Клуб негодяев

— Ты тоже его видишь?

— Конечно. Он же человек. Хотелось бы верить…

— Эй, тут не все такие учёные, можно говорить по-английски? — встрял Роберт, активно уминая сдобу. Половину слов я разобрал чисто интуитивно.

— Он не человек, а призрачный двойник! Он предвещает смерть, — на полном серьёзе сообщил Жак.

— Брат, что он там кудахчет?

— Его надо прогнать молитвой!

— Все французы такие истерики?

— Отче наш… Роберт, не стой столбом, за мной повторяй!

— Фу, у вас на пороге мышь дохлая валяется.

— Да что ты молчишь?!

— Скажи ему, чтоб заткнулся.

— Сгинь, ты его не получишь!..

От двойного напора аж голова шла кругом. Едва я открывал рот, чтобы успокоить одного, меня сбивал другой. Даже педагогический опыт не пришёл на помощь. В принципе, он никогда меня особо не выручал.

— Ничего себе! — Роберт слез со стола и, разглаживая на ходу газетную страницу, в которую только что были завёрнуты свечи, выбежал на свет. — Это что? Это ты?!

Как заворожённый, я приблизился к кузену, и мне чуть ли не в лицо уткнулась пропахшая бакалеей бумага. Напечатанная на ней статья была проиллюстрирована… моей фотографией. Голова чуть повёрнута в сторону, в глазах настороженность, губы, как у человека, который никогда не улыбается, от чего я не кажусь наивным юнцом, как обычно. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, где был сделан снимок. На вечере графа де Сен-Клода в Праге. Результатом я целиком и полностью обязан Филдвику.

— Только не это, — вырвалось у меня.

Роберт мигом сориентировался:

— Что натворил?

— Неважно. Главное, что сейчас меня разыскивает полиция, — я взял газету и злорадно закончил: — Думаю, полицейские с удовольствием арестуют первого попавшегося Роберта Сандерса, выглядящего точь-в-точь как эта фотография.

Мои слова явно сбили его с толку. Он сразу сник.

— Да, ты не так прост, — поморщился Роберт. — А как насчёт наследства? Я не жадный, согласен на половину.

Прежде чем ответить, я велел Жаку замолчать и поставить кочергу на место.

— Уходи, я не намерен делиться.

— Уверен, братец?

Я скопировал его грозную гримасу и вытащил из-под рубашки кулон, предусмотрительно не сняв его.

— Знаешь, что это?

— Ты на что намекаешь?

— Знаешь?

— Допустим, оборотный кулон, — он поддался на провокацию. — И что с того?

— Надеюсь, тебе хватит мозгов, чтобы понять, что я не просто так его ношу. Я могу в любой момент им воспользоваться и растерзать тебя. Жак в курсе.

Мучительная пауза длилась недолго.

— Я пошёл, — сказал Роберт и, сунув в рот остатки булки, поспешил выйти на задний двор.

Я вызвался проводить его. Желание избавиться от непрошеного гостя было сильнее стыда за грубое обращение с тем, кто назвал себя моим родственником. В полном молчании мы прошли через запущенный сад до ограды. Роберт без проблем залез на неё.

— Ну и сволочь же ты, — прошипел он, обернувшись на прощание. — Совсем как твой отец.

Что? Что значит «как твой отец»?

Он спрыгнул на улицу. Я хотел догнать его расспросить, но, когда вскарабкался на ограду, было поздно. Его уже и след простыл.

Я долго не мог прийти в себя после этой встречи. В голове не укладывалось, что меня нашёл двоюродный брат. Тот, кто обладает той же внешностью и именем, что и я. Тот, кому известно о наследстве Родерика. Не слишком ли много совпадений? Да и мог ли обычный человек обнаружить меня в городе, даже не зная, как я выгляжу, и как меня зовут? Нет, конечно. Значит, это был не человек. Но тогда зачем этому существу вещи Родерика?

Чтобы ничего не упустить, я записал всё это в тезисах. Для этого пришлось перерыть всё содержимое стола в кабинете. В писчей бумаге не было недостатка, да и в ручках тоже, только чернила, как назло, засохли.

Дважды обвёл буквы карандашом. Понаставил вопросительных знаков. Прочитал вслух. Однако записанное всё равно не выстроилось в логическую цепочку.

