На берегах Дуная

— Да! Все равно, — после долгого раздумья порывисто встал Алтаев, — я решил передать в корпус Добрукова два саперных батальона и два истребительных противотанковых артиллерийских полка. Заминировать все танкоопасные направления, узлы дорог и теснины перекрыть противотанковой артиллерией. Прикажите поднять резервы и срочно перебросить к Добрукову. Им нужно пройти шестьдесят километров. Через два часа быть на месте.

— Слушаюсь, — ответил Дубравенко.

— Я с оперативной группой сейчас выезжаю на направление главного удара. Через тридцать минут — отъезд. Вы, Константин Николаевич, остаетесь здесь. Руководство корпусами центра и левого фланга возлагаю на вас. Все мои заместители едут со мной.

— Радиостанцию взяли? — увидев входящего в комнату Аксенова, спросил Алтаев.

— Так точно.

— Машина хорошая?

— Новая. Шофер опытный.

— Ваша задача, Аксенов, как можно быстрее добраться до штаба Чижова, уточнить обстановку и немедленно докладывать мне. В дивизии находиться до моего распоряжения. Главное — установить, какими силами наступает противник. Передайте Чижову: держаться, во что бы то ни стало держаться и остановить противника. Погибнуть, но остановить! Вести бой в окружении, но своих позиций не оставлять!

Выходя из кабинета командующего, Аксенов слышал разговор члена Военного совета с начальником политотдела армии:

— До утра во всех ротах провести партийные и комсомольские собрания. Основной вопрос — остановить противника, не пустить его к Будапешту… Своих политработников направьте в дивизии и полки.

— Едем, товарищ гвардии майор? — возле дома оперативного отдела встретил Аксенова шофер Буканов. Он, как и всегда, был в меховой шубе, с которой не расставался даже летом.

— Да… Запасные бачки с горючим взяли?

— Так точно! Две канистры, — четко отрапортовал Буканов, и почти черное лицо его заулыбалось. Буканов любил ездить с Аксеновым и сейчас стоял, ожидая, не скажет ли еще что-нибудь майор.

— Аксенов, рация проверена. Радисты опытные. Позывные у них, — поблескивая стеклами очков, подошел связист подполковник Лепов.

— Автоматы есть у радистов?

— Карабины и по сорок патронов, — ответил из машины молодой звонкий голос.

— А гранаты взяли?

— Говорят, не положено.

— Немедленно взять штук по шесть гранат и еще по полсотни патронов.

— У меня тоже нет гранат, — сообщил Буканов.

— Возьмите мои десять гранат и автомат… Патроны там, в сумке, ее и забирайте, — вслед убегающему Буканову добавил Аксенов.

— Ты вроде как в разведку собираешься? — улыбнулся в темноте Лепов.

— Хуже. В разведке хоть можешь предполагать, где противника встретишь, а тут, чорт его знает, где нарвешься.

— Только почаще связывайся с нами, — советовал Лепов. — За тобой будут следить две радиостанции. Кроме того, я приказал корпусной сети периодически слушать на твоей волне.

Аксенов забежал в оперативный отдел, попрощался с товарищами и сел в машину. Неожиданно его охватило волнение. Там, в семидесяти километрах, шел бой. Там где-то дралась и Настя. Быть может, удастся встретиться с ней. А возможно, ее уже… Опаленный страшной мыслью, Аксенов сердито взглянул на Буканова и выкрикнул:

— Трогай, чего ждешь?

— Куда ехать?

— По шоссе прямо на Бичке. Я же говорил…

Буканов растерянно взглянул на майора и плавно тронул машину.

«Попало, наверно, от начальства, а на мне зло срывает», — подумал он о майоре и приник к рулю.

— Фары включай и жми на пределе.

— А самолеты?

— Сейчас не до самолетов. Пусть бомбят, чорт с ними, надо скорее добраться.

— Это нарушение. Запрещено по ночам с фарами ездить.

— Включай немедленно — и предельную скорость!

