Страница 40 из 52
Вся информация, которую вам сообщают, представляет собой смесь истинных и ложных фактов, плавающую на поверхности желаний, воспоминаний и страхов. Чтобы разобраться в этой смеси и понять ее смысл, необходимо использовать более тонкие методы, чем у Алоиза Биррела. Так, например, Тоня сообщила нам, что раньше не знала Роджера, а потом рассказала, что была в Ницце, и вышла из себя, услышав предположение, что они могли там встретиться. Ее заявление ценно одним — по какой-то причине ей не хочется, чтобы мы думали, что она была в Ницце с Роджером. Это не означает, что она была в Ницце с Роджером или что она не была в Ницце с Роджером: смысл в том, что ей очень не нравится эта мысль. Спроси я ее напрямик, как это делает Алоиз Биррел: «Вы встречались с Роджером в Ницце?» — она ответила бы отрицательно. Прямого способа выяснить это у нас нет. Приходится полагаться на ассоциативный процесс. Если бы мы могли написать на листе бумаги сотню слов, например:
и так далее, и попросить всех не задумываясь против каждого слова по ассоциации написать другое слово, то получили бы занятные результаты — гарантирую. В сущности, мой метод беседы представляет собой упрощенный способ выявления ассоциаций. Именно поэтому мне безразлично, куда свернет разговор, — как правило, я в любом случае что-то из него извлеку. Вот почему я разговариваю с молодыми женщинами, когда они устали, оскорбляя ваши рыцарские чувства: ассоциации возникают гораздо легче, когда сознание угнетено. Вот почему я занялся гаданием: большинству людей не чуждо суеверие, и мысль о том, что мои слова могут оказаться правдой, заставляет их терять бдительность.
— А что бы вы делали, окажись ваши догадки относительно поклонников Тони неверными? — спросил я. — Вы начали с утверждения, что Тоня была увлечена брюнетом, когда ей еще не исполнилось двадцати. Окажись это неправдой, вы не смогли бы продолжить игру.
Финбоу усмехнулся:
— Оценив ее темперамент, я пришел к выводу: вероятность, что до двадцати лет у нее не было романа с каким-нибудь мужчиной, крайне мала. И он вполне мог быть брюнетом. Более того, он скорее всего был брюнетом — блондины менее влюбчивы.
От удивления я даже растерялся. Потом спросил:
— И что же вы в конце концов выяснили?
— Ответ на этот вопрос вы получите через несколько часов.
Вновь послышалось завывание ветра. Я почувствовал раздражение.
— Ну и кто же убил Роджера?
— Полагаю, мне это уже известно, — серьезно ответил он.
— Кто?! — вскрикнул я, охваченный страхом.
— Пока не могу сказать. Потому что если вы будете это знать, то своим поведением можете создать трудности в весьма деликатной ситуации. Понимаете, Йен?
— Разве вы не понимаете, что я больше не вынесу неизвестности?
— Мой дорогой Йен, я пытаюсь предотвратить то, что пережить будет еще труднее. — В его тоне сквозили нотки сожаления.
Несколько часов после разговора с Финбоу для меня стали худшими за все время, прошедшее после смерти Роджера. Мне пришлось сидеть за обеденным столом, смотреть на грустное, милое лицо Эвис, на необычную красоту Тони, зная, что одна из них совершила холодное, расчетливое убийство.
Финбоу сидел между ними, шутя и непринужденно болтая, словно разговаривал с двумя юными друзьями на модной премьере, но я понимал: он один знает, которая из двух очаровательных девушек застрелила Роджера. Никогда еще я так не завидовал непринужденным манерам Финбоу, и никогда еще так не возмущался его отстраненностью, позволявшей ему наслаждаться этим маскарадом!
Наблюдая за ними, я страстно желал, чтобы той, кого в конечном итоге обвинит Финбоу, оказалась Тоня.
После обеда я пытался читать, но слова искажались, складываясь в строки, плывущие перед глазами: «Врач с Харли-стрит убит прекрасной кузиной». Я бросал взгляды на Эвис, неловко сидевшую в глубоком кресле, и в сотый раз повторял себе, что не могу думать о ней дурно. Потом вдруг почувствовал прилив надежды. Я подумал, что Финбоу тоже может ошибаться, что подозрения против Уильяма отвергнуты на каком-то фантастическом основании, и не исключено, что Роджера убил именно Уильям. Я снова и снова перебирал улики против него. А еще остается Кристофер, напомнил я себе. Даже если мы не можем установить мотив, это не причина для снятия подозрений. Тоня, Уильям или Кристофер, но только не Эвис, убеждал я себя. Затем на меня вновь навалился груз сомнений. Не дай Бог еще раз пережить такой вечер.
