Цыпленок и ястреб

Реслер улегся в тени своего „Хьюи“, опершись о полоз так, что подбородок почти касался груди и читал что-то в мягкой обложке. Из соседнего взвода пришел парень похвастаться мангустом, которого купил у детишек. Мангуст был молодой, прирученный и хозяин дал ему имя Нахуй.

Мы ждали. Это было хуже, чем штурм. Хуже, чем штурм? Господи, тут я понял, как оно будет. Я заскучаю так, что начну рваться в бой. Ждать… Я вспомнил, как кто-то сказал: если бы я узнал, что меня убьют в этом году, то хоть бы это случилось сразу, чтобы безо всякой херни с таким ожиданием по жаре. Что они там делают?

Я услышал, как кто-то свистнул через два пальца и поглядел в сторону ведущего. Кто-то там кружил рукой над головой.

— Запуск! — закричал я, внезапно почувствовав облегчение. Пилоты оранжевого звена бросились к машинам. К закату мы без приключений забрали всех сапог и вернули их на третью дорожку. В ходе патруля они никого не заметили. Уэндалл сказал, что ВК хотят посмотреть, как мы действуем, прежде чем вступать в бой.

Наутро Лиз нашел меня за завтраком и сказал, что этой ночью проведет учебный полет со мной и Реслером:

— Реслер будет сидеть сзади, ты немного поведешь, потом поменяетесь местами. Старик хочет, чтобы я проверил, как вы ночью ориентируетесь в воздухе и заходите на посадку.

Вот так после целого дня махания лопатой в зоне Гольф, трое из нас отправились летать до полуночи. Мы держались очень высоко, на 5000 футов, но даже там в районе Чеорео кто-то дал по нам очередь.

— Пятидесятый калибр, — флегматично заметил Лиз при виде больших красных шаров, поднимающихся в небо перед нами. — И близко не было.

По мне было вполне себе близко.

Периметр лагеря был различим с воздуха — просека в сотню ярдов шириной с колючей проволокой, концертинами, минами, „Клэйморами“[13]. Там было два слабых места, одно возле холма Гонконг и другое рядом с рекой. Каждую ночь ВК проверяли их на прочность.

Если бы нас атаковали всерьез, все вертолеты следовало куда-то перегнать. Я не знал, куда именно, поскольку не был задействован в плане эвакуации. По какой-то идиотской причине некоторых из нас предполагалось оставить, чтобы мы защищали лагерь. Как говорится, можете спрятаться в собственных жопах. Реслер тоже состоял в команде геройских защитников.

— Ты знаешь, что у нас есть дробовики? — спросил он меня как-то раз. Он действительно изучал арсенал, который мы должны были использовать для обороны.

— Это же незаконно, — сказал я.

— Знаю, но их у нас примерно пара дюжин. Считается, что мы с тобой и прочее мясо должны о них знать. Типа, чтобы пустить их в ход, когда вьетконговцы без устали повалят из канав с криком „Тьен-лен!“.

— Что еще за тьен-лен?

— Уэндалл говорит, что это они так кричат, когда идут в финальную атаку. Ну знаешь, тактика живых волн.

— Уэндалл идет на хуй.

В общем, ночи были полны ожиданий — я лежал на своей раскладушке и прислушивался.

Примерно тогда же я прочитал статью о нас из одного затертого журнала. Там нас изображали героями; тон статьи напоминал тот, что был в старой кинохронике. Нас называли „Первой командой“ — такого наименования у нас не было никогда. Вполне героически. Не так круто, как „Дубленые загривки“, но уж точно лучше, чем „Песьи морды“. Все началось с секретной высадки нашей передовой команды, а потом мы построили близ Анкхе вертолетодром три на четыре тысячи футов; он мог принимать четыре с лишним сотни вертолетов. В нашей родословной значились Корея и Филиппины, а дальше она уходила прямиком к генералу Кастеру.

Далее статья объясняла, что мы здесь делаем. Американские гарнизоны, расположенные в прибрежных районах, стали первым шагом в деле помощи Южному Вьетнаму удержать территорию, которая у него уже была. Первая Команда вторгалась вглубь территории Вьетконга. Отсюда мы на наших вертолетах сможем свободно перемещаться по всему Вьетнаму, охотясь на вьетконговцев, и нас не остановят такие вещи, как джунгли, горы и взорванные мосты.

