Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 128



- Хочешь вернуться? – сиплым голосом спросил Глеб.

- А ты не хочешь?! – передразнила Марина. – Хочешь, чтобы эта голодная тварь сожрала твоего единственного сына?!

В, казалось бы, непрерывном потоке машин обозначилась брешь; Глеб резко нажал педаль газа; передние колёса взвизгнули, протяжно засвистел ременной шкив, и «десятка», нервно вздрагивая, принялась рывками набирать ход.

- Я не понимаю, почему же сразу тварь?.. – недовольно проворчал Глеб, поглядывая в зеркала заднего вида. – Обычная собака, каких миллионы. Я думал, что мы вчера поняли друг друга и обо всём договорились.

- Договорились?! – вскипела Марина, чуть ли не бросаясь на мужа с кулаками. – Ты, кажется, тогда пообещал, что увезёшь эту ОБЫКНОВЕННУЮ собаку с врождённым инстинктом убийцы! Она меня сегодня ночью чуть до инфаркта не довела! – И Марина неприятно поёжилась, вспомнив тлеющие угольки, что пытались перекинуться на её полунагое тело сквозь муть кухонной двери.

- Как Умка мог напугать тебя этой ночью? – Глеб недоверчиво покачал головой. – Ни за что не поверю. Ведь я собственноручно закрыл его на кухне.

- По-твоему, я сейчас сочиняю?

- Я этого не говорил.

- Только что сказал!

- Марин, хватит! – Глеб почувствовал, как вспотели ладони, а руль попытался вырваться из трясущихся от напряжения пальцев. – Я, конечно, всё понимаю: новая квартира, незнакомая обстановка, ночная темнота – всё это кого угодно может с ума свести! Тем более эти наши постоянные разборки... Но и ты постарайся понять, что всё не настолько ужасно, как ты, вот, прямо сейчас, хочешь выставить. Конец света если и наступит, то совершенно по иным причинам!

- Значит, всё дело снова во мне, – сухо произнесла Марина, отворачиваясь. – Точнее в моей голове.

- Я не это хотел сказать, – Глеб попытался отыскать глаза жены, но рядом с «десяткой», откуда не возьмись, возник гигантский бензовоз «Сканиа», отчего видимость за бортом сделалась нулевой – пришлось отвлечься.

- Тебе не кажется, что всегда и во всём виновата, в первую очередь, я? – Марина равнодушно наблюдала за водным вихрем, вырывавшимся из-под колёс громадного тягача, будто всё в купе было безобидным киношным спецэффектом и ничем иным.

Глеб засопел; поток машин постепенно сгущался, скорость заметно упала.

- Марин, давай на счёт этого как-нибудь в другой раз поговорим, а?

Марина усмехнулась.

- Конечно, у тебя всегда заготовлен этот дежурный ответ. На все случаи жизни!

- Просто сейчас не время и не место.

- Переезд и новая квартира – это, конечно, мой бзик, чей же ещё, – продолжала в полголоса Марина. – Что Юрка такой... это тоже я.

- Марина!

- Что Марина?! Ты ведь именно так думаешь! Просто не говоришь.

Глеб кое-как вырулил к обочине и остановился у самого поворота на Троицу; грузовики сбились в плотную кучу и ползли дальше, наподобие одурманенных лобстеров-мигрантов, изнывающих от тоски, но продолжающих свой размеренный путь, повинуясь врождённым инстинктам.

- Марина, – произнёс Глеб, с трудом подыскивая нужные слова, – ты действительно думаешь, что нашим детям что-то угрожает?

Марина вздрогнула, но промолчала.

- Дело ведь вовсе не в собаке. Тебя тревожит что-то ещё...

- Думаешь, я окончательно свихнулась?





Глеб покачал головой, сказал вполголоса:

- Вовсе нет. Порой мне и самому кажется, что с нами происходит что-то неладное.

Марина искоса посмотрела на мужа. Усмехнулась.

- Наверняка это все из-за переезда. Да из-за всех этих ипотек, выплат и прочей сопутствующей нервотрёпки. Похоже, мы чего-то так и не учли... И в первую очередь, справимся ли мы со всем этим ворохом, – Глеб вдруг опомнился и огляделся. – Ну, так что будем делать? Домой?

Марина молчала.

- Ты ручаешься за пса? – вдруг резко спросила она.

- Я уверен, что всё будет в порядке. А Светку можно по телефону предупредить. Да она вроде бы и не особо Умку боится. Даже ребятам из школы показать хотела... – Глеб замолчал, уставился в серое месиво за лобовым стеклом.

Скрипнули дворники.

