Страница 23 из 26
Взгляды Начальника Главного штаба не претерпели изменений – генерал был противником активных действий России в этом регионе и расходился с молодым императором в мнениях, выступая за отказ от приобретения новых территорий{448}. На Особом Совещании по вопросам дальневосточной политики от 20 января(1 февраля) 1895 г. он высказался против совместного англо-русского выступления здесь в пользу коллективного демарша европейских держав с целью оказания давления на Японию (это предложение было принято ОСО){449}. При этом Обручев, верный своей методе, сделал ряд дополнительных замечаний: 1) он выступил против присоединения «каких-либо корейских островов», а фактически против изменения границы в Приамурье{450}; 2) Обручев возражал против переброски кораблей Балтийского флота на Тихий океан{451}.
Пророческими оказались мысли Обручева, высказанные им на Особом Совещании 30 марта(11 апреля) 1895 г.: «По мнению начальника главного штаба, для нас в высшей степени важно ни под каким видом не впутываться в войну. Необходимо иметь в виду, что нам пришлось бы воевать за десять тысяч верст с культурной страной, имеющей 40 миллионов населения и весьма развитую промышленность. Все предметы военного снаряжения Япония имеет у себя на месте, тогда как нам пришлось бы доставлять издалека каждое ружье, каждый патрон для наших войск, расположенных на огромной некультурной территории с населением не более полутора миллионов. Ближайшие войска могут прибыть к месту военных действий лишь через три месяца, а из Омска и Иркутска только через пять. Генерал-адъютант Обручев высказывает убеждение, что необходимо действовать дипломатическим путем; впутаться же ныне в войну, на которую нас будут, вероятно, наталкивать европейские державы, было бы для нас величайшим бедствием, тем более, что мы не обеспечены ни на западе, ни на Кавказе… Генерал-адъютант Обручев заявляет, что мы могли бы достигнуть всего, что нам нужно, в согласии с Японией, а Китай нам не страшен. По соглашению с Японией мы могли бы занять северную Маньчжурию»{452}.
На совещании победила точка зрения Витте, которую он изложил следующим образом: «Тогда я сказал, что Японии необходимо поставить ультиматум, что мы не можем допустить нарушения принципа целости и неприскосновенности Китайской империи, а потому не можем согласиться на тот договор, который состоялся между Японией и Китаем; конечно, согласие Китая на этот договор было вынужденным, так как Китай является стороной побежденной. Затем я сказал, что Японии, как стороне победившей, надо предоставить вознаградить свои расходы посредством более или менее значительной контрибуции со стороны Китая. Если же Япония на это не согласится, то нам ничего не остается делать, как начать активные действия; что теперь еще не время судить о том, какие активные действия предпринимать, но я того убеждения, что можно дойти и до бомбардировки некоторых японских портов»{453}. Удержаться в рамках политики невмешательства России не смогла. Было принято решение добиваться восстановления status quo ante bellum, сначала советами в Токио, а затем требованиями{454}. Основой для последних должно было стать русско-франко-германское выступление.
4(16) апреля 1895 года Николай II записывает в своем дневнике результаты совещания по дальневосточной политике: «Решили: настоять энергично на очищении японцами южной части Манчжурии и Порт-Артура; если же они не послушаются совета, то принудить их к тому силой. Дай Бог, только не втянуться в войну!»{455} В. Н. Ламздорф отметил в своем дневнике личное отношение Николая II к проблеме: «Государь проявляет, вообще говоря, симпатию к китайцам и определенное недоверие к японцам»{456}. 17 апреля 1895 г., через шесть дней после Особого совещания, в Симоносеки был подписан японо-китайский мирный договор. Китай признавал независимость Кореи (ст.1), что открывало дорогу японской экспансии в этой стране, передавал японцам южную часть провинции Мукден (совр. Шеньян, КНР) от Ялу до Инкоу – т. о. Ляодунский полуостров, побережье Манчжурии и прилегающие к нему острова в Желтом море переходили к Японии. Китай также уступал о-ва Пенхуледао и Тайвань (ст.2), обязался в 7 лет выплатить 200 млн. лян серебра (ст.4) контрибуции (около 300 млн. рублей по тогдашнему курсу), японские подданные получали право заниматься любым видом деятельности в торговых портах и городах Цинской монархии (ст.6). Гарантией уплаты контрибуции стала оккупация японскими войсками Вейхайвея (ст.8), при этом ¼ всех расходов на содержание японского гарнизона (по соглашению численность его ограничивалась бригадой) брал на себя Китай (отдельная статья 1){457}.
5(17) апреля 1895 г., то есть в день подписания Симоносекского мира, Вильгельм II заверил Николая II в том, что поддержит его действия, а на следующий день известил русского императора о следующемсвоем решении: «Германский адмирал, командующий крейсирующей в водах Китая эскадрой, получил приказ сконцентрировать свои суда в порту Северного Китая и завязать сношения с русским адмиралом. Был бы очень признателен тебе, если бы ты не отказал предписать своему адмиралу сообщить нашему свое местопребывание, а также заранее уведомлять меня о тех действиях, которые ты желал бы предпринять, чтобы я мог дать своему адмиралу соответствующие инструкции». Ответ последовал в тот же день: «Дам приказ нашему адмиралу войти в сношение с германским, но сильно надеюсь, что наша интервенция кончится миром»{458}. Германия в лице своего императора активно подталкивала Россию на Дальний Восток. «Я сделаю все, что в моей власти, – писал Вильгельм своему кузену 14(26) апреля, – чтобы поддержать спокойствие в Европе и охранить тыл России, так чтобы никто не мог помешать твоим действиям на Дальнем Востоке. Ибо несомненно, что для России великой задачей будущего является дело цивилизации Азиатского материка и защиты Европы от вторжения великой желтой расы. В этом деле я буду всегда по мере сил своих твоим помощником»{459}. Тем не менее, Николай явно не стремился к военному столкновению на Тихом океане.
Русский Дальний Восток был весьма слабо освоен. Власти не могли даже обеспечить собственными силами почту – ее развозили на собаках тунгусы. В 1857 г. по Амуру началось расселение забайкальцев, вдоль реки было основано 15 станиц, в 1857 г. здесь проживало всего 1950 чел., не считая 1100 солдат и офицеров 14-го сибирского линейного батальона и приданной ему батареи. Все это было вытянуто в ниточку в 1137 верст{460}. Летом этого года на Амуре и Уссури было основано еще 35 селений{461}. Переселение из Забайкалья сопрождалось отчаяньем и, по свидетельству очевидцев, «библейским плачем» – казаки не хотели отправляться на новую границу{462}. В 1858 г., после Айгунского договора, начало создаваться Амурское казачье войско{463}. С 1858 по 1860 гг. здесь возникло около 100 населенных пунктов – станиц, военных постов, таких как Николаевск-на-Амуре, Владивосток, Благовещенск, из которых позже вырастут города. Всего на Амуре к началу 60-х гг. XIX века проживало около 15 тыс. чел.{464}. Это позволило закрепить владение новой границей, а дальнейшим освоением территории и ее заселением ведала казна.
вернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернуться