Страница 133 из 196
Колька кивнул, будто понял и это. Потом развернулся и ушёл, оставив Яську наедине с мыслями. Те снова заворочались и зашипели. Яська надавил лбом на стекло, желал пройти сквозь грань, дабы стряхнуть с плеч всё наболевшее. Однако кругом царила реальность, и у него ничего не вышло. Ещё он чувствовал себя предателем, а это было похуже всего остального. Но с этим теперь жить, а где, как не в эмоциональном мире, это сложнее всего?
«А может быть те, другие, отреклись от чувств вовсе не из-за стремления ввысь? Что если причина совершенно иная? Как быть тогда?..»
29.
К обеду он всё же заснул. Точнее провалился в бездонную яму, где не было ничего, кроме стремительного падения. В какой-то момент захватывало дух, и Яська просыпался, не понимая, где он находится и что с ним происходит. Потом со дна поднимались мысли, а комната наполнялась скрипом половиц и приглушённым шорохом, словно по полу и впрямь что-то ползало. Яська вспоминал всё содеянное. Преодолевал нестерпимое желание просто взвыть. Принимал смирение, как есть, и снова куда-то проваливался... Это походило на стремительные качели. Только радости от полёта сегодня не было и в помине. Была лишь абсолютная неприязнь к самому себе.
Затем метания всё же поутихли. Мысли отстали, а страхи отодвинулись на задний план. Естественно, лишь на время, потому что сознание оказалось элементарно перегруженным. А после кратковременной передышки всё, вне сомнений, вернётся на круги своя. Потому что так заведено, точнее задумано.
...Яська «скакнул» в тот день, когда началась его безудержная мечта. Мечта как можно скорее вознестись в небо! Подобно окрепшему после болезни стрижу, – которого так усердно выхаживал Колька, – что парит в облаках, подобно огромному планеру, изредка меняя положение крыльев и расчётливо управляя хвостовым оперением. Картина природного естества буквально завораживала, а сознание и вовсе испытывало высшую степень эйфории, отчего хотелось визжать, скакать на месте, или просто бежать вдаль бескрайнего поля, перепрыгивая кочки, в попытке угнаться за стремительно ускользающей птицей!
Накануне Тимка сказал, что знает, как можно вернуть стрижу утерянную уверенность в собственных силах. Нужен простой стимул – как человеку, зациклившемуся на одной, отдельно взятой проблеме. А если ничего не предпринимать, птица просто сникнет, заболеет и, скорее всего, умрёт, так как окажется отрезанной от родной стихии. Тут, опять же, можно проводить параллели с человеком, да и с любым живым организмом, живущим по незримым законам природы. Плюс социальная составляющая, как бы громко это не звучало. Так, если принять собственную незначимость за состоявшийся факт, не ровен час, окажешься за гранью мира живых. Если никто не протянет руку помощи, смысл непременно утратится, как угаснет и сам организм, не в силах совладать с выпавшими на его долю испытаниями.
Колька тогда долго молчал, ковыряя грязным ногтем отслаивающийся шифер. Потом спрыгнул на поленницу и обернулся к сидящей напротив Тимке. Девочка улыбалась и, свесив ноги с крыши, болтала исцарапанными пятками. Колька спросил, что именно она имеет в виду. Тимка улыбнулась ещё шире, потом выпрямилась во весь рост и вскинула тонкие руки к солнцу.
Сидящий рядом Яська открыл было рот, но тут же подавился несущимся на огромной скорости жуком и закашлялся. А Тимка уносилась вверх – казалось ещё миг и точно взлетит, подобно курлыкающим в клетках голубям! Преодолеет все мыслимые законы гравитации, махнёт рукой на устоявшиеся рамки обыденности, просто подпрыгнет и, опля, коснётся кончиками пальцев невидимых звёзд!
Но девочка, естественно, не взлетела – это Яська лишь представил. Так бывает, когда смысл беседы и окружающая обстановка накладываются друг на друга, и словно сливаются воедино, устанавливая вокруг совершенно иной мир, так похожий на сказку!
Тимка вытянула правую ладонь, свела вместе три пальца – указательный, средний и безымянный, – а большой и мизинец отогнула в разные стороны. Получилось некое подобие самолётика, что несётся в небесах навстречу лучистому солнышку. Тимка замерла, а потом и впрямь обозначила рукой стремительный полёт, «просвистев» над Яськиной макушкой!
