Проигравший

Сперва тот сказал, что Стогов сошел с ума. Разумеется, сказал – как еще он мог среагировать на столь бредовую версию? Потом немного подумал и добавил, что перезвонит через десять минут. А когда перезвонил, то говорил уже совсем другим тоном.

– Все сходится, – сказал он. – Правда, братья они не родные, а сводные. Судя по нашей базе, этот одноглазый Анатолий жил с папой в Лондоне, а Осипов с мамой у нас. Вот ведь сука.

Стогов молчал. Что он мог сказать?

– Ты думаешь, они с самого начала все спланировали?

– Вряд ли. Скорее уж, так совпало. Помните, как все началось? Из театра пропал карлик-актер. По ходу дела Осипов тогда узнал про сокровища. Не думаю, что он отнесся к истории всерьез. Скорее всего, сперва любопытства ради просто стал наводить справки. А когда выяснилось, что тайник расположен под дном Невы, а работами по прокладке тоннеля руководит его брат, глупо было не попробовать. Он и попробовал.

– Вот сука, – повторил майор.

Что конкретно теперь со всем этим делать, Стогов не понимал. Майор, судя по всему, тоже. План был понятен лишь в общих чертах. Спуститься в тоннель. Попробовать заставить их говорить. Кто бы мог подумать, что в результате оба они окажутся запертыми в клаустрофобически тесном лифте, а часы на мониторчике телефона станут показывать, что жизнь их кончится через несколько минут? Вернее, уже через несколько секунд.

– Ты, говорят, встречаешься с той блондинкой из аппарата генерала? – спросил майор.

– Кто говорит?

– Все говорят. Думаешь, можно встречаться с самой красивой девушкой Управления и тебе никто не станет завидовать?

– Больше уже не встречаюсь.

– Сволочь ты, Стогов.

– Почему это я сволочь?

– Зачем ты бросил такую хорошую девушку?

– Не в этом дело. Никто никого не бросал. Просто оказалось, что дальше встречаться мы не можем.

– Я и говорю: сволочь ты, Стогов.

Он вздохнул. Вернее, попробовал вздохнуть. Казалось, будто легкие сейчас взорвутся.

– Помните, у генерала в приемной вечно сидит такой симпатяга-парень? Что-то типа его адъютанта? У него еще такие нереально голубые глаза. Они с Александрой планировали пожениться. Все было серьезно. И тут появился я.

«А-а-а», – сказал майор. Потом подумал и спросил:

– Если ты хочешь жить с ней, и она хочет жить с тобой, то при чем здесь этот адъютант?

– Не могу я так….

Майор подумал еще.

– И что ты станешь делать? Снова пить и через большие окна кафе смотреть на дождь?

– Нет.

– А что тогда?

– Умру сегодня в этом лифте и делу конец. А Александра со своим адъютантом пусть живет дальше.

Стогов закрыл глаза. Сегодня утром он проснулся оттого, что ему показалось, будто осень кончилась и, если выглянуть в окно, то там будет лежать снег. Кислорода в кабине не осталось, похоже, совсем.

Он лег на грязный пол лифта и умер. Вся предыдущая жизнь показалась ему неправдоподобным сном. И все, что было дальше, – тоже.

Как именно спасатели выпилили дверь лифта, вспомнить майор потом так и не смог. Но вот гулкий стук их каблуков по тоннелю, когда носилки поднимали наверх, запомнил хорошо. У спасателей были широкие сильные спины, и какое-то время видел он только их. А потом, уже когда его вынесли из тоннеля наружу, увидел вдруг, что дождь кончился.

Вернее, все было не совсем так.

Сперва лифт неожиданно дернулся. Снаружи что-то загудело… первый раз за три часа, которые они провели в тесной кабине… и лифт дернулся. Майор приоткрыл глаза и прислушался. Ничего не происходило… некоторое время не происходило совсем ничего, а потом лифт дернулся еще раз и рывками двинулся наверх. Иногда он замирал, и тогда майору казалось, что все это бред, но спустя секунду лифт начинал снова ползти… лифт упрямо полз наверх… и продолжалось это не просто долго, а ОЧЕНЬ долго… а потом лифт все-таки встал и снаружи послышался противный визг болгарки. Ничего приятнее этого звука майор не слышал ни разу в жизни. Визг означал, что добрые и сильные мужчины-спасатели взрезали дверь.