Буканов шумно вздохнул и включил фары. Аксенов взглянул на его скуластое лицо и неожиданно для себя улыбнулся. Буканов был хорошим шофером и смелым солдатом. Вместе с полуторкой в первые дни войны был он мобилизован из приокского колхоза Горьковской области. От Львова и до Воронежа колесил он на своей машине по фронтовым дорогам. Десятки раз попадал под артиллерийский и минометный обстрел, дважды его машина на бешеной скорости прорывалась из окружения. В дожди и туманы, по дорогам и без дорог носился Буканов, всегда успевая во-время выполнить задание. Всем был хорош шофер из приокского колхоза. Но был у него недостаток, из-за которого товарищи едко высмеивали Буканова: до ужаса боялся он авиации. Стоило самолетам показаться в воздухе, как Буканов бледнел, немедленно останавливал машину, забирался в ближайшую щель или воронку, и никакими угрозами нельзя было заставить его вылезти из укрытия. Однажды под Сталинградом Аксенов ехал с ним из армейских тылов к переднему краю. На степной дороге было пустынно. В неярких лучах заходящего солнца насколько хватал глаз стлалась опаленная равнина. Ни бугорка, ни перелеска. Буканов рассказывал Аксенову историю своей женитьбы и беззаботно посмеивался. Внезапно в километре впереди прямо навстречу машине вынырнула восьмерка «Илов», возвращавшихся, видимо, после штурмовки. Буканов огляделся по сторонам. Нигде ни одного укрытия. Машина завихляла. Глянув на тупорылые машины, несущиеся над землей, Буканов толчком распахнул дверь кабины и рыбкой нырнул в кювет. Аксенов едва успел схватить руль и выровнять машину.

— Зачем ты прыгал, это же наши «Илы»? — с трудом сдерживая смех, спросил его Аксенов.

— Наши, наши… Бомбанут, а потом разбирайся чьи, — боясь встретиться с Аксеновым глазами, хрипел Буканов.

Всю дорогу он молчал, яростно сжимая руль. Когда подъезжали к землянкам, умоляюще посмотрел на Аксенова и, путаясь в словах, попросил:

— Пожалуйста, никому только не рассказывайте… Засмеют, проходу не будет.

В скором времени Буканову по-настоящему пришлось пострадать от авиации. Перед началом штурма окруженной сталинградской группировки немцев январским вечером Буканов поджидал ушедших на передовую офицеров. Побеленная машина сливалась с серым фоном снега. Но и маскировка не спасла. Налетели три «юнкерса», и от полуторки Буканова остался только задний номер и четверть окружья руля. Четыре дня ходил Буканов сумрачный, томясь потерей и вынужденным бездельем. А под вечер он исчез. Два дня искали его, но так и не могли найти. Многие решили, что Буканов с горя пристал к какой-нибудь роте. На третий день утром Буканов, сияющий и важный, подкатил к землянкам оперативного отдела на новеньком «оппель-капитане». На заднем буфере трофейной машины чернел номер от колхозной полуторки. И эту машину потерял Буканов во время налета авиации под Яссами.

Так до самого Будапешта и не мог он привыкнуть к воздушным бомбардировкам…

— Буканов, ты глазами не стреляй в небо, — сказал Аксенов, — все равно не увидишь, когда налетят.

— А я и не думал стрелять! Что мне? Вы думаете, я боюсь авиации? Ничуть. Это я вот на снег смотрю. Уж больно вихрится красиво, как в кино.

Машину подбрасывало на выбоинах. Мотор урчал размеренно ровно. По краям светлой полосы от фар стенами надвигалась темнота. Ветра не было, и снег пенистой накипью устилал дорогу. Аксенову казалось, что машина движется слишком медленно, хотя стрелка спидометра вихлялась около цифры «60». Фронтовая дорога как вымерла. Трудно было поверить, что рядом проходил передний край. На перекрестке у выезда из города Бичке машину остановил дежурный контрольно-пропускного пункта. С ног до головы занесенный снегом усатый сержант взглянул на документы Аксенова и махнул флажком.

— Ничего не слышно? — спросил Аксенов.

— Гукнуло раза четыре в горах где-то и замерло, — ответил сержант. — А что, бьются наши?

«Может, остановили противника и все стихло», — подумал Аксенов. Проехав небольшую деревню Чабди, машина выскочила на крутую гору. Сразу же стук мотора перекрыл глухой обвальный шум. Аксенов приказал остановиться и выпрыгнул из машины. Фары погасли, и дочерна сгустилась темнота. Вокруг не было ни одного огонька. По стонущему неравномерному гулу, то стихающему, то крепнущему до грохота, Аксенов безошибочно определил, что бой идет не сплошь по всему фронту, а отдельными очагами.