Страница 41 из 45
Я кивнул. Как будто я без него не знаю, какая девочка — М. Басова, но мне было приятно, что у нас с ним такой мужской разговор идет.
— Слушайте, Семен, — сказал Григорий Александрович, помолчав. — А что это все-таки за слово, которое вам нужно нарушить?
— Знаете, Григорий Александрович, — сказал я, — можно я вам ничего сейчас не скажу? Вы в разведку когда ходили, наверное, попадали в разные переделки?
— Случалось, — сказал он скромно.
— И самому решать, что делать, тоже, наверное, приходилось?
— Приходилось.
— Вот и я хочу попробовать сам решить.
— Что ж, — сказал Григорий Александрович задумчиво. — Что ж, это по-мужски. И я приветствую. Но имейте в виду, Семен, если вам потребуется моя помощь, я всегда к вашим услугам.
— Спасибо, — сказал я. — Обязательно.
— Ну вот. И с Машей вы дружите. Хорошо?
— Я рад бы. Но она… не очень-то она меня уважает…
— Неправда! — весело сказал Григорий Александрович. — Неправда! Уж я-то знаю. Поверьте мне — я отец. А вообще-то… — Тут он наклонился ко мне и зашептал в самое ухо: — Девочки — очень странные люди. Совсем, совсем непонятные. Правда?
— Ага, — сказал я, и мы оба немного посмеялись.
— А где она сейчас, Маша? — спросил я.
— Она пошла к какой-то новой подружке. Татьяна, кажется, ее зовут.
Так. М. Басова откалывает очередной номер. Зачем ей понадобилась Татьяна, которую она терпеть не может? Действительно, странный народ — девчонки. Но, в общем-то, на душе у меня стало спокойнее. Ничего… тьфу ты!.. хороший разговор у меня получился с Басовопапой. Неплохой разговорчик!
И тут я разозлился на себя: только разговорчики да разговорчики, а дела ни на грош!
Я решил во что бы то ни стало разыскать Машку. Не долго думая, я помчался к дому у Некрасовского рынка, где живет тот старичок, который выручил меня в магазине.
Я мчался сломя голову, и когда мне открыли дверь, долго не мог ничего сказать, а только пыхтел.
— Вам кого, молодой человек? — спросил старичок.
— Вы сказали, что у вас есть внучка, которая знает про гвозди? — выпалил я, наконец отпыхтевшись.
— Какие гвозди? — очень удивился старичок.
— Н-ну, эти… из которых людей делают… то есть, наоборот, из людей — гвоздей…
— Ничего не понимаю, — сказал старичок и вдруг заулыбался. — А-а, вот я вас и узнал! Ты тот мальчик, который стихи пишет.
Я кивнул: пусть его думает что хочет.
— Так ты за стихами пришел? — спросил он. — Ну, заходи, заходи.
— Нет, я за внучкой.
— За внучкой? — опять удивился он.
— Ну да, вы говорили…
— Есть внучка, есть, только она в Пензе живет. А зачем она тебе?
И чего это я решил, что Татьяна его внучка? Вот дурень!
Я ужасно расстроился, и он, посмотрев на меня, тоже очень огорчился.
— Она тебе очень нужна? — спросил он ласково.
— Очень, — сказал я и спохватился: — Нет, не она, а… другая.
— А другой у меня нет, — с сожалением сказал старичок и развел руками. Очень славный старичок.
И тут из передней раздался чей-то очень знакомый голос:
— Дед, с кем это ты там?
— Понимаешь, Апик, тут один мальчик ищет внучку, — сказал дед.
— Какую внучку? — спросил голос, и в дверях появился… трясучий Апологий.
Я вылупил глаза и разинул рот. И он вылупил глаза и разинул рот. И так мы стояли довольно долго. Старичок даже забеспокоился.
— Ээ-э, молодые люди, — сказал он. — Что с вами? Вы знакомы?
Апологий с громким стуком захлопнул рот. И я захлопнул рот.
— Здорово, Половинкин, — сказал Апологий, — какая я тебе внучка?
— Да не ты, — сказал я. — Мне одна девочка нужна. Я думал, она здесь живет. — Я махнул рукой и начал спускаться по лестнице.
— Куда же ты? — спросил старичок. — Заходи.
— В другой раз, — сказал я. — Спасибо. До свидания. Извините.
Старичок пожал плечами, помотал головой, развел руками, а я помчался вниз. Апологий догнал меня около рынка.
— Ну и мчишься ты, — сказал он, переводя дух. — Как наскипидаренный. Какую тебе девчонку надо?
