Страница 52 из 72
Зита, сгорая от нетерпения, выкрикнула:
— Такой же конвертик получила Вера Степановна и чудом осталась жива!
Что и говорить, Зита-всевидящая нашла самые подходящие слова для ободрения испуганной Пономаренко.
Инна, придя в себя, наконец взяла в руки конверт. Зита затаила дыхание.
— Зита, вы же всевидящая, что меня ждет?
— Да не тяните вы, открывайте поскорее, вместе и узнаем. — Зита отбросила всякое «потустороннее» кривляние. Перед Инной сидела обыкновенная любопытная женщина, без всяких оккультных закидонов.
В кабинет ворвалась Василиса Илларионовна. Она недобро покосилась на Зиту, очевидно, Светочка доложила, что Пономаренко стало плохо и всему виной посетительница кавказской национальности.
— Что случилось, Инночка Владимировна? Помощь нужна? — без обиняков спросила Илларионовна.
— Инна Владимировна получила письмо с угрозами, — влезла с объяснениями Зита. Ей очень хотелось отвести от себя всякие подозрения.
— Доигрались!.. Чувствовало мое сердце, в опасную историю вы попали. И ведете себя глупо. Дайте, я открою.
Василиса Илларионовна решительно вскрыла конверт.
«Учи, стерва!» — прочитала она первые строки, ахнула и схватилась за сердце.
— Отдайте, — перехватила письмо Инна, — все же адресовано оно мне.
«Учи, стерва!
Инна дочитала. Все молчали.
— «Покров гробовой» — это значит, вы должны умереть? — спросила Зита, будто Инна могла знать ответ. — А что делает Червь-победитель?
— Он меня ест. — Инне очень захотелось поступить как Марина. То есть бросить письмо на пол и топтать, топтать клочок бумаги ногами. Теперь она понимала порыв Марины. Какие там соображения, какие там вещдоки? Порвать, затоптать, уничтожить, избавиться и забыть.
— Шли бы вы, дамочка, по своим делам. — У Василисы от гнева раздувались ноздри. Такой бестактности она простить не могла. — Мы тут сами разберемся, что к чему.
— Предлагаю сообщить об угрозе Раисе Ивановне. — Зита проигнорировала предложение корректорши.
Пономаренко еще раз перечитала послание и отхлебнула водички.
— Хорошо, что это не Эдгар По, — пустилась она в размышления. — Стихов еще никто не получал. Мы не знаем начала стихотворения, возможно, оно более оптимистично.
— Почему вы решили, что это не Эдгар По? — Василиса тоже внимательно перечитала письмо. — Стихов у него много. По теме, по стилю, по мрачности как раз очень похоже на По. Я попытаюсь найти источник. Вы не возражаете? — Василиса быстро переписала содержимое на листочек. — Ну, я побежала, — сказала она и величественно удалилась.
— Я, пожалуй, тоже откланяюсь, — заторопилась Зита.
Инна струхнула. Ей очень не хотелось оставаться в одиночестве. Еще секунда, и она бы смалодушничала и стала бы приставать к Зите с просьбой почистить все чакры, всю ауру и ей, и кабинету.
— Зита, а зачем вы, собственно, приходили? — нашлась о чем спросить Инна.
— Э-э, пустяки, Инна Владимировна, пустяки, я в другой раз.
Всевидящая буквально бежала из кабинета, что не прибавило оптимизма Пономаренко. Вдруг Зита все же предвидит будущее? Тогда оно, судя по поведению экстрасенсихи, ужасно.
У Веры пропала вера. Она готова была землю рыть, горы сворачивать, фирму держать на плаву. Мало того, она была уверена, что поднять работу на качественно новый уровень — раз плюнуть. Только дунь, плюнь, чихни — и все покатится как по маслу. Ан нет. Ушла вера в свои силы, ушла в песок, в абсент, в дым сигарет и джазовый шабаш.
Верунчик безвылазно торчала в клубе. Напивалась, обкуривалась и тупела. Она заливала кошмар воспоминаний.
Оказывается, все вранье. Никаких оживлений рецепторов, обновлений восприятий, вторых рождений, неподдельных «счастьев» после крутых розыгрышей нету. Все, что они втюхивали клиентам, было всего лишь новомодной лапшой. Никакого кайфа после розыгрыша у нее не наблюдалось. Только ужас, пустота, желание утопить душу… в ванне.
