Страница 137 из 146
Зибальбай молчал. По странной случайности он забыл о существовании этого закона, но, собравшись с мыслями, спокойно сказал:
— Твоими устами спрашивает коварство и ложь, как она уже заставила тебя дать неправильный ответ звезд о моей мнимой смерти. Я упустил этот закон из внимания, потому что Игнасио не простой чужеземец, он по ту сторону гор Держатель Сердца, а Сын Моря ему брат и посвящен в высшую степень нашего Братства. Они оба спасли меня и мою дочь от смерти и теперь оба последовали за мной, чтобы исполнить великое пророчество. Мы условились с Игнасио, который желает освободить наших братьев от ига белых, что он придет со мной сюда, когда исполнится пророчество и мы все тому будем свидетельствовать, я дам ему все средства, необходимые для его цели, а он приведет нам сюда — в чем мы нуждаемся, чтобы не вымереть окончательно — жен и мужей, чтобы обновить нашу застывшую кровь. Сегодня ночью мы проверим пророчество на священном алтаре, узнаем волю нашего божества и согласно ей решим участь этих двух чужеземцев. Перед вами открывается великое будущее, поэтому не давайте духу возмущения проникать в ваши сердца. Последуйте за мной, оставайтесь верными мне, — и ваша слава скоро засияет, как сияет солнце перед маленькой звездой! Я сказал, вам выбирать.
Общее молчание взволнованного собрания было ответом на горячую речь Зибальбая. Это молчание нарушил Тикаль, громким голосом обратившийся к присутствующим:
— Правы были те, которые говорили, что старик сумасшедший! Поймите, что он предлагает вам: вернуть ему, нарушившему закон, власть для того, чтобы отдать накопленные веками сокровища приведенным им двум ворам, чтобы после того мы открыли двери пришельцам, вдали от которых мы так счастливо жили столько времени. Дети Сердца, хотите ли вы этого?
Все стоявшие на стороне Тикаля громко кричали:
— Никогда, никогда!
Этот крик был подхвачен простым людом, хотя он, как я думаю, не вполне понимал, как обстоит дело.
— Кого же вы выбираете: меня, законно поставленного, или Зибальбая, нарушившего закон и потерявшего рассудок?
— Тебя, Тикаль, тебя! — кричала толпа.
— Благодарю вас, сановники и граждане. А как же поступить со старым безумцем и с теми, которым он выдал нашу тайну?
— Убить их! — ответили многочисленные голоса.
— Взять этих людей!
Они бросились к нам, и сеньор уже готовился обнажить свой нож, но я удержал его руку:
— Бога ради, остановитесь! Если вы тронете хоть одного из них, они немедленно убьют всех нас.
— Они это сделают в любом случае, — ответил сеньор, — впрочем, как хотите.
Пришедшие с Зибальбаем его сторонники расступились, и мы вчетвером остались одни.
— Трусы! — воскликнул Зибальбай и, выхватив нож, уложил на месте того, кто шел впереди (как я узнал потом, важного сановника, начальника стражи).
Но вслед за тем его схватили и обезоружили, схватили также сеньора и меня и потащили к алтарю. На свободе оставалась только одна Майя. Почему-то никто даже не дотронулся до нее.
— Что сделать с этими людьми? — вторично спросил Тикаль.
— Убить их! — еще громче отвечал народ.
Над нашими головами замелькали ножи, когда раздался голос Майи:
— Постойте! Не оскверняйте алтаря кровью невинных людей… Или вы забыли закон, что никто не может быть предан смерти без суда в совете и перед лицом касика? А этих людей судили? Они могли оправдаться?… Если мой отец низложен, то не Тикаль, а я — его наследница, я — ваш касик.
— Майя, ты верно говоришь в отношении твоего отца! — ответил Тикаль. — Но эти двое — чужестранцы, к ним наш закон не относится, и народ вправе их сейчас же казнить.
— Говорю тебе, что они неповинны, что если есть тут виновные, то это скорее мой отец и я. Не начинай своего правления убийством. Мы обещали им обоим безопасность, а если они будут осуждены на смерть, то и я умру с ними.
