Страница 6 из 44
— Кого же еще? Он ведь, помнится, умер году в 1908-м или 1909-м, верно? — Форестер остановился перед дверью хижины. — Но я не помню… кажется, поговаривали, будто он исчез…
Я напряг память. В свое время мне доводилось что-то слышать об этой истории, но дело было давно, и я уже почти ничего не помнил.
— Да, — наконец медленно проговорил я, — помнится, была там какая-то странная история. Но стоит ли об этом вспоминать, Форестер? Странного у нас теперь и тут хватает. Признаться, со мной никогда раньше не случалось ничего подобного.
— Со мной тоже, откровенно говоря. Вплоть до этого поразительного открытия сегодня вечером. Как вы думаете, кому могло понадобиться его похищать? А в свете того, что случилось, история выглядит еще более таинственной.
— Надо рассказать Веймауту.
Мы вошли в хижину. Суперинтендант все еще сидел там, где я его оставил, по-прежнему задумчиво сдвинув брови. Доктор Петри неторопливо вышагивал взад-вперед. Едва мы показались в дверях, Веймаут поднял на Форестера свои детские голубые глаза.
— Ну как, поймали собаку?
— Нет, — ответил Форестер, пристально глядя на него. — А вы уверены, что это была собака?
— Уверен, что нет, — покачал головой Веймаут. — За лагерем следят. Что-нибудь случилось такое, ради чего стоило бы подавать сигнал?
— Да, — вмешался я. — Вернулся Али Махмуд… и Райма Бартон с ним.
— А! — пробормотал Веймаут. — Рад слышать.
— Мы с Гревиллем подумали, что… — начал Форестер.
— Минутку! — подняв руку, остановил его Веймаут. — Этак мы совсем запутаемся. Я с радостью приму вашу помощь, Форестер, но расследовать дело предоставьте мне самому. Я уже знаю, что здесь происходило до отъезда мистера Гревилля: теперь расскажите мне, что случилось после.
— Это несложно. — улыбнулся химик. — Все, что нам могло понадобиться, мы отсюда, естественно убрали, поэтому заходить в дом ни у кого надобности не было. В здешнем климате все, что связано со смертью, приходится делать быстро.
Суперинтендант понимающе кивнул.
— Гревилль убедил меня, что беспокоиться не о чем, поскольку о смерти шефа никто, кроме Али, не знает.
— Вы уверены? А как насчет рабочих?
— К тому времени они уехали в Курну. В лагере никого не было. Тело шефа мы переносили уже в темноте — верно, Гревилль? — а на следующее утро я объявил, что он уехал с Гревиллем в Луксор, а потом поедет в Каир. Все работы я, конечно, остановил.
— Да, я понимаю.
— Сегодня вечером, когда опустились сумерки… точнее, это было уже вчера… я подумал, что было бы разумным… э-э-э… проверить тело.
— Справедливо.
— Открыл дверь, все обыскал, и… хижина была точно такой, как вы сейчас видите.
— А где одеяло?
— Исчезло вместе с телом.
— Вы уверены, что дверь была заперта?
— Абсолютно. Я ведь ее отпирал.
— Окно?
— Как видите, закрывается изнутри.
— Спасибо, — спокойно произнес Веймаут.
Он перевел глаза на доктора Петри, и на какое-то время в хижине воцарилось молчание. Я чувствовал, что между этими двумя людьми установилась мысленная связь, основанная на знании чего-то такого, что мы с Форестером разделить с ними не могли.
Тишину нарушил доктор Петри.
— Удивительно похоже на его работу.
Я нервно подумал, что сейчас, пожалуй, самое время собрать воедино все нам известное. И совсем уже собрался об этом заявить, когда заговорил Веймаут:
— Был ли кто-нибудь, кто посещал лагерь постоянно?
— Нет, — покачал головой Форестер. — Шеф никому не разрешал даже близко подходить к раскопкам. — Он пристально посмотрел в мою сторону и добавил: — Кроме мадам Ингомар. Но об этой леди Гревилль может рассказать вам больше меня.
— Это еще почему? — разозлился я.
— Очевидно, потому, что он так думает, — непреклонно остановил меня Веймаут. — Сейчас не время выяснять личные отношения, джентльмены. Вы присутствуете на официальном расследовании.
