Страница 45 из 52
Я был вынужден признать, что гипотеза Финбоу об отношении Роджера к Эвис полностью соответствует тому, что я собственными глазами наблюдал в течение последнего года. У меня оставался еще один, последний аргумент.
— А как насчет Уильяма? Роджер должен был бояться его.
— Роджер, несомненно, боялся Уильяма, — с улыбкой ответил Финбоу. — Но тут он мог многое предпринять — и предпринял бы, — прежде чем обращаться к такому средству, как самоубийство. Вы же понимаете, что все карты были на руках у Роджера; у него прочная репутация, а люди с огромным уважением относятся к репутации, даже если подозревают, что ее обладатель не так хорош, как о нем говорят. Нет, если бы каждый врач или ученый, подобный Роджеру, сводил счеты с жизнью из-за молодого соперника, уровень смертности среди врачей и ученых был бы чрезвычайно высок; в действительности же молодому сопернику позволяется очень медленно завоевывать признание. Затем весь процесс повторяется уже в отношении его молодого соперника, и так будет продолжаться, пока наше общество не придет к «Утопии», описанной у мистера Уэллса.
— Но в жизни Роджера могли быть обстоятельства, о которых вы ничего не знаете, — задумчиво произнес я.
— Совершенно верно, — ответил Финбоу. — И если бы имелись веские материальные основания предполагать самоубийство, я бы признал, что недостаточно глубоко изучил Роджера. Однако в настоящий момент психологические факты полностью согласуются с материальными, и вместе они свидетельствуют о невозможности самоубийства Роджера.
— Материальные факты? — запротестовал я. — Они свидетельствуют, что он мог это сделать.
— Вы упустили один материальный факт, — мягко возразил Финбоу.
— А именно?
— Самого себя.
— Что?! — вскричал я.
— Задумайтесь на минутку, — продолжал Финбоу. — Если это самоубийство, то необыкновенно хитрое, тщательно рассчитанное, с явной целью представить его как убийство. Согласны?
— Да, — кивнул я.
— Однако ни о каком убийстве не могло быть и речи, если бы мистер Йен Кейпл вдруг решил прогуляться по палубе и увидел, как Роджер намеренно стреляет в себя. Понимаете, Роджер полагал, что вы сидите на палубе… а даже один случайный фактор никак не вяжется с хорошо продуманным самоубийством. Это очень важно, Йен: Роджер не мог знать о ваших передвижениях. Только те, кто находился внизу, точно знали, где вы!
— Думаю, да, — согласился я.
— Это очевидно. Роджер мог точно сказать, где находятся в это время остальные — обычно в таких компаниях придерживаются заведенного порядка, — однако он не мог знать ваших привычек, пока вы не пробудете на яхте день или два, — объяснил Финбоу.
— Он мог рискнуть, — сказал я.
— Мог — если имелась веская причина. А ее не было, — мягко возразил Финбоу. — В ближайшие пару дней не намечалось никаких событий, которые Роджер должен был во что бы то ни стало предотвратить. Например, свадьба Эвис — но это дело далекого будущего. Или карьера Уильяма. Ее можно было разрушить, убив себя и через месяц, и во вторник, первого сентября, — никакой разницы. Нет, Йен. Как выразился бы Алоиз Биррел, не тот ритм!
— Получается, вы зря критиковали любимое словечко сержанта?
— Единственное оправдание для глупых терминов заключается в том, что умный человек может использовать их для краткости, — с улыбкой сказал Финбоу. — Тот, кто спустил курок, пребывал в отчаянии. И он точно знал, где в то утро находился каждый из вас.
— Но зачем тогда привязывать судовой журнал к пистолету? — мрачно спросил я, понимая, что Финбоу вполне может оказаться прав и скоро придется услышать вещи, которые принесут мне невыносимые страдания.
