Страница 11 из 16
К 1926 году Коба расправился с недавними союзниками при помощи своих правых соратников, Николая Бухарина и Алексея Рыкова, который заменил Ленина на посту премьера. Сталин и Бухарин поддерживали нэп, но большинство местных руководителей боялись, что компромисс ослабит большевистскую партию, отсрочив решение другой важной проблемы – враждебной настроенности крестьянства. В 1927 году зерновой кризис превратил отношения с крестьянством в главный вопрос внутренней политики, который был закрыт большевиками экстремальными методами. С тех пор в стране установилась репрессивно-воинственная атмосфера, продержавшаяся до самой смерти Сталина.
В январе 1928 года Сталин отправился в Сибирь, чтобы на месте лично разобраться, почему уменьшились поставки зерна. Наверняка вспомнив славное комиссарское прошлое Гражданской войны, он приказал форсировать сбор зерна и обвинил в его укрывательстве зажиточных крестьян, так называемых кулаков. Те припрятывали урожай, чтобы выручить за него больше денег. Обычно кулаком считали крестьянина, который нанимал пару работников или владел хотя бы двумя коровами. Позднее Сталин, по его собственному признанию, «хорошенько встряхнул партийные органы» на местах, но вскоре понял, что «правым его жесткие меры не по душе… потому что они считали их началом гражданской войны в деревне». Особенно возмущен был председатель Совнаркома Рыков. Он пригрозил вернувшемуся Сталину: «Мы выдвинем против вас обвинения в совершении уголовных преступлений!»
Однако молодые комиссары, комитетчики в сердце партии, были за решительные действия. Они поддержали насильственное изъятие зерна. Зимой сторонники Сталина разъезжались по отдаленным деревням, чтобы выдавливать зерно из кулаков, которых сейчас считали главными врагами революции. Комиссары почувствовали, что нэп на исходе. Поэтому им хотелось найти радикальное военное решение проблем с продовольствием.
По своей природе Сталин был радикалом. Но сейчас беззастенчиво воспользовался фразеологией и доводами левых, которых только что разгромил. Он со своими союзниками уже говорил о новой революции, Великом переломе влево, который поможет решить проблему крестьянства и экономической отсталости России.
Большевики ненавидели деревню. Они были твердо уверены, что отсталые крестьяне тормозят строительство социализма. Крестьян, по их мнению, следовало загнать в коллективные хозяйства, а зерно – конфисковать и продать за границу. На вырученные деньги Сталин собирался совершить гигантский скачок в развитии индустрии и в кратчайшие сроки превратить Советский Союз в промышленно развитую державу, которая будет производить танки и самолеты. Частная торговля зерном и продуктами была запрещена. Кулакам приказали сдавать зерно, а тех, кто отказывался, объявляли спекулянтами со всеми вытекающими отсюда малоприятными последствиями. Постепенно крестьян согнали в колхозы. Конечно, многие не хотели лишаться личного хозяйства. Эти крестьяне автоматически попадали в разряд кулаков и становились врагами государства.
Если в сельском хозяйстве объектом для преследования большевиков были кулаки, то в промышленности они объявили войну техническим специалистам. Техспецов еще называли буржуазными специалистами, хотя они относились к среднему классу и были простыми инженерами. Лихорадочно создавая новую промышленную элиту, красную по цвету и марксистско-ленинскую по убеждениям, большевики старались запугать сомневающихся. Тех, кто говорил, что планы Сталина по индустриализации страны выполнить невозможно, было очень много. Начались суды. Первым из фальсифицированных показательных процессов, призванных запугать инакомыслящих и сомневающихся, стал Шахтинский. Наступали времена, когда из обихода исчезало слово «невозможно». Результаты кошмарной сельскохозяйственной политики напоминали войну без боев и сражений, но с крупномасштабными жертвами. Эта война никак не повлияла на жизнь полководцев, которые ее вели. Соратники Сталина и их жены по-прежнему жили в Кремле, на удивление, дружной и тесной семьей.