В ее руках блеснул кинжал; в толпе раздались некоторые одобрительные возгласы:
— Верно верно! После Зибальбая ты — наша повелительница.
В воздухе надо мной продолжали висеть несколько поднятых ножей. Я считал свою жизнь конченной, но суждено было иначе. До моего слуха, всегда очень тонкого, долетели несколько слов, которыми обменялись между собой Тикаль и Нагуа. Я мог слышать, так как был ближе других к ним.
— Она исполнит свою угрозу, — говорила Нагуа, — и это будет твоей гибелью. Ее отца ненавидят, а ее все боготворят!
— Зачем ей жертвовать жизнью за благо чужеземца? — с недоумением спросил Тикаль.
— Кто знает! Он — ее друг, а женщина иногда способна отдать жизнь за друга! — с улыбкой ответила Нагуа, — Делай как знаешь, но я думаю, что если Майя умрет, то и нам не видать завтрашнего дня.
Я очень испугался за судьбу сеньора, когда заметил полный ненависти взгляд, которым посмотрел на него Тикаль. Обращаясь к Майе, он сказал:
— Ты взываешь к законам страны для своего отца, себя и этих пришельцев?… Завтра мы пригласим судей и здесь, в присутствии народа, произведем суд.
— Нет, Тикаль, так нельзя! — возразила Майя/ — Для нас четверых, высших братьев, есть только один суд — это совет Сердца, заседающий в святилище, который должен состояться на восьмой день после поднятия вод… Не так ли, братья мои?
— Если они также члены Братства, то это так! — послышались голоса.
— Пусть будет так! — решил Тикаль. — А до тех пор я должен взять вас под стражу.
Майя поклонилась ему, а потом народу, говоря:
— Прощайте. Если вы не увидите нас больше, то знайте, что я и отец преданы смерти Тикалем, который захватил наше место. Поручаю вам отомстить за нас!
XVII. Проклятие Зибальбая
Мне помогли подняться с земли.
— Смерть была близка! — заметил сеньор не то с улыбкой, не то с сожалением.
— Она и остается близко! — ответил я ему. — Но мы выиграли пока несколько дней.
Благодаря Майе!
Нас отвели в небольшую комнату на вершине пирамиды, предназначенную для стражи, и закрыли за нами тяжелую дверь. Зибальбай молча опустился на скамейку, пристально глядя в стену. Можно было думать, что он способен видеть сквозь препятствие. До нас доносился шепот спускавшихся по лестнице людей.
— Вы спасли на время нашу жизнь, — обратился сеньор к молодой девушке, — но что делать теперь?
— Не знаю! В пирамиде есть комната, где нас будут держать до дня суда… Я так думаю, потому что они не решатся оставить нас на свободе, опасаясь волнений.
Не успела она закончить этих слов, как открылась дверь и вошел Тикаль в сопровождении Маттеи и еще нескольких знатных людей.
— Что вам угодно? — спросил их Зибальбай.
— Чтобы вы последовали за мной, — ответил Тикаль. — А у тебя, Майя, прошу прощения, что подвергаю заключению тебя и твоего отца, но у меня нет иного средства спасти вас от народной мести.
— Нам не мести народа надо страшиться, а твоей ненависти!
— В твоей власти ее уничтожить!
— В моей власти, быть может, но не в моем желании!
Через прилегающее небольшое помещение, в котором жили очередные дежурные жрецы, и сквозь искусно сделанную в задней стене раздвижную дверь нас привели к крутой лестнице, ведущей вниз. Через двадцать ступеней оказалась еще дверь, потом узкий проход, затем опять дверь и внутренняя лестница. После нескольких таких переходов мы остановились перед широкими дверьми, за которыми была расположена очень большая комната со многими дверьми по бокам; некоторые были открыты и вели в другие, небольшие комнаты, некоторые были закрыты. Большая комната, как я узнал позднее, некогда служила для собраний жрецов, но теперь их было уже так мало, что они в ней совершенно не нуждались и комната служила темницей для знатных преступников. Освещена она была несколькими серебряными светильниками. В разных местах стояли столы и скамейки. Маттеи указал нам еще на несколько меньших комнат, которые должны были служить нам спальнями. Он же обещал присылать нам пищу.
После этого нас оставили одних.