Страница 89 из 101
На эту тему я говорил без подробностей. В основном упор делался на кварц: он‑де универсален и пригоден для всякой магии, к тому же довольно широко распространен в природе.
— …и вот эти средства могут вывести драконов из‑под влияния Великого мага. Это и есть моя первая цель. Вторая: создание независимого государства драконов. Оно сможет себя защитить, если будет в мирных отношениях с соседями. Коль скоро вы знаете мои цели, то мне кажется, я заслужил ваше доверие.
Скепсиса в виде и в голосе дядюшки хватило бы на целый взвод великих театральных режиссеров вкупе с недоверчивыми апостолами:
— Доверие — согласен, заслужил. Но это твой единственный успех. Могу допустить, что эти твои кристаллы сделают тебя или даже группу драконов много сильнее. Если ты не преувеличил собственные таланты в вычислениях, ты можешь также оценить, насколько именно…
Я скромно шевельнул гребнем.
— но ты, как и любой другой дракон или человек, все равно не дотянешься до уровня мощи Великого мага. Просто потому, что только он сам знает все свои возможности. Но даже если ты каким‑то образом дорвешься до этой информации, то и тогда не сможешь ею воспользоваться.
Кнарр с очевидностью предполагал, что я что‑то такое знаю, но, вглядевшись, понял свою ошибку и дал пояснение:
— Клятва не даст тебе это сделать.
Все стало полностью понятным, но я все же уточнил:
— Какая клятва?
Удивление собеседника было вполне искренним:
— Как же тебе не сказали? Перед окончанием школы все драконы приносят клятву Великому магу в верности и покорности. Точная формулировка вот какая…
Все драконы! Это значит, что Ас — Тор сам по себе и есть та цепь, которая удерживает моих соплеменников. И от нее надо избавляться. И я не знаю, как это сделать. Над этим надо очень хорошо думать. Но прежде получить ту информацию которую я считал как бы не основополагающей.
— Вы мне обещали…
И дядя, будучи самых честных правил, выполнил обещание.
Номинальной властью обладал Совет Старейшин, но это я и так знал — школьный курс. Фактическая власть была целиком за военной верхушкой. Верховный главнокомандующий был даже не первым. Главный штаб — вот это было гнездилище власти.
Великий маг не поскупился на крючки для удержания драконов. Клятва — оно, конечно, хорошо, но были также: продвижение по службе, жратва (я молча удивился), а еще: услуги магов жизни. Правда, почему‑то оказывалось, что продление жизни отнюдь не всегда шло на пользу: как только облагодетельствованный допускал промах, эта привилегия уплывала навсегда. Иногда вместе с жизнью. Казнить, правда, не казнили, но направляли на такой участок боевых действий, на котором выжить весьма проблематично.
Рассказ затянулся. Мне уже пора было улетать, но (ох, грешен!) я не отказал себе в легкой подковырке:
— Дядя Кнарр, вы правы: выход пока что не просматривается. Но отсюда не следует, что он вообще не существует.
Родственник не упустил случай вернуть должок с процентами:
— В таком случае не откажи в услуге: сообщи о плодах твоих глубоких размышлений.
На этом мы распрощались.
Глава 41. Циклотимия как стратегический резерв
Во время полета думалось почти хорошо. Почти — поскольку мой пилотский уровень не позволял лететь полностью автоматически. И все же мысли удавалось складывать в рядок. Другое дело, что ни один элемент ряда не давал ответа на сакраментальный вопрос: как обойти клятву. В ней помимо всего прочего значилось: не вредить Великому магу Ас — Тору действием или бездействием. О мыслях речи не было.
На полпути я назначил себе остановку. Под крылом кстати оказался солнечный взгорок. На нем цвела земляника, но ягоды, если и попадались, то зеленые.
И тут я почувствовал эмоции Другого. Это было желание… чего? Я знал, что сожитель в моем мозгу — сластена. Об отсутствии вкусненького жалеет? Нет, тут что‑то иное.
— Хотел бы я знать: чего тебе надобно?
Эту фразу я произнес вслух. Ответом была весьма настойчивая просьба… или стремление… может быть, он хочет заговорить? Так чего же не скажет мысленно? Или я не слышу? Или не способен на это?