Яркий свет, ворвавшийся в кабину, был прекрасен. Свежий воздух, ворвавшийся вместе с ним, был еще прекраснее. Никому, кроме майора, этот воздух не показался бы свежим, а свет ярким. Но для него эти свет с воздухом означали жизнь. Еще какое-то время жизни. И пусть когда-то потом, когда-то в будущем, эта жизнь все-таки кончится… пока она будет по-прежнему продолжаться.

(Он все-таки сделает своей жене ребенка…

И уедет с ними двоими, с женой и новорожденным ребенком, туда, где тепло…)

За мускулистыми плечами спасателей показался сдвинутый на одно ухо берет защитного цвета. Ну да, разумеется, это был их генерал. Старый, седой, еле держащийся на ногах, с обвислой кожей щек и артритными кистями рук, торчащими из манжет камуфляжной куртки. Но, как и раньше, всегда появляющийся вовремя.

Опершись о стену, майор поднялся на ноги, одернул куртку и попробовал отрапортовать:

– Товарищ генерал!

– Вольно, майор…

Слева от генерала стоял его вечный голубоглазый адъютант, а справа – блондинка, которая никогда не родит его консультанту ребенка. Чуть позади толпились еще какие-то незнакомые офицеры. Все подтянутые, аккуратные, четко знающие, что делать в каждый отдельный момент жизни. Начищенная обувь, блестящие на мундирах знаки отличия. Смотреть на них майору было почему-то неприятно. Сам он чувствовал себя грязным, пропахшим черт знает чем и растерянным перед жизнью, которая теперь расстилалась перед ним до самого горизонта.

Глаз у генерала было почти не разглядеть из-за старческих морщин. Но смотрел он этими своими глазами майору прямо в лицо. Потом наконец спросил:

– Ничего не хочешь мне сказать?

– О чем?

– О золоте. Где оно?

– Вы про сокровища ордена?

– В рапорте ты указывал, что в этом тоннеле должно находиться сорок две подводы золота. Но тут ничего нет.

– Да, – сказал майор, – золота нет. Пока мы сидели в лифте, наш консультант говорил, что золото типа того, что испарилось.

– Испарилось?

– В тоннеле испытывали бомбу из антивещества. И в результате золото испарилось. Такая химическая реакция. Что-то там связанное с атомной массой и таблицей Менделеева.

– Твой консультант так прямо и говорил: из тоннеля испарилось сорок две подводы золота? Что-то я тебя, майор, перестаю понимать.

– Знаете, товарищ генерал, сам я не очень в этом разбираюсь. Но судя по тому, что рассказывал Стогов, так все и было. Золото – это ведь единственный металл, молекула которого не вступает в реакцию с антивеществом. Сталинские физики запустили свою бомбу и уже не могли ее остановить. Там ведь достаточно всего одного атома, чтобы погиб весь мир, понимаете? Если бы не эти сорок две подводы, всему конец. А так – золото вступило в реакцию с запущенной бомбой и испарилось. Пшик – и ни золота, ни бомбы.

Генерал глянул на офицеров, стоявших рядом, и нахмурился:

– Ладно, майор. Об этом мы еще поговорим. Позже.

Генерал развернулся и собрался было уходить.

– Разрешите, я тоже спрошу, товарищ генерал?

– Слушаю.

– Удалось ли задержать этих двоих… Осипова и этого… как его?.. короче, его брата… Удалось?

– Одноглазый оказал сопротивление и был застрелен. Вот им (кивок в сторону адъютанта). Капитан Осипов ранен при задержании и содержится в лазарете следственного изолятора. Дело раскрыто, ты, майор, молодец. Можешь дырявить погоны под новую звездочку. Еще вопросы?

Голова немного кружилась. Стоять навытяжку было тяжело, и в тот раз он так и не сказал генералу, что собирается написать рапорт. Решил, что скажет позже.

Генерал посмотрел на него и сказал:

– Тогда отдыхай.

Генерал, скрипя суставами, погрузился в дорогущую служебную машину и уехал. Мгновение спустя уехали и офицеры свиты. Через двадцать минут вокруг тоннеля не осталось ни единой машины. Майор проводил их взглядом, а потом запрокинул голову.