Яська от неожиданности опрокинулся на спину и покатился к краю крыши. Правда, вовремя опомнился, раскидал руки по сторонам. Качение тут же прекратилось, а от поленницы послышалась стандартная Колькина усмешка: «Во, Яська даёт! В парашютисты тебе надо, с такой координацией!»
Яська не обиделся. В данный момент душа пела, и он просто не замечал дешевых Колькиных подколов. К тому же всё это шутя, а отыграться он всегда успеется, ведь и сам Колька, не безгрешен!
Яська снова подполз к угомонившейся Тимке, а Колька недоверчиво спросил – как обычно, в своём репертуаре:
- И что это за детский сад?
Тимка посмотрела на свою ладонь.
Яська тоже.
Отчего-то сделалось тепло в животе.
А на вид, ничего особенного, ладонь как ладонь. Загорелая кожа, вся в царапинах, как у мальчишки. Тонкие пальцы. Обгрызенные ногти – и куда только родители смотрят, как-никак девочка! Упругие жилки – одна чуть заметно пульсирует. Та, что у самого запястья...
«И именно от этого жар в животе всё нарастает!»
Тимка перевернула ладонь. Развела пальцы. Вновь «смастерила» самолётик. Потом сжала кулачёк и прижала его к груди. Прошептала:
- Нужно чтобы он увидел что-то такое, отчего ему бы снова захотелось полететь!
- Например? – прищурился Колька.
Тимка покраснела.
- Помнишь, когда ещё в сарае играли?.. Ну, в этих, ваших, космонавтов, что прошли сквозь «чёрную дыру»? Ты всё не мог развязку придумать и томил нас «гравитационным режимом».
Колька усмехнулся.
- Придумаю ещё!
Тимка облегчённо улыбнулась, однако сразу же вновь сделалась серьёзной.
- Там у тебя, под самым потолком, змей висит. Воздушный. Красный с зелёными вставками. И хвост у него ещё такой интересный, будто из конфетных фантиков склеен!
- Это мамина затея была, – сказал полушёпотом Колька. – Папа хотел всё в виде флажков сделать, но мама настояла. А то, говорит, не змей выйдет, а какой-то коммунистический вымпел, который только и запускать, что на Первомай.
Тимка вся сжалась, словно находилась вовсе не на пышущей жаром крыше, а дрейфовала вместе с айсбергом в суровом северном море.
- Прости, прости, прости... – шептали её трепещущие губы, под хруст заломленных запястий.
Яська сначала не понял, что произошло с подружкой. Потом всё же сообразил: Тимка, сама того не желая, коснулась запретной темы. О ней знали все, как знали и то, что не нужно ворошить Колькино прошлое, без особой на то надобности.
Но ведь Тимка и не ворошила. Она вообще о другом думала. Простая случайность, а вон, как всё обернулось...
Таким Яська друга ещё не видел. Маленький, сгорбленный, худющий – такое ощущение, только-только освободили из немецкого концлагеря.
Но Колька не был «мулей». Не был «хлюпиком». Не был каким-нибудь «шмыгой». Он был настоящим пацанёнком, которому не свойственно впадать в отчаяние от очередных превратностей судьбы. И, словно подтверждая эту неписаную данность, Колька сказал:
- А что, мы ведь его так и не запустили тогда, – он посмотрел сначала на Яську, потом на Тимку. – Думаешь, и впрямь поможет?
Тимка молчала – по всему, ей было стыдно за проявленную оплошность. Но откуда ей было знать?!
Яська поспешил прийти на выручку:
- Конечно, поможет! Я тоже змея видел – здоровый! Как раз за взрослого стрижа сойдёт!
- Или за стрижиху! – И Колька, пользуясь случаем, подмигнул вконец поникшей Тимке.
Девочка несмело улыбнулась в ответ – в её понятии, это значило: спасибо, что свёл всё в шутку.
- Айда, посмотрим! – И Колька скрылся за краем крыши, под громкий перестук высохших поленьев.
Яська с Тимкой переглянулись и кинулись следом.
...Змей вознёсся с первой же попытки. Как будто и впрямь ждал все эти годы именно полёта! Он стремился ввысь яркой птицей, потому что именно там царила его родная стихия: летнее солнце, стремительный ветер, мягкие облака! Он уцепился за грань этого, сотворённого в Яськином воображении мирка, и сделался частью его. Он несся, невзирая на прения судьбы, словно желал этим своим стремлением хоть как-то развеселить бегущего следом мальчишку, которому сполна досталось от этой беспечной жизни. Он утягивал крепкий леер вверх, отчего лежащему в клевере Яське казалось, что и Колька вот-вот взлетит!