Тут‑то и возникла догадка. Я снова задал вопрос вслух:
— Ты можешь говорить со мной?
Эмоции, как мне показались, имели отрицательный окрас. А диалог‑то возможен!
Очень давно мы с друзьями играли в угадайку, где можно было задавать только вопросы, на которые можно ответить 'Да' или 'Нет'. Уже во взрослом состоянии я узнал легенду о происхождении этой игры: воину, попавшему в плен, отрезали язык; он добрался до своих, но не мог доложить о добытой развединформации. Начальник оказался умен: он стал задавать нужные вопросы и выкачал все нужные сведения побитно.
После недолгой беседы я понял, что Другой вполне разумен. Но протокол связи показался мне чересчур медленным. Сыграли изобретательские наклонности:
— Можешь лы ты чувствовать мои мысли? Имею в виду: если я сейчас задумаю число, способен ли ты его угадать?
— Нет.
Это хорошо и плохо одновременно. Хорошо, поскольку слегка наивный Другой не должен знать всей подробности той каши, что я собираюсь заварить. Плохо, ибо рано или поздно меня вышвырнут из этого тела. Тогда в нем останется лишь Другой, а ему понадобится освоить те знания, что есть у меня. Частично, по крайней мере. Ладно, пробуем иные заходы.
— Можешь ли ты видеть то, что вижу я?
— Да.
— Можешь ли ты передавать информацию образами?
— Нет.
Вот это откровенно скверно. Лишнее подтверждение: протокол связи не из лучших.
— Можешь ли ты слышать то, что слышу я?
— Да.
Ответ приятный, хотя и ожидаемый. Впрочем, проверить бы надо…
— Можешь ли ты слышать свист ветра в полете?
— Да.
Следовательно, зрительная и звуковая информация воспринимаются независимо от меня. И все же: как бы мне улучшить скорость передачи…
— Могу ли я сделать так, чтобы ты передавал информацию словами?
— Да.
— Это трудно?
— Нет.
Что‑то такое я должен сделать… Отдать Другому управление речевым аппаратом? Эту мысль я высказал вслух.
— Да.
Тут подумать надо. Рискованно? Да, но… не очень. Я маг жизни или доберман — пинчер?
— Давай!
Задуманное удалось не сразу. Не получилось отдать контроль легким движением мозгов. На это понадобились и время, и усилия. Потом выяснилось, что Другой не очень‑то ловок с языком. Наверное, минуты три бедняга мучился с фразой 'Доброго вечера'. Я отметил, что солнце валится на западную сторону, а мне лететь еще почти час. Поэтому я снова взял контроль (без труда) и твердо сказал:
— Тебе еще предстоит полностью и уверенно владеть этим телом. И я сделаю все, чтобы ты этому научился.
Раскрывать свои резоны не стоило.
— Также я намерен передать тебе все знания, которые у меня имеются. Есть веские причины для этого. И вот еще что: раньше я тебя мысленно звал Другой. Но теперь ты сделался моим ближайшим родственником. Поэтому отныне я зову тебя Младший Брат, а меня можешь звать Старшим Братом.
Литературные ассоциации я, разумеется, опустил.
Весь остаток пути сопровождался молчаливыми размышлениями.
По всем признакам, я находка для психиатров. Ни у кого нет трех душевных заболеваний сразу, а у меня есть! Мой старый друг паранойя — это раз. Шизофрения; возраст у нее сравнительно юный, ну, да этот недостаток со временем проходит. Вторая болезнь, стал — быть. Ну и раздвоение личности, она же циклотимия. Это мое третье заболевание. Оно же, кстати, самое старое, только раньше не проявлялось.
Душевненько получается. В учебниках, что я читывал, категорически утверждалось, что циклотимия с шизофренией не совместимы, но я, высокоученый, ухитрился экспериментально опровергнуть все научное психсообщество разом. Докторская степень, где ты? Впрочем, нет; она суждена не мне, а тому, кто первым тиснет статью с описанием моей персоны в 'Ярбух фюр психоаналитик унд психопатологик'. Что‑то вроде: 'Редчайший случай параноидальной шизофренической циклотимии, отягощенной помешательством и скудоумием'.