Страница 14 из 16
Сталин понял, что начал терять контроль. Будучи ловким и опытным тактиком, он, хотя и с явной неохотой, согласился с другими членами политбюро и распорядился ослабить репрессии. 2 марта в «Правде» вышла знаменитая статья «Головокружение от успехов». В ней Сталин в свойственном ему стиле приписывал себе все успехи коллективизации и обвинял в собственных ошибках и неудачах местные власти.
Сталин считал своих помощников членами «самого крепкого кружка друзей», братством, которое сформировалось на определенном историческом этапе в «ходе борьбы против оппортунизма» Троцкого и Бухарина. Но сейчас он почувствовал, что у членов политбюро зарождались сомнения – по мере того, как сталинская революция превращала русскую деревню в антиутопический кошмар. Хотя даже в то напряженное время заседания политбюро, проходившие обычно по четвергам в середине дня в зале Совнаркома, увешанной картами (руководители сидели за двумя параллельными столами), отличались удивительно веселой и беззаботной атмосферой.
Сталин никогда не вел заседания политбюро. Он предоставлял это право председателю Совнаркома Рыкову. По словам Анастаса Микояна, Сталин никогда не говорил первым. Он не хотел, чтобы его мнение влияло на позицию остальных членов политбюро.
Многие участники этих совещаний что-то писали. Бухарин до того, как его вывели из политбюро, развлекался тем, что рисовал карикатуры на товарищей. Он часто изображал их в забавных и непристойных позах с огромной эрекцией или в мундирах дореволюционных времен, которые так обожал Ворошилов.
Ворошилова часто поддразнивали, высмеивая его тщеславие и глупость, хотя он, герой Гражданской войны, был одним из ближайших друзей Сталина. Глупость Ворошилова почти вошла в поговорку. Он редко выполнял задания, не наделав при этом ошибок.
Этот токарь из Луганска, позже переименованного в Ворошиловград, как и большинство других сталинских вождей, не закончил в школе и двух классов. В партию Клим вступил в 1903 году. В 1906-м он жил вместе со Сталиным на одной квартире в Стокгольме, но настоящими друзьями они стали в Царицыне.
После Царицына Коба поддерживал своего «главнокомандующего от токарного станка» и помогал ему карабкаться по служебной лестнице – вплоть до поста народного комиссара обороны в 1925 году.
В глубине души кавалерист Ворошилов всегда ненавидел талантливых профессиональных военных. У него был комплекс неполноценности, который являлся одной из главных движущих сил практически у всех придворных из свиты Сталина. Клим хорошо помнил давние времена, когда верхом развозил почту луганским шахтерам, и, наверное, поэтому очень долго относился с подозрением к машинам.
Ворошилова обычно считают трусом и подхалимом, Хозяина он действительно очень боялся и всячески прославлял. Но Климент Ефремович заигрывал с оппозицией и легко мог вспылить даже в присутствии Сталина, с которым часто обращался как со старым приятелем. Он был ненамного моложе Кобы и продолжал открыто называть вещи своими именами даже после начала Большого террора.
Этот розовощекий светловолосый красавец со сверкающими глазами славился потрясающей личной храбростью и был в общем-то добрым человеком. Однако под ангельской внешностью скрывалось что-то неприятное и подленькое. Любой опытный физиономист увидел бы в линии его губ раздражительный и капризный характер, мстительность и жестокость, любовь к принятию силовых решений. Политически Ворошилов мыслил узко, все приказы выполнял с неукоснительной покорностью.
По славе Климент Ворошилов уступал разве что только Сталину. Его ценили даже на Западе. Американский писатель Денис Уитли написал панегирик под названием «Красный орел». Он поведал удивительную историю шахтера, который разгромил профессиональных военных трех государств и стал главным военачальником России.
Конечно, Сталин играл первую скрипку, но он хорошо понимал, что политбюро может объединиться и вывести его из своего состава. Рыков, глава советского правительства, придерживался правых взглядов и с самого начала не верил в успех индустриализации и коллективизации. Начал колебаться и Калинин. Сталин осознавал, что может потерять не только влияние, но и власть.
