Час абсента

— Понял. Я изображу приступ белой горячки, вы только моргните, когда начинать.

По длинному университетскому коридору бежала старушка. Она вклинивалась в поток студентов, как ледокол. Все расступались, и почти все, здороваясь, вежливо кланялись.

— Репетируй поклон, Ромочка, она это любит, — приказала Инна.

— Кто? Мы ждем эту фурию?

— Именно ее. Только она на факультете все знает, все помнит, но не всем сообщает. Так что придется постараться старушке понравиться.

— Пока не поздно, может, шепнете, что мы от нее хотим узнать?

— Поздно, пора кланяться.

Старушка поравнялась с Пономаренко, та с готовностью согнулась пополам и бодренько проскандировала:

— Здравствуйте, Лидия Тимофеевна!

Тимофеевна, не останавливаясь, промчалась мимо, но потом, видно, до нее дошло, кто с ней поздоровался. Она резко развернулась, подбежала к Пономаренко и недоверчиво потрогала ее за руку, будто проверяя целостность и правдивость картинки.

— Лидия приветствует Инну! — напыщенно сказала она. — Тьфу! Чувствуешь, как пошло звучит? То ли дело у древних: «Сенека приветствует Луцилия!» Какая красота, какое благозвучие, какая гармония! А перенеси это на нашу почву? Кажется, то же самое, но слух отнюдь не ласкает. Перечитываю сейчас письма Сенеки, получаю истинное наслаждение. В каждом письме пульсируют мысли философа. У меня возникает давно забытое ощущение, будто разговариваю с умным человеком. Слушай: «Глупо умирать от страха смерти. Пусть приходит убийца — ты жди! Зачем ты спешишь навстречу? Зачем берешь на себя дело чужой жестокости? Завидуешь ты своему палачу, что ли? Или щадишь его?»

Лидия Тимофеевна наблюдала за реакцией слушателей. Пономаренко чуть не грохнулась в обморок. Она, когда получила голубой конверт с цитатой из Эдгара По, малодушно решила, что лучше выброситься из окна, как Лика Медведева, чем попасться в лапы Червей-победителей. Как престарелая профессорша угадала ее настроения?

— Ты, конечно, еще не задумывалась о смерти. Я уже в том возрасте, когда прислушиваются к мудрецам, — продолжила Лидия Тимофеевна. — Они не категоричны, могут сами себе противоречить, но интересны тем, что с ними проходишь весь процесс размышлений на тему жизни и смерти. Вникни: «Жизнь не всегда тем лучше, чем дольше, но смерть всегда чем дольше, тем хуже. Ни в чем мы не должны угождать душе так, как в смерти. Лучшее из устроенного вечным законом то, что он дал нам один путь в жизнь, но множество — прочь из жизни. В одном не вправе мы жаловаться на жизнь: она никого не держит. Тебе нравится жизнь? Живи! Не нравится — можешь вернуться туда, откуда пришел».

— Лика сделала свой выбор, — прошептала Инна. — Вы ее оправдываете?

— Я сразу поняла, зачем ты пришла. — Лидия Тимофеевна покачала седой головой. — Видно, пришло время вспоминать Лику.

— Вы не подскажете тему дипломной работы Лики? — спросила Инна. Именно за этим она и пришла в родные стены, и только Лидия Тимофеевна, научный руководитель Лики, могла помнить такие подробности из их студенческой жизни.

Старушка закивала:

— Я так долго об этом помнила, что теперь забыть не могу. Да и обстоятельства не дают мне забыть. Все время кто-то напоминает. Лика занималась творчеством Эдгара По. «Мотивация жизни и смерти в рассказах Эдгара По» — так звучала тема ее дипломной работы. У меня тоже есть к тебе вопрос: нужен ли тебе был ответ? Ты уверена в этом? Сенека утверждает, что знание никому не достается случайно.

— Не знаю, Лидия Тимофеевна, — честно призналась Инна. — Но все равно, спасибо за память.

— Ты заходи, Инночка, почаще. Читала о некоторых твоих громких делах. Забегай, поговорим не спеша. Сейчас тороплюсь на ученый совет, извини. Бегу.

— А вы, Инна Владимировна, говорили, что от нее придется отбиваться. Очень вежливая матрона. Ответила четко и ясно и отпустила. Только вот я не пойму, что нам дает ее ответ? Какая разница, чем занималась какая-то Лика десять лет назад?

