В лапах страха

Григорий Викторович невольно усмехнулся – и снова попал в цель: Алла Борисовна расплылась в жуткой улыбке, по-видимому, довольная реакцией слушателя.

- И правда, что же за день сегодня такой... – «перезарядила» она и принялась расстреливать гудящее пространство трассерами ненависти ко всему живому.

Григорий Викторович вздохнул.

После того, как все разошлись, он ещё раз попытался поговорить с оставшимися подростками...

(надо будет попросить Вадима разыскать остальных)

...однако те прибывали в таком состоянии, что с расспросами лучше было повременить. Тем более что и неравнодушный к мёртвым девочкам судмедэксперт – толстячок Гриша – щедро накачал невольных свидетелей таблетками, так что добиться чего-то вразумительного казалось практически невозможным. Да и не было особого смысла терзать шокированных подростков прямо сейчас. К тому же, на данном этапе следствия, всё вырисовывалось довольно чётко и без них: ссора днём, спиртное, – а возможно и не только – вечером. Далее затаённая обида, и месть, как по Станиславскому. Сами опрошенные свидетели особо не сомневались в истинном виновнике случившегося кошмара. А найти их одноклассника – лишь дело времени. Убийца наверняка поутру сам во всём раскается. Потому что трудно принять как есть, а тем более, осмыслить содеянный кошмар, оставшись без покровительства «зелёного змия», с которого всё и началось.

Григорий Викторович презирал убийц вообще. А малолетних несмышлёнышей – точнее зверят, способных лишить жизни просто так, особо не задумываясь, – в особенности. Система определённо дала сбой: изо дня в день, задающие ход шестерни вертелись совершенно не в ту сторону, отчего с лишённого всяческой цензуры конвейера вновь и вновь сходили подобные бездушные экземпляры, «запрограммированные» на причинение боли и лишение жизней. И самое страшное, что заставить крутиться шестерни вспять – невозможно. Отбросит отдачей. А повторно к механизму уже не подпустят. Система хочет двигаться дальше – её кукловоды пойдут на что угодно, дабы сохранить существующий порядок вещей. Точнее режим. Никаким порядком не пахнет и в помине!

Григорий Викторович вновь машинально кивнул, соглашаясь с ходом собственных мыслей.

Алла Борисовна оскалилась, блеснув отшлифованными коронками.

- Тогда и я с вами чайку махну! – обрадовалась она, гремя выдвижными ящиками стола. – А может покрепче чего?.. Сами видите, как всё сегодня складывается.

Григорий Викторович нахмурился.

- Простите... Что вы сказали?

- Я спрашиваю: может вам чаю сообразить? А вы всё киваете и киваете в ответ... Вот я и подумала, что нервы все это. А для их успокоения, не грех и чего покрепче на душу принять.

- Нет-нет, – решительно отказался Григорий Викторович, тут же поднимаясь с неудобного табурета. – Дела.

- Да какие дела-то?! – всплеснула руками Алла Борисовна, косясь на аккуратные наручные часики. – Вон, времени уже почти десять натикало!

- Служба, – лаконично ответил Григорий Викторович и собирался уже было раскланяться. Однако хитрая консьержка оказалась тем ещё спрутом.

- Ох, и правда... – передёрнула она затвор. – Смотрю я на вас, милиционеров, и диву даюсь – как только вы всю эту канитель выдерживаете: маньяки, насильники, душегубы – ироды, одним словом, проклятые, – куда ни глянь! Их просто каблуком давить надо, а не цацкаться, как с детьми малолетними! Хотя наше правительство именно это делать и привыкло. Гуманисты недоделанные – чтоб им пусто было! – только о политкорректности талдычить и могут с трибуны – провались же она опять пропадом! А ты, поди, попробуй ещё с ними поспорь – лихо заумными словечками за пояс заткнут. Да и кто мы такие, чтобы в святая-святых без надобного на то разрешения соваться?.. Как перед Господом скоро будем перед мордами этими сытыми представать – помяни моё слово, мил человек! Ох, и где только сил с терпением набраться... На деле же, со всей этой шушерой подзаборной и церемониться не стоит – было бы с кем! Вон, как американцы делают: привязали к креслу, колпак на голову натянули и двести двадцать из розетки пропустили – самое то, чтобы всякую бесятину из мозгов повыбить! Нет, у нас только с экрана орать могут, как мы всю эту грязь недодавленную по сортирам мочить будем. А на деле, только тронь лишний раз ихнюю свору, попробуй, – сразу кучка борцов за права человека тут как тут объявится – будто чёртики из табакерки. Словно намазали им чем... Так и тебя самого, поди, в клетку пораньше всех этих мясников и засунут. Особисты ещё повсюду развелись, как тараканы недобитые! Нет бы бандюг в генеральских пагонах за взятки сажать, так они, опять же, под простых оперов да следователей, вроде вас, роют! Вы уж простите меня, грешную, да только не могу я смолчать, когда взаправду всё так. Ну, стрельнул ты ирода, какого, случайно – так тебе медаль надо за отвагу давать, а не по судам и следствиям-то таскать! Эх, батюшки-светы, и куда только этот мир катится...

