Куколка

Через несколько дней после побега от Марты Бэлль обнаружила, что ее главные враги — скука и одиночество. С первым она боролась, убирая в доме, готовя еду, гуляя, читая, занимаясь шитьем, но одиночества вынести не могла.

Она жалела, что не сидит сейчас с другими девушками в кухне Марты за продолжительным, неспешным завтраком, в одной ночной сорочке, со спутанными волосами. Все девушки одновременно рассказывают о минувшей ночи и заливаются смехом, когда одна из них описывает особенно забавный случай. Потом наступали ленивые полуденные часы, когда они гуляли по Французскому кварталу, валялись в креслах на заднем дворе, болтали, потягивая прохладные напитки. Бэлль все бы отдала, чтобы услышать звон колокольчика у входной двери, несмотря на то, что он возвещал о приходе очередного посетителя и все девушки тут же растягивали губы в соблазнительных улыбках, готовясь к встрече с клиентом.

Там, в Районе, невозможно было пройтись по улице, чтобы тебя кто-нибудь не остановил поболтать. Уличные музыканты никогда не обходили вниманием девушек и частенько играли специально для них. Бэлль иногда останавливалась, чтобы послушать музыку и посмеяться, когда музыканты начинали с ней флиртовать. Она могла купить себе мороженое или кусочек арбуза у торговца, а тот обязательно делился с ней последними сплетнями. Владельцы магазинов всегда были настроены дружелюбно и приветствовали Бэлль улыбками; не было даже намека на высокомерие — они не считали себя лучше или выше ее. Всех живущих в Районе связывало нечто общее — совсем так, как было в Севен-Дайлс.

Здесь с ней пока никто не заговорил и даже не улыбнулся. Бэлль сомневалась, что всему виной ее статус содержанки — она вообще не видела, чтобы кто-то разговаривал на улице. Девушка могла только предполагать, что в респектабельных кварталах всегда так. Она не знала: то ли всему виной боязнь выказать участие, то ли просто снобизм. Но в чем бы ни крылась причина, Бэлль такое положение дел не устраивало.

Временами она чувствовала себя такой одинокой, что плакала, пока не засыпала. Тишина давила на нее, казалась угрожающей. Пару раз ночью бушевал шторм, тяжелые капли дождя барабанили по жестяной крыше. Раскаты грома были такими сильными, что Бэлль тряслась от страха. Она пристрастилась к долгим прогулкам, с каждым разом отправляясь все дальше и дальше. Ей не хотелось возвращаться домой, и она уставала настолько, что сразу по возвращении засыпала.

Фальдо приезжал раз в неделю, но всегда в разные дни недели. Вначале Бэлль верила, что он поступает так, потому что у него нет четкого расписания и он не знает, как долго пробудет в том или ином месте, но потом стала подозревать, что он просто проверяет, не нашла ли она себе компанию на стороне.

В свой первый визит после ее переезда Фальдо приехал с коробкой из модного магазина белья. Он купил Бэлль красивую красную шелковую рубашку и такой же пеньюар, а также элегантные красные кожаные туфельки, украшенные черным лебяжьим пухом. Той ночью он был очень нежен и по-настоящему страстен. Он восхищался тем, как уютно стало в доме, и волновался из-за того, что ей приходится скучать.

Тогда Бэлль подумала, что именно так должно быть всегда. Она собиралась готовить для Фальдо особые блюда, накрывать стол со свечами и цветами. Иногда они могли бы ходить в ресторан или театр. Она даже представила себе, что однажды он, возможно, пригласит ее отдохнуть на выходные.

Но в следующий свой приход Фальдо показался ей холодным и отстраненным, и она не могла понять почему. Причина была не в том, что она была не готова: каждый вечер Бэлль купалась, делала прическу, надевала новое белье — на случай, если он объявится. Поскольку она со своей стороны делала все, чтобы угодить Фальдо, ей было очень обидно, что он не замечает ее стараний. Но в тот вечер она его простила, потому что решила, что у Фальдо выдался ужасный день.