— А тебе какое дело? — сказал я, разозлившись. Еще на какого-то Аппология время тратить. — Ты все равно не знаешь, где она живет.
— Я все про всех знаю, — сказал Апологий. — Я такой!
— Трепло ты, — сказал я, но подумал, что чем черт не шутит, может, он и верно знает.
— Танька Шарова, — сказал я.
— А зачем? — спросил он.
— Катись ты! — сказал я.
— Тайна, — сказал он. — Ужасно люблю тайны.
— А пошел ты!
— Знаю я, где она живет. А расскажешь?
— Не расскажу. Где она живет?
— Не знаю.
— Ну и…
— Я знаю, но скажу, если ты расскажешь.
Я остановился, взял его за грудки и тряхнул так, что он треснулся спиной об столб.
— А ну, говори! — заорал я.
— Не скажу!
Я хотел еще раз тряхнуть его, но какой-то дядька оттащил меня.
— А ну, пацаны, не драться, — сказал дядька и погрозил мне пальцем.
— Мы не деремся, — сказал Апологий, — мы отрабатываем приемы самбо.
Дядька засмеялся и ушел.
«Смотри-ка ты, — подумал я, — какой благородный Апологий». Но я не стал с ним больше возиться и быстро пошел вперед. Он опять догнал меня и дернул за рукав.
— Идем, — сказал он, — покажу, где она живет. — И добавил довольно грустно: — Не такой уж я…
— Давай адрес, — сказал я.
— Адреса не знаю, а показать — покажу.
— Ладно, — сказал я. — Только…
Он кивнул и повел меня на другую улицу. Молча мы дошли до большого серого дома, и он ткнул пальцем в окно третьего этажа. Я посмотрел на него. Он вдруг покраснел и отвернулся. Я усмехнулся.
— Спасибо… Апик, — сказал я и пошел в парадную.
Обернулся: Апологий стоял понурившись, и мне стало его жалко — грустная такая уистити. Но очень долго я его не жалел — некогда было.
Дверь мне открыла сама Татьяна и вроде даже не удивилась.
— Здорово, Шарова, — сказал я. — А Басова не у тебя?
— У меня, — сказала она серьезно. — Проходи.
— А этот еще зачем здесь? — спросила Машка, когда Татьяна ввела меня в комнату.
— Слушай, Басова, — сказал я железным голосом, — кончай дурить. Надоело.
— А ты мне надоел! — закричала Басова. — Ходит за мной, как… прилипало какое.
«Я тебе сейчас покажу… прилипалу», — подумал я и заулыбался во весь рот. Она, когда я так улыбаюсь, совсем из себя выходит.
— Ори! — сказал я, улыбаясь. — Все равно я знаю как ты ко мне относишься.
— Как? Как? — Она сощурилась.
— Хорошо. Хорошо ты ко мне относишься, — сказал я.
Она даже задохнулась и зашипела сразу.
— И нечего шипеть, как кошка, — сказал я. — Дело надо делать, а не шипеть.
Она вдруг успокоилась.
— Воображай, что хочешь, — сказала она презрительно, — а с тобой у меня никаких дел нет и не будет. Понял? Нельзя с тобой иметь дело.
Она сказала это так, что я сразу подумал, наверно, ее отец ошибся, и вовсе она ко мне не хорошо относится. Мне стало ужасно обидно, но я сказал себе: «Э-э, Половинкин, надо быть мужчиной».
— Почему же со мной нельзя иметь дело? — спросил я гордо.
— Потому что ты рохля, — сказала она, — потому что ты только на словах добрячок. И еще трус.
Вот так! Очень мне захотелось рассказать ей про подвал, но я удержался — еще хвастуном назовет.
— Ладно, — сказал я. — Что ты там обо мне думаешь, на это наплевать. Не во мне сейчас дело. Понятно?
Тут вступила Татьяна.
— Слушай, Маша, — сказала она спокойно. — Раз уж я все знаю, разреши мне сказать. Какой бы Половинкин ни был, а ты не лучше. Он правильно говорит. Надо что-то делать, и быстро.
Я удивился, как это вдруг они подружились, но ничего не сказал.
— Ну, давайте решать, — послушно сказала Машка. — И этот пусть решает, а не разводит… мерлихлюндии.
И тут заартачился я.
— Ничего я с ней решать не буду, — сказал я. — Я ее искал только, чтобы сказать, что она взяла с меня дурацкое слово и пусть она вернет его мне обратно. А я уж сам придумаю, что дальше делать.