Страница 3 из 23
Карл вдруг заволновался, поняв, что Джулиана нет уже давно. И тут же перевел дыхание, заметив в конце улицы силуэт человека, ведущего под уздцы двух лошадей. Слава Богу, это Джулиан. Король узнал своего спутника по росту. Джулиан был почти высок. Двое высоких менее привлекали к себе внимание, нежели один, описание которого было указано в объявлениях о поимке Карла во всех юго-западных графствах Англии. К тому же внешность Джулиана также подходила под описание Карла: высокий брюнет, хорошо сложен, карие глаза, смуглая кожа, немного иноземный выговор — а ведь и в речи Джулиана звучал легкий акцент. По отцу он был французом, и бретонский выговор, какой он приобрел, живя до пятнадцати лет в Бретани, так и не изжил себя за все время, пока Джулиан был хозяином поместья на севере Англии в графстве Камберленд.
Единственное, что отличало Джулиана от августейшего спутника, — он был поразительно хорош собой. Тонкие правильные черты лица, нежная, словно венецианский бархат, кожа, прекрасные блестящие глаза — все выдавало в лорде Грэнтэме аристократа по рождению, тогда как Карла вряд ли можно было назвать красавцем. Однако у Джулиана не было и сотой доли обаяния короля, которое так пленяло всех, кто общался с Его Величеством, все равно — женщин или мужчин.
Чтобы отвлечь внимание от особы Карла, Джулиан был одет более броско, скорее как роялист, нежели суровый пуританин, в платье которого обрядили короля. И в отличие от остриженного под горшок и отрастившего бороду Карла, лорд Грэнтэм оставил длинные волосы. Потому-то к нему первому и проявляли интерес суровые представители закона.
— Куда мы направляемся? — равнодушно-устало поинтересовался король, когда Джулиан придерживал стремя, помогая ему сесть верхом.
— Еще не знаю, но точно — из этого проклятого города, в глубь Солсберийской равнины. Остальное в руках Божьих.
«В руках Божьих». Этот ответ Карл не раз слышал из уст Джулиана за время их опасного путешествия. И хотя Джулиан казался очень рассудительным человеком, в нем явственно чувствовался какой-то бесконечный фанатизм. Карл знал, что Джулиан был католиком, исповедовал религию, которую наиболее ненавидели в протестантской Англии. Мать Джулиана происходила из старинного английского рода, но вышла замуж за француза из рода де Бомануаров и долго жила в Бретани, где и родила своего единственного сына. Но та ветвь Бомануаров, к которой она принадлежала, была бедна, и, когда в Англии скончался ее бездетный брат, пэр Англии, они с супругом переехали в его наследственное имение и приняли имя Грэнтэмов.
Джулиан остался во Франции, где служил офицером в армии Людовика XIII. В Англию он приехал уже после казни Карла I и стал полковником в войсках лорда Уилмота. Он, не задумываясь, принял сторону молодого Карла II, воевал за его дело, ибо был глубоко уверен, что убийство монарха, совершенное сторонниками республики, — величайшее зло в подлунном мире. И он считал огромной честью, что ему доверили охранять особу Карла Стюарта в его бегстве от властей Кромвеля.
Теперь перед путниками расстилалась обширная безлюдная равнина. Огни селений, встречавшиеся ранее, теперь совсем исчезли, и беглецов окутывал серый ночной мрак, из которого лишь кое-где пятнами выступали небольшие рощи да порой темнели невысокие холмы с длинными покатыми склонами. Изредка они проезжали мимо торчащих из земли каменных глыб — Карл заметил, что их называют серыми баранами из-за величины и цвета. Но в основном король молчал, понуро направляя своего серого жеребца за лошадью Джулиана. Было темно и тихо, лишь ветер шелестел в вереске и иногда уныло кричал козодой. Солсберийская равнина казалась бесконечной. К счастью, дождь утих, и сквозь разорванные тучи показался бледный лик луны, осветив неприветливую нескончаемую пустошь. Над зарослями осоки клубился туман. Таким же зловеще-размытым казался и далекий горизонт, и вообще вся равнина — холодная, неприветливая, чужая.