Возвращение Кристофера отвлекло меня, за что я был ему более чем благодарен. Кристофер приехал из Нориджа на машине и вошел в бунгало без нескольких минут десять. Радостно улыбаясь, он появился в гостиной.
— Как все прошло? — быстро спросил Уильям.
— Великолепно, — ответил Кристофер, опускаясь в кресло. — Похоже, я им понравился, и они все утвердили — и мою кандидатуру, и жалованье. Конечно, я не сомневался, но приятно видеть такие вещи на бумаге.
— Поздравляю, милый, — с задумчивой улыбкой сказала Эвис.
— Спасибо, дорогая. — Он улыбнулся и поцеловал ее, глядя в глаза.
— Что они у тебя спрашивали? — поинтересовался Филипп, раздавая бокалы, чтобы отпраздновать успех Кристофера.
— Куча глупых вопросов: что я думаю о расовых предрассудках, как отношусь к китайцам, как предполагаю реорганизовать исследования и тому подобное, — ответил Кристофер и удовлетворенно вздохнул.
— Когда тебе должны делать прививки? — поинтересовался Уильям.
— На следующей неделе. — Кристофер поднял бокал, благодаря нас за тост в его честь. — Очень милый человек этот врач. Я никогда раньше не проходил медосмотр и не предполагал, что это такая сложная процедура. Как бы то ни было, он сказал, что я «абсолютно здоров».
— Приятно слышать, — сказал я. — Не много найдется абсолютно здоровых людей. За Малайю!
Затем мы по одному покинули гостиную — все понимали, что Эвис и Кристофера нужно оставить одних, чтобы они могли обсудить свое будущее. Стараясь не афишировать свою тактичность, каждый удалялся под каким-то предлогом.
Тоня с Филиппом отправились в сад, Уильям удалился в свою комнату, а мы с Финбоу медленно прошли в крошечный коридор и уже подумывали, не выйти ли нам на воздух, как вдруг услышали голос миссис Тафтс:
— Алоиз, Алоиз! Рыжая стерва собирается улизнуть с любовником. Они взяли моторную лодку. Приезжай скорее. Если не поторопишься, они смоются, и тогда поминай как звали. Ты должен поймать их.
— Это она по телефону, — шепнул Финбоу. — Любопытно!
Мы вышли на улицу, обогнули дом и очутились в саду. Не прошло и нескольких минут, как вода на реке вскипела и моторная лодка, описав широкую дугу прямо напротив дома, причалила к берегу. Из дома ей навстречу тут же выкатилась округлая фигура.
— Алоиз! — голосом миссис Тафтс позвала фигура.
— Я здесь, Элизабет, — послышалось с лодки.
— Они взяли курс на Хиклинг, — запыхаясь, сообщила экономка.
— Далеко не уйдут, — заверил ее Биррел. — Садись, поедешь со мной.
— С удовольствием, — с энтузиазмом согласилась та. — Эта вертихвостка и ее бездельник задумали ускользнуть у нас из-под носа. Хотят уйти морем.
— Ничего у них не выйдет, — отозвался Алоиз Биррел. — Спасибо, Элизабет.
При свете, падающем из окон дома, мы увидели, как коротенькая тучная миссис Тафтс неуклюже барахтается и никак не может влезть в лодку. Энергичным движением Биррел перетянул ее через борт, и лодка стремительно унеслась в направлении дамбы.
Финбоу скомандовал:
— Идемте, Йен, вам придется управлять шлюпкой. Мы должны видеть все своими глазами.
Быстро спустив шлюпку на воду, я повел ее вверх по течению против порывистого, холодного ветра. Очертания берегов сливались с черным небом. Мы медленно продвигались вперед. Зловещие предчувствия и мрачные видения, вызванные моим возбужденным воображением, отступили перед трудностями ночного плавания по узкой темной реке. И только после того, как мы повернули и ветер стал задувать с борта, я вдруг почувствовал какую-то сумасшедшую радость. Тоня сбежала! Ведь именно за ней мы гнались в ночи! А Эвис, моя молчаливая, трогательная в своей печали Эвис, осталась дома, и ничто ей больше не угрожает!