Однако с тех пор ничего не изменилось. Бэлль никогда не удавалось расслабиться, потому что Фальдо мог объявиться в любой момент. Если он не приходил до десяти, значит, в этот день его уже не будет, поэтому она снимала роскошное белье, надевала ночную сорочку и ложилась спать. В те вечера, когда Фальдо все-таки объявлялся, он не хотел тратить время на разговоры, не интересовался, как прошел день, не рассказывал ей, как у него дела. Он укладывал Бэлль в постель, занимался с ней сексом и сразу засыпал.

Днем ей удавалось убедить себя, что, даже если Фальдо ее и не любит, все равно сейчас она находится в гораздо лучшем положении, чем была у Марты. Теперь она содержанка, а не проститутка; у нее есть уютный дом — она наведалась к Альдерсону и приобрела кое-что из мебели, ковры, картины, разную утварь. Все записали на счет Фальдо. Еды у нее было вдоволь. Бэлль могла баловать себя. Но ночью, когда Фальдо оставался у нее, она еще долго лежала без сна, после того как он засыпал, вспоминая, что он сказал ей даже меньше, чем в первый раз, когда был с ней в борделе Марты. Бэлль чувствовала обиду из-за того, что ее использовали.

Она ловила себя на том, что вспоминает о Мог, о маме, о Джимми — и эти мысли похожи на темный туннель, который ведет к отчаянию. Снова и снова она подумывала над тем, чтобы написать им, попросить у них помощи, но не могла заставить себя рассказать им о том, что с ней произошло.

Где-то через месяц после того, как Бэлль переехала на Норт-Карролтон-авеню, ее взгляд привлек небольшой шляпный магазинчик в паре кварталов от ее нынешнего жилища. Девушка ежедневно ходила на прогулку и каждый раз выбирала другую дорогу, чтобы получше узнать город и его окрестности. По какой-то причине она не была здесь раньше, несмотря на то, что жила неподалеку.

Бэлль подождала, пока проедет тяжело груженная телега пивовара, и перешла дорогу.

В витрине шляпного магазина были выставлены красивые модели, и Бэлль некоторое время полюбовалась ими. Преобладала осенняя тематика: ветка дерева и золотистые, желтовато-коричневые и красные бумажные листья под ней. Несколько шляпок были надеты прямо на ветку: стильная красная, отороченная длинными золотистыми и коричневыми перьями, головной убор цвета зеленого мха с широкими полями и вуалью, коричневая бархатная шляпка без полей и красивая темно-золотистая шляпка-колокол, украшенная янтарными бусами.

После того как Бэлль покинула Англию, она еще ни разу не брала в руки карандаш и не рисовала шляпок. На самом деле она даже ни разу не подумала об этом, после того как призналась Этьену в том, что ее мечта — открыть шляпный магазинчик.

Но сейчас, когда Бэлль смотрела на магазин через стекло витрины, воспоминания нахлынули на нее с новой силой. В глубине магазина девушка разглядела скамейку. На ней стояла очень маленькая седая женщина, склонившаяся над черной шляпкой на подставке. Было похоже, что она прикрепляет вуаль.

Вокруг женщины были десятки шляпок, и Бэлль почувствовала, что должна войти, чтобы разглядеть их получше.

Когда она открыла входную дверь, зазвонил колокольчик — совсем как в кондитерских неподалеку от ее дома в Севен-Дайлс.

— Чем я могу вам помочь, мадам? — спросила пожилая дама, отрываясь от своего занятия.

Ей было не меньше шестидесяти, лицо было изрезано морщинами, а спина ссутулилась. Дама была одета в черное платье с кружевным воротничком и манжетами кремового цвета. У нее были лучистые глаза и добрая улыбка.

— Я просто хотела рассмотреть ваш товар получше, — призналась Бэлль. — Я люблю шляпки, а у вас такая красивая витрина.

— Спасибо, милочка, — ответила пожилая дама. — Вы тоже англичанка. Я всегда полагала, что у англичанок тонкий вкус.

Бэлль еще немного поговорила с ней о шляпках, а потом, поскольку пожилая дама, казалось, обрадовалась собеседнице, Бэлль призналась, что мечтала стать шляпницей и открыть шляпный магазин.

— Только представьте! — воскликнула дама. — Никогда не встречала человека, который хотел бы научиться делать шляпки. Большинство людей полагают, что я куда-то езжу и покупаю уже готовые модели. Они не понимают, что это настоящее искусство: сначала делаешь шаблон, потом шьешь и приклеиваешь.