Цыпленок и ястреб

— Черт возьми! — заорал я. — Ебаный в рот!

И тут до меня дошло, что "Хьюи" — просто тонкий слой алюминия с магнием, плюс плексиглас, плюс реактивное топливо, и если мина попадет, я вознесусь на небо в облаке дыма.

— Пошел прочь от машины, дебил вонючий! — прикрикнул я на себя. Я пополз по траве в фут высотой, вжимаясь в сырость носом. Через десять футов остановился. "Ввум!" Это было справа. Шлема нет. Оружия тоже. Я проклял свой идиотизм и проглотил всхлипы. Тишина! По моей щеке пополз жук. Я услышал приглушенное "ввумпф", а потом хлопок. В небе повисла осветительная ракета. "Ввумпф-хлоп", "ввумпф-хлоп". Тени от "Хьюи дико плясали на траве. Ракета потускнела и погасла, скрывшись за склоном холма. В свете ракет обозначились ленивые полосы дыма, пересекавшие небо. Тишина. Они прекратили? Еще через десять минут лежания в траве, я услышал голоса:

— Все.

— Господи Иисусе! Ну и повезло же тебе! — и я встал. Плечо, которым я ударился о клапан, болело. Я поверил в Бога. Серьезно. Я дошел до своей машины, опустился на колени и обшарил траву в поисках уже открытой банки с цыпленком.

Туман был такой густой, что от палатки я едва различал "Хьюи". Дальние горы, которые мы видели вчера, исчезли. Реслер проснулся раньше меня и я увидел приветливый оранжевый огонек его печки рядом с нашей машиной. Я поежился. Ночь выдалась холодной и бессонной.

В ходе обстрела никого не задело. Никто не понимал, почему ВК, или АСВ, или кто там еще остановились на полдороге. Это явно случилось не из-за каких-то наших контратак. Скорее, у них просто кончились боеприпасы. Слава Богу, что ВК всего не хватает. Мы оказались натуральными мишенями на полигоне.

— Печка нужна? — сидя на корточках, Реслер улыбнулся. Он вытряхивал сахар из бумажного пакетика. Кофе пахнул, как сама жизнь.

— Ага, спасибо, — я перегнулся через край пола и вытащил ящик с пайками.

— Дай угадаю. Яичница с беконом.

— Ясное дело. Мы же завтракаем, нет?

— Думаю, ты единственный в роте, кто ест эту дрянь.

— А-а, значит мне больше достанется, — я достал из коробки консервную банку и пакетик с кофе. Потом, залив немного воды в реслеровскую банку из-под печенья, поставил ее на огонь. Когда пламя высушило капли воды снаружи, я открыл банку с яичницей. Внутри обнаружилась знакомая желто-зеленая масса с маленькими коричневыми кусочками бекона. Я начал есть ее прямо холодной. Реслер, глядя на меня, состроил гримасу отвращения.

Зачерпнув ложкой еще один кусок, я предложил:

— Не хочешь?

Он скривил лицо:

— Я блевотиной не питаюсь.

Этот разговор был рутинным — нашим ежеутренним ритуалом.

— В жизни такого густого тумана не видел.

— Знаю, — он глянул на часы. — Уже семь утра, а как будто не позже пяти.

Я кивнул. "Хьюи" перед нами был бледной тенью, а тот, который, как я знал, существовал где-то впереди и вовсе не было видно.

— Взлет по приборам?

— Похоже на то. Ты когда последний раз взлетал по приборам?

— В летной школе.

— Я тоже.

Из тумана возник Фаррис с дымящейся кружкой кофе:

— Только что говорил с летчиком из ВВС. Он говорит, вся наша долина в тумане, но у пиков ясно, — мы кивнули. — Подождем еще час, может, рассеется.

Он пошел дальше и исчез позади нас.

— Где ты был прошлой ночью? — спросил я.

— Вон там, — Реслер показал в сторону палатки.

— В палатке?

— Нет. Видишь канаву такую?

— О, да. Знаешь, если бы они не прекратили…

— Знаю. А ведь когда-нибудь не прекратят.

Часом позже Фаррис приказал нам забросить свое снаряжение по машинам. Он с Райкером планировал взлететь с другими вертолетами и посмотреть, как высоко доходит туман.

