Мсье Лекок

Напротив, в проеме широко раскрытой двери, прикрывшись тяжелым дубовым столом, словно от кого-то защищаясь, стоял бледный мужчина неопределенного возраста, среднего роста, с пышной бородой. Его одежда, которую обычно носят портовые грузчики, была заляпана грязью, залита вином, испачкана кровью.

Несомненно, это был убийца.

На его свирепом лице, искаженном конвульсивной ухмылкой, неистовым безумством пылали глаза. На шее и на одной щеке виднелись обильно кровоточившие две раны. В правой руке, обмотанной носовым платком в клеточку, он держал пятизарядный револьвер, дуло которого направил на полицейских.

– Сдавайся!.. – крикнул Жевроль.

Губы мужчины зашевелились, но, несмотря на видимые усилия, он не смог произнести ни слова.

– Не валяй дурака, – продолжал инспектор Сыскной полиции, – у нас численное превосходство. К тому же ты окружен. Опусти револьвер!..

– Я не виновен, – хриплым голосом произнес мужчина.

– Разумеется, но это нас не касается.

– На меня напали… Спросите у старухи… Я защищался… Да, я убил, но у меня было на это право!

Мужчина подтверждал свои слова жестом, настолько угрожающим, что один из полицейских, стоявший в проеме входной двери, схватил Жевроля за руку:

– Осторожно, Генерал! Поберегитесь… У негодяя пятизарядный револьвер, а мы слышали только два выстрела.

Но инспектор Сыскной полиции, презиравший страх, оттолкнул своего подчиненного и подошел ближе к мужчине, продолжая спокойным тоном:

– Не делай глупостей, парень! Поверь мне, если дело твое верное – что вполне может быть, – не порть его.

Лицо мужчины выражало мучительное колебание. Он держал жизнь Жевроля в своих руках. Но осмелится ли он нажать на курок?

Нет. С размаху он бросил револьвер на пол, сказав:

– Попробуйте меня взять!

И, повернувшись, хотел было броситься в соседнее помещение, намереваясь спастись бегством через знакомый ему выход.

Но Жевроль предугадал его действия. Он прыгнул вперед, вытянув руки, однако они наткнулись на стол.

– А… – закричал инспектор. – Мерзавец уходит от нас!

С этого момента участь убийцы была решена.

Пока Жевроль вел переговоры, один из полицейских – тот, кто смотрел в окно, – обогнул дом и вошел в помещение через заднюю дверь. Когда убийца собрался бежать, он бросился на него и, с удивительной силой и необыкновенной ловкостью схватив за пояс, толкнул. Мужчина попытался оказать сопротивление, но его усилия оказались тщетными. Потеряв равновесие, он зашатался и упал на стол, защищавший его. Падая, он достаточно громко, так чтобы его все слышали, прошептал:

– Все кончено! Пруссаки наступают!

Этот простой и решительный маневр, обеспечивший победу, восхитил инспектора Сыскной полиции.

– Прекрасно, мой мальчик! – сказал он полицейскому. – Превосходно! А у тебя есть призвание… Ты пойдешь далеко, если выпадет возможность…

Инспектор замолчал на полуслове. Все полицейские так явно разделяли его энтузиазм, что в нем проснулась ревность. Он понял, что теряет авторитет, и поспешил добавить:

– Я хотел приказать тебе сделать то же самое, но не мог, поскольку иначе мерзавец насторожился бы.

Эти слова были явно лишними. Теперь полицейских интересовал только убийца. Окружив мужчину, они связали ему руки и ноги, а затем привязали к стулу.

Мужчина позволил им все это сделать с удивительной покорностью. На смену яростному возбуждению пришла угрюмая прострация, обычно наступающая после чрезмерного напряжения. Теперь его лицо выражало лишь отчаянное смирение, отупение дикого зверя, попавшего в ловушку. Не оставалось сомнений в том, что он смирился.

Когда полицейские закончили свои манипуляции, Жевроль скомандовал:

– А теперь займемся остальными. Посветите мне, ведь огонь почти потух.

Свой осмотр инспектор Сыскной полиции начал с двух типов, лежавших на полу поперек камина. Он приложил руку к сердцу того и другого – сердца не бились. Тогда он поднес к их губам свои часы. Стекло часов осталось ясным и блестящим.