Статья завершалась в драматическом стиле, уверенным предсказанием, что Первая Команда будет не последней из тех, что ступят во вражеские владения. За ней последуют новые и новые вертолетные части. Музыка, вертолеты на фоне заката, затемнение.

Один вылет взбодрил Коннорса так, что он попытался остановить винт тросом, не дожидаясь, пока он встанет сам. Вдоль строя вертолетов ехал грузовик, подбирая нас и остановился возле его вертолета. Оттуда кричали: „Коннорс, давай залезай“ — это была последняя остановка. Когда в восьми футах над Коннорсом лениво прошелестела лопасть, он схватил трос и набросил на нее петлю. Петля затянулась и Коннорса тут же оторвало от земли.

Нэйт завыл от восторга:

— Коннорс, сука, ты где такому научился?!

Коннорс поднялся на ноги и попытался отряхнуть грязь с формы. Он повернулся к нам, чтобы ответить как-нибудь поядовитей, но весь грузовик так ржал, что ему осталось лишь беспомощно улыбаться. Это было колоссально: ротный инструктор сделал глупость. Да еще и при всех. Ура.

— В жизни такого бы не сделал, — сказал Реслер, сидевший рядом со мной. — А ты?

— Ни за что, — ответил я. — А ты, Райкер?

— Вот уж точно нет, — отозвался Райкер на весь грузовик. — Это только тупые инструктора ловят лопасти арканом.

Лиз сидел рядом и улыбался. Последний вылет мы выполнили вместе. Мой первый „горячий“ вылет. Я устал, но был доволен, на душе было легко, чувствовалось какое-то странное удовлетворение.

На протяжении нескольких последних вылетов мы высаживали патрули в долине Счастливой и ждали в лагере. В последний раз сапоги сообщили о нескольких скоротечных перестрелках на месте высадки. Мы доставляли десант в три приема, значит, нужно было столько же, чтобы забрать его оттуда.

На втором заходе Лиз сказал, что Шейкер делает серьезную ошибку: он ведет нас по одному и тому же пути над деревьями:

— Как только ВК поймут, что мы повторяемся, тут же понаставят там пулеметов.

Мы были Оранжевым-4; я вел машину. Теперь это и вправду доставляло мне удовольствие, потому что у меня начали неплохо получаться полеты в строю. Замечание Лиза напомнило мне, что внизу есть люди, которым глубоко наплевать, хорошо ли я справляюсь. Все, что они хотят — так это меня сбить.

— А как надо?

— Каждый раз менять маршрут. Пусть гадают.

Во второй раз мы приземлились без приключений. Половина сапог запрыгнула в вертолеты, а остальные остались дожидаться следующего, последнего раза. После тридцатисекундной паузы, чтобы все расселись, Шейкер взлетел в сторону ближайшей линии деревьев. Мы последовали за ним. Теперь я чувствовал себя в вертолете куда уверенней. Я с легкостью держался в строю, не выпадая, как некоторые. Все шло нормально и наше воздушно-штурмовое приключение казалось мне захватывающим.

— Видишь? Он взлетел так же, как и раньше, — прозвучал у меня в наушниках голос Лиза. — Нехорошо это все, — пробормотал он, а я подумал, что Лиз слишком осторожничает. Все у нас было в порядке.

Чтобы забросить „сапог“ в зону Гольф и вернуться, понадобилось тридцать минут. Шейкер повел нас обратно в долину на высоте в 1500 футов и скорости в 100 узлов. Примерно в пяти милях от зоны высадки он ушел вниз, чтобы пройти остаток пути на бреющем. Это было захватывающе — полет на малой высоте. Лиз взял управление и я увидел великолепную демонстрацию того, как это надо делать. Он оставался на уровне деревьев, и в то же время не удалялся от третьей машины. Время от времени между нами проскакивала верхушка дерева. Лиз проходил между кронами, в последний момент чуть наклоняя диск винта, чтобы увернуться от ветвей. Сто узлов — не так уж и много, если вы только не идете очень низко, там эффект скорости может вас запутать.

— Тот же маршрут, — ворчал Лиз, а деревья проносились мимо. Шейкер выполнял заход по учебнику, над самыми низкими препятствиями, по лощине между деревьями. Наш третий полет к зоне, и все по тому же пути.

— Желтый-2, попадания! — голос Деккера был, как выстрел.