Когда я шел по склону следом за Реслером со своим летным мешком в руках, меня повело влево. Ничего необычного, если не считать, что я пытался идти прямо. Когда я наклонился вправо, чтобы подкорректировать курс, меня все продолжало тащить влево. Я не ощущал головокружения, мне просто стало как-то странно. На минутку я остановился и попробовал еще раз. Я вновь почувствовал, как меня ведет в сторону, но сумел проигнорировать этот эффект. Когда я добрался до машины, странное чувство пропало. Я покачал головой. Разваливаюсь, что ли?

Пока я пристегивался, Реслер настроил радио на канал, где должен был быть Фаррис. Мы слышали, как Фаррис вызывает машины своего звена. Он запросил нас — на связи ли мы.

— Вас понял, — ответил Гэри. Еще шесть вертолетов, ожидавших своей очереди вместе с нами, ответили то же самое.

— Нам торопиться некуда, — сообщил Фаррис по радио. — Мы направляемся обратно в Контум, возьмем солдат. Вы, ребята, можете повстречаться с нами в любой точке долины, по которой мы шли вчера. Вернемся примерно через час.

Мы все ответили, что поняли.

Пока Фаррис говорил, я что-то заметил боковым зрением. В десяти футах справа от нашей машины из травы торчала серая минометная мина. Я толкнул Гэри, он глянул, куда я указывал пальцем и кивнул. Его глаза расширились от удивления — "черт меня побери!".

— Все не так плохо, — продолжал Фаррис. — Туман заканчивается пятью-шестью сотнями футов выше. Только убедитесь, что при взлете вы уходите на запад. Учтите, с обеих сторон от вас горы.

— Вас понял, — ответил Гэри. — Желтый-1, справа от нас из земли минометная мина торчит.

— Чего?

— С прошлой ночи рядом с нами из земли торчит минометная мина.

— Вас понял. Вызовите АРВ. Может, у них тут саперы найдутся.

Я закурил и уставился на мину. Она была почти в точности там, где я вчера залегал.

Гэри вызвал офицера связи, американца, прикомандированного к АРВ.

— Вас понял, мы этим займемся. Не пытайтесь трогать ее сами.

Мы оба захохотали.

— Как хорошо, что он сказал, — выговорил я. — А то я уже почти из вертолета вылез, чтобы ее обезвредить.

Люди на каждой из семи машин все больше набирались храбрости, наконец экипаж одной из них принял решение взлетать и мы услышали, как ее лопасти бьют туман. Мы с Гэри решили, что если мина не взорвалась сразу, то, наверное и не взорвется, а потому торопиться некуда. Никто из нас не был уверен в себе насчет взлета по приборам. Если время есть, почему бы не подождать, пока туман рассеется? Ушел последний вертолет. С него радировали, что граница тумана все та же, в пяти-шести сотнях футов.

— Рассеиваться, похоже, не собирается.

— Похоже, нет, — ответил я.

— Двинем?

— Ага, — и я посмотрел на мину. — Съебываем.

Пока Гэри запускал двигатель, я все разглядывал мину. Не подействует ли на нее тряска от винта? Похоже, если подействует, мы об этом уже не узнаем.

— Первоклассные специалисты-саперы АРВ…

— Ты их видишь?

— Нет.

— Ну, точно, первоклассные.

Для взлета Гэри выставил авиагоризонт заниженным.

— Ладно, Боб. Дважды проверяй, что я делаю.

— Давай.

— Все на борту?

— Подтверждаю, — ответил борттехник. — Сэр, может, еще немного подождать?

— Расслабься, сержант. У нас все под контролем.

— Вас понял, — сказал он без особой уверенности. Гэри глянул на меня и улыбнулся. Я кивнул.

Когда он добавил мощности, я бросил взгляд на мину. Вихрь трепал вокруг нее траву. Она вот сейчас сдвинулась? Вертолет поднялся с земли. И мина, и все остальное исчезли.

Ощущения движения не было. Авиагоризонт показывал именно то, что надо и мы набирали скорость. Гэри позволил машине разогнаться до 40 узлов и удерживал это значение. Крен и разворот прошли отлично. "Стрелка, шарик, скорость" — так нас учили в летной школе. В этом порядке я проверял приборы. Гэри пилотировал очень точно. Вертолет гудел, приборы говорили, что мы движемся, но все чувства подсказывали, что мы приземлились в какое-то странное ничто.

— Пока что "пять с плюсом", — сказал я, употребив инструкторское выражение. — Не проеби.