— Лика Медведева — дочь Амалии Никифоровны, — ответила Инна. — Десять лет назад она покончила жизнь самоубийством, выбросилась из окна.

— Ну и что? Я, конечно, сочувствую Амалии Никифоровне, но…

— Роман, у меня есть план: поехали к Амалии, там все и выясним. Мне она не откажет во встрече.

— Чувствую себя как в фильме «Тупой и еще тупее». Ничего не понимаю. Снизойдите, пожалуйста. — Роман умоляюще сложил руки. — Хотите, я сейчас на колени плюхнусь?

Студентки, пробегающие по коридору, стали откровенно «зависать» и нервно похихикивать. Им явно нравился мускулистый торс Романа и совершенно не нравилась стоящая рядом мымра. «И он на нее чуть ли не молится! Чем она его взяла? Может, он плюнет и обратит внимание на меня?..»

— Роман, не доводи будущих журналисток до истерики. Уходим, пока тебя не выкрали. Все объясню по дороге.

Сыщик воспрянул духом. Он снова ловил такси, а Инна договаривалась о встрече. Амалия Никифорова не обрадовалась настойчивости Пономаренко, но и не отказала. Сошлись на том, что Инна приедет сейчас же, но ненадолго. Амалия сослалась на то, что ей необходимо принимать лекарства и отдыхать строго по часам.

— Я предполагаю, что Амалия — именно та главная фигура, которая стоит за всеми событиями. Это ее дьявольский план воплощается в жизнь, — открыла карты Инна, как только они с Романом оказались в машине.

— Зачем же тогда она обратилась к Блинову? — опешил Роман.

— Это легкий вопрос. Она знала, что Алекса убила Верунчик, и вы должны были это раскопать. Она делала все, чтобы помочь поискам. Вы с Коротичем хорошие оперативники, рано или поздно добрались бы до убийцы, но Амалия не хотела ждать и довела Верунчика до признания.

— Чего ждать? — тупо спросил Роман. Он не верил ни одному слову Инны и не скрывал своего настроения.

— Ждать власти. Ждать удовлетворения своих амбиций, ждать кайф от исполнения собственных желаний. Это же бешеный кайф. Пойми, она развлекалась, она играла человеческими судьбами, как Бог. Не удивлюсь, если она признается, что чувствовала себя Демиургом. Да она, припоминаю, уже говорила об этом, только я была не готова понять ее слова. Слушала и не понимала. У Амалии после смерти дочери остался один смысл в жизни — разыгрывать народец и подпитываться его страхами, его адреналином, его метаниями.

— Все это чушь! — не выдержал Роман.

— Нет, Ромочка. Амалия больна, ей нужен психиатр. Теперь только я понимаю, что она так и не смогла оправиться после гибели Лики. Все, буквально все, чем занималась Амалия эти десять лет, было посвящено памяти дочери. И выродилась эта деятельность вот в такую мерзость. Лика изучала творчество Эдгара По, так?

— Предположим, — буркнул Роман.

— И пожалуйста: на головы тех, кого знала Амалия, посыпались письма с отрывками именно из Эдгара По. И письмами, которые потрепали немало нервишек, дело не ограничилось. Вспомни, как закопали живьем Серпантинова. Ты же сам его откапывал, ты видел, в каком он был состоянии. Представь себя на его месте! А Верунчик? Она тоже прошла через розыгрыш под названием «Бочонок амонтильядо». Именно такой рассказ есть у мрачного По. Кстати, сейчас проверим и мое письмецо с намеками на смерть и Червей-победителей, которые с удовольствием будут обгладывать мои кости.

Под хмурое молчание Романа Инна стала звонить Василисе Илларионовне.

— Как идут поиски источника? — спросила она.

— Инночка Владимировна, я перечитала все стихи Эдгара По. Мне кажется, я знаю их наизусть, но вашего фрагмента среди них нет.

— Нет, говорите?

— Вот видите, — встрял Роман. — Вся ваша теория лопнула. Ваше письмо другое.

— Мое письмо я уже разгадала, — отмахнулась Инна и продолжила разговор с Илларионовной: — Проверьте, есть ли у нашего писателя рассказ с названием «Лика» или «Ликея». Мне кажется, что у него нечто подобное было.

— Но это же проза, а у вас в письме стихи, — устало, как ребенку, начала объяснять Илларионовна и вдруг закричала: — Как я раньше об этом не подумала! У По иногда встречаются стихи именно в рассказах. Сейчас, сию же минуту проверю. Я перезвоню.