Кремлевская семья
«Какое же замечательное это было время, – писала в дневнике жена Ворошилова. – Какие простые, хорошие и дружеские отношения…» Внутренняя совместная жизнь вождей до середины тридцатых годов сильно отличалась от привычного представления о мире Сталина как о страшном и жутком. Они жили в Кремле и постоянно ходили друг к другу в гости. Родители и дети виделись каждый день. Кремль был чем-то вроде маленькой деревни. Здесь все знали друг друга и все дружили между собой. Дружба нередко длилась не одно десятилетие и с годами только крепла, а старая вражда (конечно, бывало и такое) разгоралась с новой силой.
Сталин часто заходил к своим ближайшим соседям, Кагановичам, сыграть в шахматы. Если Анастасу Микояну было что-то нужно, он просто переходил дорогу и стучал в дверь квартиры Сталина, который всегда приглашал гостей на ужин. Когда Сталин уезжал в отпуск, эта веселая компания часто приходила к Наде передать письма от мужа и окунуться в мир последних политических сплетен и слухов.
Правда, были и такие семьи, которые держались немного особняком. Самыми общительными среди членов политбюро были Микояны, а вот жившие с ними на одном этаже Молотовы проявляли больше сдержанности и даже запирали дверь, соединявшую квартиры. Если Сталин был несомненным директором этой большой семьи, похожей на школу с ее суматохой, весельем и ссорами, то Вячеслав Молотов идеально подходил на роль сверхстрогого старосты.
Единственным человеком, которому довелось здороваться за руку с Лениным, Гитлером, Гиммлером, Герингом, Рузвельтом и Черчиллем, был Вячеслав Михайлович Молотов. За феноменальную работоспособность Молотова нередко называли «Каменная задница». Когда его так обзывали, Вячеслав Михайлович всегда говорил, что это не совсем так. Оказывается, Ленин дал ему прозвище «Железная задница». Молотов был низеньким крепышом с большим выпуклым лбом. Из-за круглых очков холодно поблескивали карие глаза. Он часто заикался, когда сердился или разговаривал со Сталиным. Тридцатидевятилетний Молотов больше был похож не на большевика, а на буржуазного ученого, которым он, по существу, и являлся. Даже в политбюро, сборище фанатиков, слепо веривших в большевистские идеи, этот Робеспьер сталинского двора выделялся фанатичной преданностью марксизму-ленинизму и суровой дисциплине. Феноменальный инстинкт самосохранения позволял ему почти всегда предвидеть серьезные повороты в политике и большие перемены. «Я человек девятнадцатого столетия», – часто повторял он.
Родился Вячеслав Скрябин в Кукарке, провинциальном городишке недалеко от Перми, при советской власти переименованной в Молотов. Он был сыном купца и обедневшего дворянина, большого любителя выпить. В детстве Вячеслав Михайлович часто играл на скрипке для купцов в родном городке, но никакого отношения к известному русскому композитору не имел. В отличие от большинства соратников Сталина Вячеслав почти закончил школу, хотя и стал в шестнадцать лет революционером.
Молотов считал себя профессиональным журналистом. С Кобой он познакомился в Петербурге, когда они работали в «Правде». Отличительными чертами характера Молотова были жестокость и мстительность. Обид он не прощал. Многие расплачивались за неосторожность своими жизнями.
Вячеслав Михайлович был груб с подчиненными и часто выходил из себя. Если говорил своим помощникам, что уснет на тринадцать минут, то просыпался ровно через тринадцать минут. В отличие от большинства шоуменов из политбюро Молотов был настоящей рабочей лошадкой: ни особого воображения, ни полета фантазии у него никогда не наблюдалось.
Кандидатом в члены политбюро Молотов стал в 1921 году. Он был секретарем большевистской партии до Сталина, однако Ленин часто критиковал Молотова за «самый бесстыдный бюрократизм и страшную глупость». У него так же, как у Сталина и Ворошилова, имелся внутренний комплекс интеллектуальной неполноценности. Отвечая как-то на критику Льва Троцкого, Вячеслав Михайлович заявил: «Нельзя же всем быть гениями, товарищ Троцкий». Эти доморощенные большевики звезд с неба не хватали.