Испытанная на собственной шкуре, — схема любимой работы рассыпалась как карточный домик.
— Верочка, хватит глушить это зеленое пойло. — Хозяин клуба, Данило Михайлович, по прозвищу Дан, присел за ее столик и выпил остатки абсента. — Видишь, как я о тебе забочусь, сам пью, только чтоб тебе не досталось.
— Счастливый Алекс, какой Алекс счастливый, — поделилась с ним Верунчик. — Он лежит в земле, и там ему спокойно, как в танке.
— Как в гробу. — Данило Михайлович вытащил из-за пазухи новую бутылку. — Видно, ты еще не добрала нужную дозу, раз мертвому завидуешь.
— Он там спит, а мы в аду кувыркаемся. Знаешь, что со мной сделали? Знаешь? В стенку замуровали, живьем!
— Знаю, пей! — Данило налил в бокал абсент.
— Дан, мне страшно, я не знаю, кто это придумал. — Могучая Верунчик заплакала как ребенок.
— Девочка плачет, мячик улетел.
— Какой мячик? Душа у меня улетает, гробится, корчится, в землю хочет тело зарыть.
— Ну-ну, поплачь. Пей и плачь, ничего не бойся. Ты же со мной как за каменной стеной.
— Не хочу больше стен, ни каменных, ни кирпичных! — заныла Верунчик. — Знаешь, как там страшно, темно, тихо и выхода нет. Умрешь, и никто никогда не найдет, не похоронит по-человечески, и могилы не будет… Через тысячу лет мой скелет найдут случайно. Он будет висеть на крюках, и все подумают, что преступника заковали…
— Вот не думал, что стальная Верочка такая сентиментальная дурочка. — Данило улыбнулся. — Что тебе сыграть? Заказывай!
— Фьюжн хочу слушать, может, последний раз в жизни. Вдруг меня снова замуруют живьем?
— Да за что тебя замуровывать? Не говори глупости! — Дан растерялся. Теперь он не знал, убирать от Верки абсент или, наоборот, подливать, чтобы напилась до бесчувствия.
— Кто-то думает, что это я убила Алекса, я знаю, кто-то меня подозревает.
— Вы все там под подозрением. — Дан отмахнулся. — И ты не меньше и не больше, чем остальные. Так что успокойся и пей абсент, девочка. Пусть у ментов голова болит.
— Нет, ты не понимаешь, я подозреваемая номер один. Я главная.
— У тебя мания. За что тебя в первые номера?
Верунчик подняла бокал, окунула туда два пальца, облизала их, поморщилась, выпила до дна и безумно расхохоталась.
— Ты не знаешь? Ты не знаешь?! Все так думают! Потому что от саксофона до ножа — один шаг. Идеология такая, понял? Если сейчас в твоем клубе кого-нибудь грохнут, ты будешь подозреваемый номер один. Ты, потому что в руках у тебя саксофон. И играешь ты сумасшедший джаз.
— Э, совсем девка рехнулась, — вздохнул Данило. — Это ж когда было, во времена Сусловых да Хрущевых. Нынче не то что давеча, запомни. И лучше пей, не философствуй. А то и я подумаю, что на воре шапка горит. И тебя именно от этого корежит.
— Я не убивала его, Данчик, не убивала, веришь? Веришь?
— Верю. Шефа утопили, а не зарезали, так что саксофоны и ножи тут ни при чем, на том и закончим. Пошел я, забацаю фьюжн, как ты и просила. Лады?
Верунчик выпила и тяжело опустила голову на стол.
Данило только головой покачал: для нее играть уже бесполезно. Но все же пошел на сцену. Достал сакс, переглянулся с музыкантами и заиграл.
Чужака в этом клубе видно за версту. Жмется к стенкам, щурится, всего боится.
Женщина, очевидно, попала сюда первый раз. Данило сразу ее приметил. Встала у входа и закашлялась. Конечно, сколько раз он пытался бороться с курением в зале. Выгонял, штрафовал, вывешивал плакаты с запретами. Не переломил. Чадили все как паровозы. Человеку непривычному выжить тут трудно. Но женщина упорно стояла и вглядывалась в полумрак.
5
Перевод В. Рогова.