— Человек, совершивший это преступление, умнее любого из нас, — ответил Финбоу. — Если бы убийство с самого начала походило на самоубийство — обычное, с прощальным письмом и револьвером около тела, — то у всех непременно возникли бы сомнения. Однако преступник устроил все так, чтобы картина выглядела как убийство — по крайней мере сначала, — причем в высшей степени загадочное, когда под подозрение в равной степени попадают все пятеро. Затем обнаруживается револьвер. Его так предусмотрительно выбросили на участке реки с твердым дном, чтобы найти было легко, но не слишком — здесь ничего не должно быть слишком просто или очевидно. Какой вывод полиция делает, найдя револьвер? Что это самоубийство, замаскированное под убийство. Вероятно, это первый в истории случай, когда убийца обставляет все как самоубийство, которое выглядит убийством. Разве вы не видите, насколько совершенен план преступника? Подозрения падают на всех пятерых — в том случае если не сработает трюк с самоубийством. Кроме того, в результате расследования будет проанализирована личность Роджера. И тогда на первый план выйдет месть с помощью самоубийства. Очень, очень умно! У преступника хороший вкус — ничего вульгарного, ничего слишком очевидного, все уравновешенно и гармонично. Единственный человек со вкусом, оставшийся в этом журнальном мире!
Я молчал.
— Истинная ценность находки Биррела состоит в объяснении нескольких загадочных фактов, — продолжал Финбоу. — Теперь мы знаем, почему пропали судовой журнал и вымпел. Уверен, что судовой журнал был использован — как я и предполагал на поле для крикета — для того, чтобы отвлечь Роджера. Кроме того, это подходящий груз. Вымпелом оказалось очень удобно привязать журнал к пистолету — как вы помните, он лежал на той же полке.
— Теперь понятен и смысл того, что никто не признался, когда в обмен вы пообещали молчание. Очевидно, преступник — не важно кто — рассчитывал, что смерть будет признана самоубийством, и не собирался раскрывать себя.
Мы сошли в Поттер-Хейгеме и медленно двинулись назад, через широко раскинувшуюся деревню и поля. Я очень страдал — все-таки это убийство и развязка еще не наступила. Когда мы приближались к бунгало, Финбоу тихо сказал:
— Я собираюсь сообщить всей компании, что верю в версию Биррела. Вы должны сделать вид, будто вас тоже убедили. Притворитесь, Йен, постарайтесь быть нормальным и счастливым, как если бы это было самоубийство.
Я пообещал, хотя еще никогда в жизни не испытывал такого отвращения к притворству.
Финбоу вышел в сад, где собрались остальные; в компании царила напряженная атмосфера. Филипп и Тоня лежали на траве, повернувшись друг к другу; Эвис и Кристофер тихо сидели в шезлонгах. Уильям расположился в кресле-качалке, углубившись в книгу. Однако когда мы с Финбоу заняли свои места, стало ясно, что всем не терпится задать нам вопрос, который не давал им покоя с той секунды, когда Алоиз Биррел объявил о начале поисков.
Однако привычка скрывать свой интерес к тому, что тебя действительно волнует, оказалась очень сильна; кроме того, все чувствовали, что было бы неразумно демонстрировать свое любопытство. Поэтому все пятеро вежливо слушали, как Финбоу рассуждает о достоинствах и недостатках английских железных дорог по сравнению с немецкой железнодорожной сетью местного сообщения. Кристофер и Уильям высказали свое мнение относительно железных дорог разных стран.
Наконец Филипп не выдержал:
— Финбоу, а что там насчет пистолета?
— Ах да, — спокойно ответил Финбоу, опуская взгляд на лежащего на траве молодого человека. — Алоиз Биррел его нашел.
— Неужели? — пробормотал Кристофер.
— Да, — подтвердил Финбоу. — Нашел. В полумиле от Хорнинга. К пистолету при помощи шнуров от вымпела был привязан судовой журнал. Все согласились, что Роджер застрелился, предварительно привязав судовой журнал к пистолету, чтобы тот упал за борт, — так что все выглядело как убийство. Биррел объяснил Скотленд-Ярду, что это всего лишь довольно необычное самоубийство.
На секунду все замолкли. Потом Эвис тихо вздохнула и ее бледное лицо расплылось в улыбке. Филипп с Тоней обнялись, и их губы слились в долгом, страстном поцелуе. Кристофер с довольным видом оглянулся и дотронулся до руки Эвис. Уильям разразился резким, язвительным смехом.
— Милая шутка, — сказал он. — Все подозревают друг друга, а этот проклятый идиот застрелил себя сам.