– Ничего! – пробормотал он. – Ничего. Они мертвы. Этот шельмец не промахнулся. Оставим их в том же положении до прибытия Судебной полиции и займемся третьим.

Третий еще дышал. Это был совсем молодой человек, одетый в форму линейных войск. Правда, он был не в полной форме, без оружия. Серая расстегнутая шинель открывала голую грудь.

Его осторожно приподняли, поскольку он жалобно стонал при каждом движении, и аккуратно посадили, прислонив спиной к стене. Тут он открыл глаза и слабым голосом попросил воды.

К его губам поднесли чашку с водой, и он с удовольствием выпил, а потом глубоко вздохнул. Казалось, к нему возвращались силы.

– Куда ты ранен? – спросил Жевроль.

– В голову, вон там, – ответил он, пытаясь приподнять руку. – О, как мне больно.

Подошел полицейский, отрезавший убийце путь к бегству. С ловкостью, которой позавидовал бы даже опытный хирург, он ощупал рану, зиявшую чуть выше затылка молодого человека.

– Ничего страшного, – произнес он.

Но его выдавала дрожавшая нижняя губа. Все поняли, что он считает рану очень опасной, даже смертельной.

– Конечно, ничего страшного, – подхватил Жевроль. – Если раненные в голову не погибают на месте, то они выздоравливают через месяц.

Раненый грустно улыбнулся.

– Я получил сполна, – прошептал он.

– Что за ерунда!

– О!.. Не надо мне возражать, я это знаю. Но я не жалуюсь. Я получил то, что заслуживаю.

Услышав такие слова, все полицейские взглянули на убийцу. Они думали, что он воспользуется моментом, чтобы вновь заявить о своей невиновности. Но их ожидания не оправдались. Мужчина даже не шевельнулся, хотя, несомненно, слышал заявление раненого.

– Только вот, – продолжал раненый слабеющим голосом, – в это дело меня втянул негодяй Лашнёр.

– Лашнёр?

– Да, Жан Лашнёр, бывший актер, который познакомился со мной, когда я был богатым… да, у меня было состояние, но я все промотал… Мне хотелось развлекаться… И он, зная, что я остался без единого су в кармане, пришел ко мне и пообещал, что у меня будет достаточно денег, чтобы вернуться к прежнему образу жизни… И вот теперь я подыхаю, как собака, в этой хибаре, потому что поверил ему!.. О, я хочу отомстить ему!..

Кулаки раненого сжались, словно в последней угрозе.

– Я хочу отомстить, – повторил он. – Я знаю гораздо больше, чем он думает… Я все скажу.

Но раненый переоценил свои силы. Ярость на мгновение придала ему энергии, но ценой жизни, едва теплившейся в нем. Он хотел продолжить, но не смог. Он дважды открывал рот, но из его груди вырывался лишь приглушенный крик бессильного бешенства.

Это было последним проявлением его способности трезво мыслить. Кровавая пена выступила на губах, глаза закатились, тело напряглось. Он несколько раз судорожно вздрогнул и упал на пол.

– Все кончено, – прошептал Жевроль.

– Вовсе нет, – возразил молодой полицейский, вмешательство которого оказалось столь полезным. – Но он не протянет и десяти минут… Бедолага!.. Он ничего не скажет.

Инспектор Сыскной полиции выпрямился, очень спокойно, как если бы присутствовал при самой заурядной сцене, и стряхнул пыль со своих брюк.

– Ладно!.. – сказал он. – Мы все равно узнаем то, что хотим знать. Этот парень – служивый, а на пуговицах шинели есть номер его полка!..

Молодой полицейский едва заметно улыбнулся.

– Я думаю, что вы ошибаетесь, Генерал, – сказал он.

– Однако…

– Да. Понимаю… Увидев его в военной форме, вы предположили… Так вот… Нет. Этот несчастный – не солдат. И я могу немедленно доказать вам это… Посмотрите, подстрижен ли он бобриком, как того требует устав? Где вы видели служивых, у которых волосы спадают на плечи?

Подобное возражение повергло Жевроля в замешательство, но он быстро оправился.

– Неужели ты думаешь, – накинулся он на молодого полицейского, – что я слепой? Я тоже это заметил, но сказал себе: вот парень, который воспользовался отпуском, чтобы не ходить к цирюльнику.