Григорий Викторович непроизвольно улыбнулся.

«Старушка явный социопат, плюс фанатеет от ментовских сериалов и разоблачительных статей в «желтой прессе». Так что тут вряд ли получится отмахнуться стандартной РГО служебных дел – нужны крупнокалиберные контраргументы, чтобы пробить эту информационную броню».

Но Григорий Викторович не успел и рта раскрыть.

- А как же собачка из семьдесят первой?.. Вы ведь, как я поняла, изначально, именно по моему сигналу прибыли?

Григорий Викторович смиренно осел.

«А всё-таки ещё не окончательно из ума выжила».

- А это, надо полагать, и была та самая Смирнова? – спросил следователь, массируя виски. – Подружка погибшей девочки. Стало быть, их собака?

- Она самая.

- А вот друзья её утверждают, что нет у Смирновых собаки. Да и не было никогда.

Алла Борисовна от такой ереси чуть было не захлебнулась слюной.

- Вот вы, товарищ следователь, столько лет уже в милиции работаете, и так говорите, – на лице консьержки было написано полнейшее разочарование в своём собеседнике. – Неужто вы этих ребятишек послушали?

Григорий Викторович пожал плечами.

- А, собственно, какой смысл им врать?

Алла Борисовна всплеснула ручонками.

- Да они сызмальства все врут! От них правды не добьёшься, будто от неё у них мозги наперекосяк встают! – Консьержка покачала головой, однако Григорий Викторович уловил в её постоянно снующих зрачках явное безразличие к сему факту.

- Ну не все же такие, – осторожно заметил он, наматывая на кулак неподатливое старушечье сознание.

Алла Борисовна аж подскочила – нет, она не любила, когда ей навязывали постороннюю волю.

- Да полноте вам! Они ведь все на этих своих стрелялках и бродилках помешаны! Им же взять нож и начать убивать – как два пальца обслюнявить! Они даже не осознают толком, что сделали! И не думайте, что нормальные есть – нету! Вымерли все, как динозавры! Телевизор уже страшно включать! Вы только посмотрите, чего они – детёныши эти – заграницей творят... Сегодня на уроке вместе со всеми шалят, а назавтра приходят с отцовским дробовиком и весь класс кладут... а сами сверху... да ещё и записочку оставят, кто, так сказать, всему виной! – Алла Борисовна раскраснелась, явно испытывая высшую степень эйфории от восприятия собственной речи. – Это ведь оттуда всё и идёт. Сызмальства мультики эти, про котов и мышей, которым лишь бы оттяпать друг у друга чего поскорее! Потом игрушки заумные ихние, пропади ж они опять пропадом! А как школу заканчивают и куда дальше учиться уезжают – всё, пиши, пропало! Свобода – делай, чего захочу, авось не поймают! А вы говорите: не все такие... Прикрывают они просто друг дружку. Потому что так уж у них заведено. Кодекс чести, что ли... Не посмотри, что одно шпаньё поголовно! А собачка есть – сама видела. Уж мне-то врать незачем, сами должны понимать.

Григорий Викторович недовольно кивнул: он знал это и без нудных нотаций.

- Я всё понял. Да, вот ещё что...

- Что? – обрадовалась Алла Борисовна. – Спрашивайте – всё расскажу!