Страница 143 из 146
— Почему же не меня? — спросила Майя.
— Не знаю, но нам было велено схватить тебя живой и скрыть в тайном помещении дворца Тикаля!
Сеньор вскочил и разразился угрозами против касика.
— Успокойтесь, успокойтесь, господин мой! — остановил его Димас. — Личность касика священна, но Тикаль не долго останется касиком. Все им недовольны, совет собирается его низложить!
— Разве это возможно?
— Да, если касик нарушил законы… Не по этой ли причине был низложен твой отец?… И тогда ты…
— Но ведь я отказалась от прав!
— После тебя все по праву переходит на дитя пророчеств, надежду нашего народа!
— Чтобы сделать его предметом мести Тикаля? Он его убьет!
— Когда Тикаль будет низложен, то его заключат в темницу на всю жизнь.
— Когда это произойдет?
— Завтра, в полдень, когда твоего сына будут представлять народу.
— Просто безумие избирать в касики новорожденного! — заметила Майя.
— Ты будешь править от его имени, и мы будем тебе повиноваться, а пока ты еще обязана во всем повиноваться совету. Совет же решил, что посланному с неба ребенку, которому вы только земные родители, следует воздать все ему подобающее.
Вечером того же дня сеньор и я присутствовали на каком-то пиршестве у одного из знатных сановников. Возвращаясь с ним несколько раньше, чем предполагалось, я услышал в той комнате, где помещались мать с ребенком, странный шум. Бросившись туда, я увидел двух крепко сцепившихся женщин, в которых узнал Майю и Нагуа. У последней в руке был нож. Я быстро схватил эту руку, и потом Майя освободилась от страшных объятий. Но Нагуа удалось вырваться, и она собиралась убежать из комнаты, однако на пороге ее схватил сеньор.
— Что случилось? — спросил он Майю. — Зачем сюда пришла эта женщина?
— Не знаю. Я собиралась ложиться, когда в угловом зеркале увидела Нагуа, стоявшую на пороге с ножом в руке. Она осторожно вошла в комнату, я бросилась на нее, но она была сильнее, и не приди Игнасио, она убила бы нашего сына!
— Правда? — спросил сеньор.
— Да, это так, белый человек, — ответила Нагуа.
— Зачем ты хотела крови невинного?
— Потому что из-за него мой собственный сын терял свои права. Я узнала о том, что готовится завтра!
— Мы здесь не при чем, — продолжал сеньор. — Если Тикаля низложат, то виной тому его пороки и преступления…
— А вас посадят на его место ради ваших добродетелей! — перебила его Нагуа. — Я знаю, откуда взялось пророчество, мне отец рассказал об этом перед смертью, у меня есть доказательства, и я донесу на вас на совете, и с вашим сыном неба поступят, как с собакой!
— Послушай, — спокойно обратилась Майя к своему мужу, — чтобы спасти нашего ребенка, надо лишить эту женщину возможности говорить.
Нагуа собиралась кричать и звать на помощь, но сеньор, замахнувшись на нее ножом, сказал:
— Молчи, если жизнь дорога!… Игнасио, закрой дверь, нам надо посоветоваться…
— Нам предстоит или убить эту женщину, — продолжал сеньор, когда я исполнил его просьбу, — или бежать из города.
— Бежать невозможно, — сказала Майя, — даже если нам удастся переплыть через озеро, то в горах нас схватят и убьют.
— Значит, Нагуа должна умереть, — произнес сеньор.
— А если она даст клятву хранить молчание? — спросил я.
— Вы не понимаете, как она ненавидит меня! — горячо возражала мне Майя. — Она ни перед чем не остановится, никакие клятвы ее не испугают!
— Остается только ее убить, — произнес сеньор, — и я это сделаю. Потом скажу, что сделал это в пылу горячности — что и могло произойти, если бы у меня под рукой оказался нож, когда я задержал ее.
Он подошел к Нагуа, которую мы связали и положили в дальнем углу комнаты. Сеньор склонился над ней, и в руке у него блеснул нож. Гробовое молчание нарушила Майя, прерывающимся от волнения голосом спросившая:
— Готово?
— Нет, я не могу!
— Нельзя же брать ее с собой!
— Но можно оставить здесь связанной. Мы будем уже далеко, когда ее найдут.