- Да уж... – процедила Марина, отслеживая взглядом работу механики. – Ладно, поехали, куда ехали. Только домой теперь – дотемна! – Она спешно огляделась и с досады хлопнула ладонью по коленке. – Ну, ё-моё! Я сумочку на работе оставила...

Глеб, ничего не понимая, уставился на жену; затем опомнился и принялся шарить по карманам пиджака, в поисках своего мобильника.

- А ты чего не сказал? – продолжала причитать вконец расстроенная Марина. – Видел же, что я безо всего вышла! Я ведь только в кафе спустилась... а тут ты всё запутал!

- Ничего я не путал, – отмахнулся Глеб. – Что мне тебя, под лупой каждый раз изучать? Вот, держи, – он протянул жене свой мобильник. – Или лучше мне самому?..

- Рули, давай, – Марина выхватила телефон, поспешила отвернуться.

Поток транспорта на шоссе окончательно застыл.

- Всё равно теперь назад не пробьёмся, – заключил Глеб, нервно теребя рычажок коробки передач. Он понятия не имел, с какой целью констатирует сей и без того очевидный факт, но от данного умозаключения на душе сделалось значительно легче, словно мозг напрочь отказывался вникать в суть проблемы, довольствуясь примитивной отмазкой.

«Странно. Очень странно...»

Марина никак не отреагировала, продолжая сжимать в трясущихся пальцах мобильник и, одновременно, созерцать грязные грузовики.

...Бабка тогда била её по губам и приговаривала: «Вот ведь неслуш, какой, в доме завёлся! Ты для него и так и эдак выворачиваешься, а у него одно на уме: как бы из дому улизнуть без спросу! Во-во, того и гляди, пятками засверкает – ходи, ищи, потом! А коли бы не дед Поникар – чего бы тогда было?.. Что бы я твоим папке да мамке сейчас говорила?»

Марина всхлипывала, никак не реагируя на монотонную тираду старухи, а в перерывах между оглушавшими её трепещущий разум потоками нравоучений пыталась исторгнуть из собственной груди нечто леденящее, что кристаллизовалось под сердцем – воспоминание о том, как мертвяк чуть было не утянул её в могилу!

Однако бабка ничего не желала слушать, и как только с липких уст Марины срывалось очередное «святотатство», девочка тут же получала ладонью по губам, отчего в голове кололись колючие стеклянные шары. На языке давно ощущался медный привкус крови, который методично отфутболивал сознание в глубинные недра всепоглощающего взрослого безразличия. Внутри черепной коробки гремел бубен.

Тогда-то, сквозь оглушающий звон в ушах, Марина впервые различила тот непонятный шёпот, который с годами перерос в молчаливое копошение под лобной костью. Ей сказали: «Пошли этих сраных сятошь куда подальше! Они просто боятся поверить в суть вещей! Они не верят только потому, что сами ничего не видят, не слышат, не чувствуют! Они верят только в своего бога, который забрал у них всё, поверг в нищету и страдания, повелевал на всякий новый удар подставлять другую щёку! Он забрал их сущности, оставив начинённые суетой тела – уродливые мешки, доверху наполненные гниющими внутренностями, в которых копошится вселенское зло! Зло, которое иногда прорывается наружу и овладевает светом!»

Вот тогда-то и начинается истинный кошмар. Потому что ночь воцаряется навечно!

Марина тогда онемела и за весь вечер не проронила больше ни слова. Даже когда приехали родители. А голос в голове продолжал нашёптывать всякую непонятицу, которую маленькая девочка совсем не понимала. Видимо в тот вечер демон лишь только устанавливал связь со своим новым носителем, прощупывая эфемерными щупальцами сознание испуганного ребёнка. С годами у него и вовсе отпала необходимость внушения, так как Марина практически не сопротивлялась, смирившись с уготованной ей участью. Прибывшее извне существо полностью контролировало Маринино сознание, изредка требуя пищи. Тогда-то она и начинала грызть дочь.

Причём тут был дед Поникар, и откуда он вообще взялся в доме, Марина не знала. Поначалу девочка была слишком напугана приключившейся с нею бедой, чтобы прислушиваться к разговору, что протекал между взрослыми. Она лишь на считанные секунды возвращалась к реальности, – всякий раз, как бабка переключала на неё своё нездоровое внимание и отвешивала очередной болезненный удар по губам, – чтобы внять информацию, после чего снова оказывалась во власти монстра. В эти коротенькие моменты просветления – после хлёсткого удара, до момента появления вкуса крови на губах, – Марина слышала обрывки фраз, от которых у неё до сих пор кровь стынет в жилах.