы безоружны, наши револьверы намокли, но у меня есть руки, у меня есть зубы…
И, вскочив на ноги, будто подброшенный пружиной, он заскрежетал зубами, словно дикий зверь. Я сжалась в комок, боясь, как бы он не увидел меня. Но, должно быть, он все-таки увидел — из груди у него вырвался крик, какого мне никогда прежде не приходилось слышать.
Я подняла револьвер и прицелилась в него, готовая спустить курок…
Что произошло потом — у меня и сейчас еще голова идет кругом, стоит мне только подумать об этом, но я не могу не описать тебе увиденного. Все случилось молниеносно.
Какой-то человек спрыгнул сверху прямо на Ральфа и повалил его наземь. Я заметила только белокурую голову — ту самую, что прежде видела так часто и с тех пор постоянно воскрешала в памяти… О Боже… это был он, мой Ричард! Я стала свидетельницей отчаянной борьбы, мне казалось, я слышу, как трещат от непомерного напряжения мускулы борющихся… Потом я увидела, как оба скатились в воду (между тем Джексон успел исчезнуть).
— Лодку! — раздался чей-то голос.
Передо мной стояли Дантес и Юстус. Не помню, как я поднялась на ноги и выбралась из лодки. Юстус поспешно столкнул ее в воду и взобрался на хрупкое суденышко. Дантес взял меня за руку.
— Спокойно, дочь моя! — сказал он.
Не знаю, как у меня еще хватило сил смотреть. Я держалась только ради Ричарда. Тут я увидела, как из воды вынырнула белокурая голова и рядом с ней сразу же появилась темная. Затем на поверхности показалась рука и замахнулась на Ричарда, но Ричард увернулся и нанес ответный удар. Темноволосая голова исчезла. Больше мы ее не видели. Ричард подплыл к берегу. Юстус стоял в лодке, изготовившись к стрельбе и не спуская глаз с речной глади. Но никто больше не показывался…
Я была свободна, я была спасена. Передо мной стоял Ричард, с его волос, с его одежды ручьями стекала вода. Он протянул ко мне руки, и я упала в его объятья. И впервые у меня из глаз брызнули слезы — это были слезы счастья, слезы радости, облегчающие и очищающие душу!
Теперь я вкратце расскажу тебе, что же произошло и каким образом все так удачно обернулось.
Ричард и мистер Дантес получили телеграмму Юстуса в ту же ночь. О том, что Петтоу повез меня в западном направлении, им было известно от одной дамы в Нью-Йорке, о которой мы поговорим с тобой позже. Мистер Дантес знал, как я тебе уже писала, что Юстус находится в Цинциннати, и отправил ему ответную телеграмму. Получив известие от Юстуса, что тот видел меня и Ральфа на вокзале в Цинциннати, мистер Дантес немедленно сообщил Ричарду, что выезжает туда. Вначале он не собирался брать Ричарда с собой, опасаясь ненависти Ральфа. Однако Ричард… Впрочем, все это ты, вероятно, уже знаешь со слов Альфонсо лучше меня. Очень разумно со стороны твоего жениха, что он решил не ехать сюда. Я никогда бы не простила ему, если бы он оставил тебя в таком душевном смятении.
Одним словом, той ночью, которую мы с Юстусом провели в пещере, Дантес и Ричард в сопровождении нескольких друзей прибыли в Цинциннати. Туда как раз пришло известие: Джексон со своими людьми расположился недалеко от Мамонтовой пещеры. Распространились также туманные, хотя и ложные слухи о моей судьбе, о бегстве негра с какой-то белой девушкой. Уверяли, будто негр с Юга похитил дочь плантатора. Мистер Дантес и Ричард сразу поняли, что к чему, и той же ночью отправились туда, взяв с собой отряд регулярных войск и одно подразделение негритянского полка, где служит Юстус Уайт. О том, что они успели именно в тот момент, когда моя жизнь висела на волоске, ты уже знаешь.
За меня можешь больше не опасаться, дорогая моя! Я совершенно спокойна. Мне известно, что твои неустанные заботы о моем горячо любимом отце дают свои плоды. Нам пришла телеграмма, что он в первый раз поднялся с постели. Мы приедем на днях, даже, может быть, завтра. А это свидание с Ричардом! О Жанетта, какие же необыкновенные чувства вызывает свидание! Даже страдания, которые перенес ради любимого человека, оставляют сладостные воспоминания!
Тебе, наверное, будет любопытно узнать, нашел ли тот, чье имя никогда больше не будет упоминаться среди нас, свой заслуженный конец. Точно нам это не известно. Вся округа была обследована самым тщательным образом — хотя бы из-за Джексона, — но ни малейших следов обоих не обнаружено. Вряд ли можно сомневаться, что негодяй, оглушенный сильным ударом Ричарда, нашел смерть в водах Грин-Ривер. А если это и не так, я его не боюсь. Должно быть, Богу угодно, чтобы Ричард и я снова нашли друг друга, надеюсь, Он и дальше будет хранить нас обоих!
Нужно ли говорить, что Ричард считает моего спасителя братом, а мистер Дантес — сыном? Ричард поклялся Уайту, что всю свою дальнейшую жизнь посвятит избавлению негров от рабства, их духовному развитию и физическому совершенствованию, а Дантес благословил его на это благое дело.
Прощай, моя дорогая, моя любимая подруга! Скоро тебя примет в свои объятия твоя счастливая