Сталин не забыл и не простил тех, кто выступал против него в момент этого глубокого кризиса. В те месяцы он угрюмо размышлял о неверности окружающих людей, потому что члены его семьи и политические союзники перемешались. Сталин имел все основания быть параноиком. Большевики одобрительно относились к паранойе. Они называли ее революционной бдительностью. Позже Коба расскажет по большому секрету ближайшим друзьям, что только «святой страх» помог ему сохранить веру и энергию в те дни, когда все, казалось, висело на волоске.
Паранойя Сталина погубила не только его самого, но и принесла смерть многим, кто его знал. Это понятно и объяснимо. Радикальная политика вела к грандиозным репрессиям, которые, в свою очередь, вызывали появление оппозиции, а ее Сталин боялся больше всего на свете. На людях он на все реагировал с сухим юмором и скромным спокойствием, но без особого труда можно найти много доказательств, что, оставшись один, Сталин часто впадал в уныние или истерику.
Во время отдыха на юге Сталин узнал, что у него появились очередные враги. Старый большевик Рютин, отвечавший за кинематограф в Советском Союзе, попытался создать оппозицию. Он предлагал сместить Сталина с поста Генерального секретаря. Реакция вождя последовала немедленно. 13 сентября он телеграфировал Молотову: «…Относительно Рютина представляется невозможным ограничиться лишь исключением его из рядов партии… его следует сослать как можно дальше от Москвы. Эту контрреволюционную нечисть необходимо полностью разоружить».
Одновременно Сталин организовал серию показательных процессов и «заговоров» так называемых вредителей. Он удвоил напор коллективизации и увеличил и без того фантастически высокие темпы индустриализации. По мере роста напряжения в стране Сталин, вместо того чтобы успокаивать накалившиеся страсти, только раздувал их. Чтобы запугать своих настоящих противников в партии и технических специалистов, утверждавших, что индустриализация невозможна, Коба разжигал воинственные настроения в обществе и придумывал новых врагов.
Взбешенный Сталин приказал Вячеславу Молотову немедленно опубликовать все доказательства, имевшиеся против вредителей, и через неделю объявить, что все мерзавцы и негодяи будут расстреляны.
Разобравшись с вредителями, Сталин набросился на правых в правительстве. Он приказал начать кампанию против спекуляций с валютой. Главными виновными, по его мнению, были протеже Рыкова – народные комиссары по финансам, «сомнительные коммунисты» Пятаков и Брюханов. Сталин требовал крови и приказал начальнику ОГПУ Менжинскому арестовать как можно больше вредителей. Молотов должен был «расстрелять два-три десятка саботажников, проникших в высокие кабинеты».
Дадже в эти горячие и напряженные дни Сталин не забывал о шутках. На заседании политбюро, когда сурово критиковали Брюханова, Сталин написал Валерию Межлауку, возглавлявшему тогда Госплан: «За все прошлые, настоящие и будущие грехи подвесить за яйца. Если яйца окажутся слишком крепкими и не порвутся, простить и считать невиновным. Если же порвутся, бросить в реку!»
Межлаук неплохо рисовал карикатуры. Он изобразил предлагаемую вождем пытку со всеми анатомическими подробностями и деталями. Те, кто не сомневался в успехе индустриализации, весело посмеялись над рисунком. Брюханов был уволен и позже расстрелян.
Летом 1930 года XVI съезд партии провозгласил Сталина вождем. Надя в это же время заболела какой-то серьезной болезнью. Он отправил ее в Карлсбад, где можно было найти лучших докторов, и предложил заехать в Берлин повидаться с братом Павлом и его женой Женей.
Проблемы со здоровьем у Надежды Аллилуевой носили, очевидно, психосоматический характер. Никто не мог понять, в чем же дело. Из истории болезни Нади, которую сохранил Сталин, видно, что в разное время она страдала от многочисленных болезней. Острые боли в желудке, вероятно, были вызваны предшествующим абортом. Сильные головные боли вполне могли быть симптомом синостоза, болезни, при которой срастаются кости черепа. А может, главной причиной всех ее болезней было страшное напряжение, вызванное внутренней борьбой в СССР.