Через два часа по уснувшему городу молча шли три фигуры, завернувшиеся в темные плащи. Я много времени уделял рыбалке и имел свою собственную лодку. Иногда меня сопровождал сеньор или кто-либо из слуг. Поэтому мой отъезд никому не мог показаться странным. Нас никто и не видел, кроме дежурной стражи. Вода в озере стояла высоко — день наивысшего подъема был близок. Отчалив от городской стены, мы подняли паруса, пользуясь попутным ветром, и быстро летели на легком челне к материку. Еще до рассвета мы достигли берега и, спрятав лодку в камышах, пошли пешком, делая крюк, чтобы миновать деревню. Около полудня мы сделали короткий привал и потом двинулись дальше. Майя мужественно переносила усталость. Ребенка несли поочередно сеньор и я. На ночь мы остановились, так как Майя начала выбиваться из сил. Ранним утром продолжили путь, приближаясь к линии снегов. Чувствовался сильный холод. Первоначально мы решили не заходить ни в деревню, ни в сторожевой домик. Но Майя неожиданно потребовала последнего.
— Мой ребенок совершенно окоченел, надо его согреть.
— Но тогда нас поймают и убьют, так как, по законам твоей страны, никто не смеет покинуть ее пределы.
— Ты был жалостлив к убийце и не имеешь жалости для сына! — упрекнула Майя своего мужа. — Ведь не желаешь же ты его смерти!
Она решительно свернула к сторожевому дому и постучалась в дверь.
— Кто вы такие? — спросил уже знакомый нам индеец. — Простите, госпожа моя, я вас не узнал, — добавил он через минуту.
— Мы охотились и заблудились, — ответила Майя. — Дай нам пищи и пусти погреться.
Он охотно исполнил нашу просьбу и устроил на ночлег. Мы заснули, прося его разбудить нас на рассвете, так как торопились скорее перейти через горы, но тут возникло неожиданное затруднение. Хозяин разбудил нас и радостно заявил, что вдали он видел толпу народа — вероятно, посланных за нами людей. Теперь нам не придется больше мучиться или ждать, пока он сходит раздобыть носилки для нас. Эту радость мы разделить не могли.
— Что делать? — спросил сеньор. — У нас три выхода: бежать через проход, защищаться или сдаться.
— Бежать поздно, — заявила Майя.
— А защищаться нечем, — добавил я. — Ведь наше огнестрельное оружие у нас отобрали, а два лука и стрелы ничего не значат против сотни людей.
Мы решили даже выйти навстречу нашим преследователям. Подойдя к ним, мы увидели во главе толпы Тикаля, Димаса и других сановников.
— Кого ты ищешь, что явился с такой стражей? — спросила Майя у Тикаля.
— Кого же, как не тебя? Если бы я послушался Нагуа, то ты продолжала бы свой путь. Она не хочет тебя видеть, а я — наоборот. И я рад, что поспел вовремя.
Тогда Майя обратилась к Димасу:
— В чем нас обвиняют, что преследуют как преступников?
— Два дня вас не было видно. Нагуа тоже. Мы стали искать и нашли ее связанной. От нее мы узнали про ваше бегство.
— А сказала она, почему мы должны были бежать?
— Нет, она ничего не говорила, но я знаю достаточно, чтобы понимать. А вас мы все-таки арестуем и будем судить, так как вы нарушили данную клятву. Кроме того, вы виновны в том, что похитили с собой небесного ребенка, радость и утеху всего народа. Вам надо было обратиться к нам за помощью и покровительством. Идите с нами…
— Хорошо, только пусть касик Тикаль идет в стороне. Его вид мне ужасен, и он мой злейший враг. От него можно ждать чего угодно…
— Пусть будет по-твоему, — согласился Димас. — Твой муж и друг могут идти рядом.
Обратный путь мне был уже знаком, я совершал его в третий раз. В городе нас повели мимо нашего дворца, прямо к пирамиде, и велели подняться наверх. Майя тяжко вздохнула, так как поняла, что нам опять предстоит прежнее заточение, без дневного света, столь нужного для ребенка. Нам принесли пищи и закрыли за нами массивную дверь.
Кажется, я никогда не переживал более тяжелой ночи. Наутро к нам пришел Димас, с выражением соболезнования, что ему пришлось по необходимости причинить нам такую неприятность, как тюремное заключение.