Они скакали уже несколько часов. Порой Джулиану казалось, что Карл подремывает в седле. Возможно, имело бы смысл спешиться и переночевать просто на земле, невзирая на холод. Карл, вероятно, не стал бы возражать — он был очень вынослив и неприхотлив, этот потомок королей. Джулиан преклонялся перед его мужеством; правда, были в характере Карла и другие черты, совсем не радовавшие лорда Грэнтэма: дерзкая бравада, к месту и не к месту, легкомыслие, а главное — неуемное сластолюбие, которое Карл почему-то возводил едва ли не в главную свою добродетель. Джулиан вспомнил, как в минуту горького отчаяния Карл сказал:
— Да, я ничтожество и неудачник, — но тут же подумал о чем-то и улыбнулся: — Зато превосходный любовник.
Этого Джулиан не понимал. Порой ему казалось, что Карлу Стюарту женщины дороже трона. Он оживал, становился веселым и обаятельным, едва рядом оказывалась женщина. Не таков был его отец. Вот кем стоило восхищаться, вот кто был истинным помазанником Божьим! Как он боролся за свой трон, с каким достоинством держался на суде перед палачами, как мужественно принял смерть на плахе! Недаром он заслужил такую преданную любовь королевы Генриетты-Марии. Джулиан служил в ее охране еще во Франции. Там же он встречался и с Карлом, тогда принцем Уэльским. И уже в то время Джулиана возмущало, что Карл, даже несмотря на трагедию, нависшую над его семьей, находит время для увлечения женщинами. Но когда до Франции долетела весть, что его отец предстал перед судом, исход которого был предрешен, принц Карл поступил мужественно и благородно. Он послал судьям короля чистую грамоту с печатью и подписью Карла II. Принц просил вписать в этот лист любые условия, которые они сочтут нужными. Он готов был отдать в их распоряжение все, чем обладал: право на престолонаследие или даже собственную голову, если они согласятся сохранить жизнь его отцу.
Это не возымело действия. Карл I был казнен, а принц, принявший титул Карла II, поклялся посвятить свою жизнь возвращению трона…
— Вы что-то сказали, сир? — оглянулся Джулиан к королю.
— Сказал, — кивнул тот. — Готов сжевать свою черную пуританскую шляпу, если я не слышу впереди лай собак. И будь это хоть пастушья хижина, вам, мой драгоценный лорд Джулиан, уже не удастся отговорить меня от ночлега.
Но это была не хижина, а целый городок. Множество черепичных крыш, церковь с колокольней, горбатый древний мост через ручей, протекающий вдоль палисадников домов. Довершало картину большое дерево у моста, на нижней ветке которого раскачивалась тень висельника.
Карл задержал коня возле повещенного. Зеленый мундир приверженца роялистов. Карл скривил рот в подобии улыбки.
— Плохие времена настали для старой доброй Англии, раз на ее дубах произрастают такие желуди.
— О, ради Бога, сир, тише, — положил руку на уздечку королевского коня Джулиан. — Мы в краю, где живут самые отъявленные сторонники парламента!
— Да, — кивнул король. — И тебе, Джулиан, следует прекратить называть меня титулом. Теперь я всего лишь… Как я там зовусь в нашей дорожной грамоте?
— Трентон, сир. Чарльз Трентон.
— Что ж, хорошо, что Чарльз, Так мне хоть легче будет откликаться [5].
Они въехали на мощенную булыжниками улицу, и копыта коней гулко зацокали. При свете луны городок казался чистым, даже приветливым. «Уайтбридж» — прочли они на вывеске. Путники ехали мимо притихших домов довольно долго, пока не оказались на небольшой площади у церкви. Напротив нее высился добротный дом из красного кирпича с оконными рамами и гнутыми балками из серебристо-серого дуба. Над крыльцом на цепях покачивалась чугунная вывеска, указывающая, что это гостиница. Джулиан спешился и постучал в дверь. Из верхнего окна высунулась взлохмаченная голова хозяина. Джулиан громко потребовал, чтобы их впустили.
Хозяин вскоре вышел, поднимая повыше фонарь и кутаясь в стеганый халат, надетый поверх ночной сорочки.
— Да будет с вами Господь, добрые люди. Нечасто в Уайтбридж заезжают путники, да еще в такое время.
5
Чарльз — по-английски: Карл.