Я закусил кончик карандаша, чего не делал с детства. Может, мне что-то мешает сосредоточиться? Например, всякие сентиментальные глупости. Несмотря ни на что, хотелось верить, что у меня есть кузен. Странный, но всё же не чужой человек. Возможно, он собирался обокрасть меня или всеми правдами и неправдами забрать всё, только что-то похожее на совесть нашёптывало мне иное. Я поступил несправедливо с этим юношей. Прогнал, как назойливого попрошайку.

Или стоит признаться себе, что ненависть к руке славы и прочим артефактам сменилась привязанностью? Ладно, не буду отрицать…

Я закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.

Я всё сделал правильно. Их нельзя отдавать кому попало. Отец вовсе не оставил их себе…

Чёрт, так что же имел в виду Роберт?

Лишь бы он был не прав.

Я вновь склонился над столом, в конце списка написал «ПАПА» и жирно обвёл в кружок.

Где-то в половине девятого мы решили лечь спать. Жак по привычке купил самые дешёвые свечи, которые дымили и неприятно пахли топлёным жиром, поэтому я с радостью их погасил, оставив гореть одну. Никаких вестей от Элен не было, и мы банально измаялись от безделья. Шутка ли, весь день стены подпирать.

Я рассказал другу о Филдвике и показал еле заметные шрамы от его инициалов на запястье. Не забыл про Андрея и своё превращение в вампира. Могу с уверенностью сказать, что впечатлений Жаку надолго хватит, он слушал меня с жадным любопытством. А когда я предложил ему опробовать оборотный кулон, он неожиданно отказался.

— Не-не-не! И не уговаривай, — Жак отодвинулся от меня подальше, как будто я мог заколдовать его на расстоянии. — Не хочу быть лягушкой!

— Кто тебе сказал, что ты лягушка?

— Так я ж Гренуй.

Попытка объяснить ему, что фамилия, буквально означающая «лягушка», не гарантия перевоплощения именно в это животное, ни к чему не привела. В принципе, я не настаивал на «примерке», помню, как сам не хотел этого. Вот Франсуа без всякого предложения заинтересовался бы кулоном, и ещё Ренара заставил участвовать в столь сомнительной забаве.

Из глубины дома раздался приглушённый треск. Жак и ухом не повёл, он стоял у окна и, думая о чём-то своём, слушал пиликанье сверчков.

Мне почудился топот. Жак всё так же стоял, как статуя.

Я взял липкую свечу и подошёл к двери, попутно зацепившись болтающимися подтяжками за столбик кровати. Друг взглянул на меня с неодобрением.

— Скоро приду, — прошептал я, исчезая в коридоре.

Роберт обязан был вернуться. Хоть он не вызывал у меня доверия, тяга к семейным тайнам вновь одержала верх над разумом. Я ждал новой встречи. Жаждал её. Предстояло во много разобраться нам обоим.

Тишина стояла звенящая, душная. Я притаился у чёрной лестницы, прислушиваясь изо всех сил и сдерживая порыв позвать Роберта. Наконец снизу отчётливо донеслись неторопливые шаги. Коротко скрипнула первая ступенька. Затем вторая.

Лучше я застану врасплох ночного гостя, чем он меня.

Мы столкнулись между этажами. У этого рослого широкоплечего человека не было ничего общего с Робертом. Поля шляпы скрывали лицо, но я и так его узнал. Я остолбенел от страха.

— Давно не виделись, Роберт Сандерс, — глубоким голосом произнёс одноглазый. — Скучал по мне? Что, не очень?

Во рту мгновенно пересохло. Убежать в этот раз невозможно. Господи, лишь бы он не тронул Жака!

— А ты изменился, — он поднялся на ступеньку выше. — Причём не в лучшую сторону. Кто лишил тебя дара? Неужто сам отказался?

Я вцепился свободной рукой в бархатные от пыли перила.

— Ты вампир?

— Скажем так, я тот, кто хочет, чтобы ты валялся с переломанными костями в собственной крови и хотел сдохнуть, чтобы не чувствовать боль.

О, нет. Он пришёл мстить.

То ли свеча замигала, то ли у меня стало темнеть в глазах…

— И если бы не договор, я бы расквитался с тобой, гадёныш.

— Какой ещё?..

Он выбросил вперёд руку, и меня ослепил серебряный свет, исходящий из его ладони. Всё произошло так быстро, что я даже не успел вскрикнуть от обжигающего холода. Боль, пронзившая тело до кончиков пальцев, исчезла.