Страница 39 из 148
Если взять всю совокупность вещей, необходимых для жизни и благополучия, говорит Тюрго, то получится некая сумма потребностей. Каждый предмет нашего желания стоит нам забот, трудов, утомления и, по крайней мере, времени (сегодня эти средства добывания нужных вещей мы называем общим словом ресурсы). То, сколько и каких ресурсов приходится затратить для получения данной вещи, составляет естественную цену этой вещи. Тюрго говорит, что никакого товарного обмена еще нет, а человек уже вступает в сделку с Природой. Он отдает ей часть своих ресурсов (сил, времени и пр.), а взамен она дает ему нужную вещь.
Однако общее количество таких ресурсов у каждого из нас ограниченно. Поэтому мы в каждом случае решаем, сколько ресурсов мы можем позволить себе отдать за данную вещь (в соответствии со степенью потребности в ней). Если требуется больше этого количества, мы можем отказаться от ее добывания, употребив свои ресурсы на что-то другое.
В наши дни человек обычно измеряет свои ресурсы в деньгах. Но легко увидеть, что за этими деньгами стоит трудовой ресурс. Если за 8-часовой рабочий день я получаю, скажем, 24 тыс. руб., то авторучка ценой в 6 тыс. руб. стоила бы мне 2 часа моего труда. Допустим, я считаю, что это дороговато и что лучше мне купить другую авторучку за 1,5 часа моего труда, т. е. за 4,5 тыс. руб.
Вот эту оценку, эту максимальную долю своих ресурсов, какую человек согласен отдать, Тюрго и называет ценностью значения.
Но когда речь идет о взаимном обмене между людьми, говорит Тюрго, и, ценность значения не может объяснить формирование меновой пропорции. Ведь у каждого эта оценка — своя.
Тюрго предлагает рассмотреть такую ситуацию: на необитаемом острове оказались двое дикарей. У одного есть маис, у другого — дрова, а каждому ведь нужно и то, и другое. Волей-неволей они вступают в торг. Каждый хочет отдать поменьше, а получить побольше. Точнее говоря, один за меру маиса хочет получить максимум дров, а другой за охапку дров — максимум маиса. Долго они торгуются, наконец, сделка совершается: 4 меры маиса за 5 охапок дров. Почему именно такое соотношение?
Рассуждаем дальше. Для первого получить 5 охапок дров важнее, чем отдать 4 меры маиса (ведь он отдает их, не так ли?). Для второго, напротив, 4 меры маиса более значимы, чем 5 охапок дров. Только поэтому обмен и совершается — потому что он выгоден обоим. Каждый считает, что получает больше, чем отдает. Больше чего? Этой самой и, ценности значения.
Вот эта субъективная выгода первого в точности равна выгоде второго, говорит Тюрго. Если бы не так, то один из двоих меньше стремился бы к обмену и принудил бы другого дать больше маиса за свою охапку дров (или наоборот). Поэтому следует считать, что при совершении обмена ценность отдается за равную ценность. 4 меры маиса равноценны 5 охапкам дров. Такую равную ценность Тюрго называет меновой ценностью. Она уравнивает 4 меры и 5 охапок. Если ценность значения существует только в уме каждого, то меновая ценность принята ими обоими. Тюрго подчеркивает, что эта числовая пропорция не является отношением между вещами и не выражает соотношение между вещью и ее ценой.
Крайне важно замечание Тюрго о том, что ценность не имеет собственной меры. Другими словами, невозможно установить для нее какую-то абсолютную единицу измерения. Ценность измеряется только ценностью — путем сравнения одной с другой. Это значит, что ценность всегда относительна (Тюрго говорит: точно так же длину измеряют длиной — ведь мера длины установлена не природой, а соглашением между людьми).
Таким образом, заключает Тюрго, во всяком соотношении обмена одна сторона равенства выражает ценность другой стороны. Если х = 3у, то 3у измеряет ценность единицы х, а ценность единицы у измеряется величиной х/3. Эти величины и являются ценами друг друга. Понятия "цена" и "ценность" различны, говорит Тюрго, однако в разговорном языке они могут замещать друг друга. Интенсивность потребностей Во всех этих рассуждениях Тюрго нужно отметить несколько моментов. Тюрго отказывается от поисков абсолютной (т. е. существующей вне самого понятия "ценность") меры ценности. В частности, он не ищет ее в труде, как делали средневековые схоласты и как наметилось это у Петти. Не ищет ее также Тюрго и в полезности вещей, как предлагал Барбон. Идя от основополагающей идеи Аристотеля о решающей роли чувства потребности, Тюрго установил весьма интересную вещь: меновое соотношение выявляется в процессе торга через сопоставление интенсивностей потребностей обоих участников торга. Чем сильнее человек желает чего-то, тем интенсивнее его потребность в этой вещи. Когда это соотношение установилось, оно выражает равновесие, или равенство интенсивностей обеих потребностей. Отсюда оставался один шаг до понятия предельной полезности, о котором мы будем говорить позже. Тюрго подсказал эту идею почти на сто лет вперед.
Глава 14
Так государство богатеет
Пустым тщеславием было бы указывать на пункты, в которых мысль его не была еще вполне ясной, ибо ему мы обязаны всем, даже позднейшим открытием истин, которые самому Смиту не были еще известны.
Доктор Смит "Человек обычно рассматривается государственными деятелями и прожектерами как некий материал для политической механики. Прожектеры нарушают естественный ход человеческих дел, надо же предоставить природу самой себе и дать ей полную свободу в преследовании ее целей и осуществлении ее собственных проектов… Для того чтобы поднять государство с самой низкой ступени варварства до высшей ступени благосостояния, нужны лишь мир, легкие налоги и терпимость в управлении, все остальное сделает естественный ход вещей", — говаривал в публичных лекциях, читанных им в 1748–1750 гг., недавний выпускник Оксфорда Адам Смит. Ему тогда едва минуло двадцать пять лет от роду. Еще не были опубликованы книги Кантильона и физиократов, хотя Смит уже изучил Монтескье.
Однако вопрос тут не в заимствованиях. Мы видели, как идеи экономического либерализма пробивали себе дорогу уже с последней четверти XVII в. и как они получили мощную философскую поддержку в учении о естественном порядке. Однако политика европейских правительств (в том числе экономическая политика) все еще остается целиком в русле меркантилистской идеологии. По-прежнему государство охраняет монополии и раздает привилегии, назначает ввозные пошлины и вывозные премии, сдерживает промышленное развитие своих заморских владений ради сохранения рынков сбыта для монополистов из метрополии. По-прежнему действует система цеховых регламентов, стандартов на продукцию и ограничения числа работающих в каждой профессии. Тут мало что изменилось к середине XVIII в. Поэтому нужно было снова и снова писать о естественной свободе, о "собственных проектах Природы", к которым следовало приноравливать дела человеческие, вместо того чтобы игнорировать природные законы. То тут, то там опять и опять умы проникались одной и той же идеей — верный признак наступления перемен и приближения новой эпохи.
В этот переломный момент и явилась на свет книга Адама Смита "Исследование о природе и причинах богатства народов" (1776). Идеология меркантилизма, уже изрядно потрепанная на словах, но еще крепкая на деле, получила от Смита такой мощный удар, от которого она уже не смогла оправиться.
В то же время многих сторонников естественной свободы увлекало учение физиократов. Оно уже было в моде. И вместе со своим пафосом природовластия оно несло в себе доктрину о чистом продукте земли как единственном источнике богатства народов.
Задача, которую поставил перед собой Смит, была непроста. Ему предстояло отстаивать принцип естественной свободы против меркантилизма и вместе с физиократами, но при этом отстаивать принцип производительности промышленного и торгового капитала против физиократов и вместе с меркантилистами. Это называется 'садиться меж двух стульев". При этом часто садящийся оказывается на земле, сопровождаемый насмешками с обеих сторон. У Адама Смита вышло наоборот: он утвердился на своей позиции, тогда как справа и слева от него все посыпалось. Прежде чем перейти к полемике на два фронта, Смит сооружает себе прочный теоретический фундамент. Из пяти книг "Богатства народов" три первые отведены теории, четвертая — полемике и пятая — доходам, расходам и функциям государства в режиме естественной свободы. Самая большая книга — пятая, чуть меньше — четвертая, затем (по мере убывания) идут первая, вторая и третья.