— Прошу прощения, — извинился химик. — Мое замечание в самом деле было неуместно. Дело в том, мистер Веймаут, что ни Гревилль, ни я об этой мадам Ингомар толком так ничего и не знаем. Казалось, что общество Гревилля она предпочитала, и мы, бывало, подтрунивали над ним по этому поводу…
Я ошеломленно посмотрел на него. Мне, признаться, до сих пор такая мысль в голову не приходила. Неужели я был настолько слеп? И неужели Райма увидела то, чего не заметил я?
— Кто эта женщина?
Напряжение, прозвучавшее в голосе суперинтенданта, вернуло меня к действительности.
— Именно этот вопрос я частенько задавал Гревиллю, — сухо рассмеялся Форестер. — но, если всерьез, на него вряд ли кто из нас сможет ответить. Кроме шефа.
— А, понимаю. Она дружила с сэром Лайонелом?
Я кивнул. Веймаут пристально взглянул на меня.
— Какой она национальности?
Я озадаченно покрутил головой.
— Я всегда считал ее венгеркой, — заявил химик. — Просто из-за имени. А Гревилль называл ее японкой.
— Японкой?! — доктор Петри буквально выкрикнул это слово. — Почему японкой?
— Ну-у, — протянул Форестер, — отчасти, конечно, в шутку. Но глаза у нее и правда были слегка раскосыми.
Веймаут обменялся с доктором быстрым взглядом и поднялся.
— Привлекательная женщина? Молодая? — отрывисто спросил он.
— Без сомнения, — кивнул я. — Очаровательная, образованная и, по всей видимости, весьма состоятельная.
— Волосы темные?
— Очень.
— Глаза?
— Зеленые, — вздохнул Форестер. — Как нефрит.
Петри с Веймаутом снова быстро переглянулись.
— Высокая? — поинтересовался доктор.
— Да, весьма высокая.
— Давний друг сэра Лайонела?
— Нам дали понять, что она была вдовой какого-то доктора Ингомара, которого шеф хорошо знал, — пояснил химик.
— Где она остановилась? — спросил Веймаут. — В каком-нибудь луксорском отеле?
— Боюсь, тут ничем не смогу помочь, — пожал я плечами. — Не в Зимнем дворце — это единственное, что я знаю.
— Но, может быть, об этом знает кто-нибудь еще? Мисс Бартон?
— Я никогда ее не спрашивал.
— Когда эта женщина была здесь в последний раз?
— В понедельник, — быстро ответил Форестер. — В тот день шеф как раз установил вокруг раскопок заграждения.
— С вами сэр Лайонел никогда о ней не говорил? — снова вступил в разговор Петри.
— Нет. Вы же знаете: он мало кому доверял.
— Вы не обратили внимания — ничего не говорило о том, что между ними существуют интимные отношения? — осведомился суперинтендант. — Например, не ревновал ли ее сэр Лайонел к кому-нибудь?
— Никогда не замечал ничего подобного, — покачал головой химик. — Он обращался с ней так же, как со всеми, — знаете, со свойственным ему добродушным юморком. К тому же, Веймаут, шефу давно перевалило за шестьдесят!
— Странно, — сухо прокомментировал Петри. — Думаю, Веймаут, первое, что следует сделать — установить личность этой мадам Ингомар. Вы согласны?
— Да, — кивнул суперинтендант, — полностью.
Лицо его стало очень суровым. Он внимательно посмотрел сначала на меня, потом на Форестера.
— Я вижу, вы оба начинаете сердиться. Это понятно: вы догадываетесь, что у нас с доктором есть версия, которой мы не торопимся с вами поделиться. Однако очень скоро вы узнаете в чем тут дело. А пока попросите мисс Райму Бартон присоединиться к нам и вооружите Али Махмуда. Пусть сторожит лагерь и стреляет во все, что движется.
— Боже мой. — простонал Форестер — Что все это значит?
— Это значит, — веско проговорил Петри. — что мы имеем дело с агентами доктора Фу Манчи.
Доктор Фу Манчи! Не знаю, как Форестер, но услышав историю, рассказанную нам Веймаутом, я лично был потрясен.
Милое личико Раймы наполовину скрывалось в тени. В палатке, когда я внезапно обнаружил ее в своих объятиях, на ней был костюм для верховой езды — из Курны они с Али Махмудом приехали верхом. Однако она успела сменить его на обычное платье и даже попыталась привести в порядок прическу. Верховая езда вызвала румянец на ее загорелых щеках: казалось, она вся обратилась в слух, отчего ее серьезные ирландские глаза сияли еще ярче, чем обычно.