Парламент

Он, смиренно опустив голову, теперь ждал, когда невообразимая какофония, поднявшаяся в зале стихнет. Но в передних рядах уже пели: «Вставай, проклятьем заклейменный…» «За Бога, за Сталина, за коммунизм!» — кричал кто-то прорвавшись к микрофону, установленному в проходе между рядами партера.

Когда шум постепенно стих, стоящий около стены парень в дорогом кожаном пальто, задал вопрос:

— Скажите, вы выступаете против частной собственности?

— Конечно, — на полном серьезе ответил Кислянин, — Я на личном опыте убедился, что можно хорошо жить и без нее. Вот у меня квартира государственная, и машина государственная, и дача государственная, и снабжение государственное… А представьте, молодой человек, что за все это надо платить самому! Ведь тогда надо эксплуататором становиться!

Роман, зажав рот рукой, расхохотался, подумав о том, что лучше бы коммуняка не отвечал на этот вопрос. Так хорошо начать и так плохо кончить.

А на трибуну уже поднялся кандидат от христиан-либералов.

— То, что коммунисты считают свои принципы христианскими, неправда. А к Священному Писанию они обратились только потому, что их коммунячья идеология с треском провалилась. И заигрывание большевиков с верующими массами — всего лишь чисто политический маневр. Вот если они публично откажутся от идей Маркса-Энгельса, культа Ленина, принесут покаяние перед Матерью-Церковью, тогда с ними можно будет говорить. Правда, это будут уже не коммунисты. Потому что христианство и коммунизм — вещь недопустимая. Значит, все отрекшиеся от «пролетарской» идеи коммунисты перейдут в наш лагерь, лагерь христиан-либералов. А мы уже подумаем, насколько они исправились и стоит ли их выдвигать в депутаты.

Сторонники либералов дружно зааплодировали. Оратор налил из графина в стакан воды и продолжил:

— Мы, христиане-либералы, идем в новую думу для того, чтобы овладеть тайнами души и интеллекта, ищем Бога в человеке, в матери, побуждаем религиозно относиться к матушке-природе. Среди нас есть и священники, муфтии, мы молимся в мечетях и храмах. И мы защитим наши святыни от иноземных осквернителей и сектантов.

— А кого вы считаете иноземными осквернителями?

— Вот их! — либерал повернулся к президиуму и ткнул пальцем в сторону Пантова. — Они, партия предпринимателей, за бесценок распродают нашу землю, фабрики и заводы иностранцам, которые россиянам ничего взамен кроме тоталитарных сект не дали. Это они, предприниматели и бизнесмены, изменили законодательство, которое в нынешних условиях благоприятствует процветанию инородцев и их религий. Для меня, христианина, уму непостижимо, как это десять человек, поверив в культ собаки, носорога, обезьяны, дуба, космического пришельца, нового идола могут без проблем зарегистрироваться как религиозная организация! Мы выступаем против того, что государство освобождает новоявленные религиозные объединения от налогов и дает проведению чужеземного культа зеленую улицу. Молитвы Бог весть кому дают положительный результат только бизнесменам, коммунистам (при этом оратор оглянулся на трибуну, победно посмотрев на Пантова и уже выступившего представителя от коммунистической фракции) и руководителям сект, которые проповедуют свой идеал совершенства человека. Среди нищего народа царит атмосфера отчуждения, наша экономика топчется на месте, а потому только мы со своей идеологией сможем выдернуть страну из разрухи.

— Мели Емеля, твоя неделя, — резко поднялся из-за стола оскорбленный кандидат в депутаты Кислянин, — Мы всегда были против всяких сект…

Оратор самодовольно заулыбался:

— А не мы ли почти семьдесят лет жили в тоталитарном обществе Сталина? Так вот, будет вам известно, что по такому же тоталитарному принципу только в меньших масштабах построены и замкнутые религиозные секты. Как и в историческое время, советский человек принадлежал вождю и последний с каждым мог делать, что угодно. Так и в сектах. Вступив в нее, человек уже не принадлежит себе. И его мозги промываются западной религией ежедневно. В итоге подавляется воля. Но мы, христиане-либералы, не позволим погубить наш народ и дадим по рукам коммунистам и предпринимателям.

Либерал победно сошел с трибуны и, подойдя к президиуму, выхватил свой стул, который стоял между стульями Пантова и коммуниста, поставил его с самого края стола и, демонстративно отмежевавшись от своих противников, уселся, закинув ногу на ногу.

Теперь подошла очередь выступления Пантова.

Роман скрестил руки на груди, бросил взгляд на ложу, где сидел Бурмистров и подумал: «Только не хватало ещё и Пантову пуститься в полемику о православии и вероисповедании». Но ученик не подвел.

— Я, человек верующий, — спокойным голосом начал Пантов, — А потому о вере говорить не буду. Потому что не хочу подчиняться новой моде и выставлять напоказ свое интимное общение с Господом. Потому что молитва и иконы со святыми ликами, которым ты поклоняешься — это сугубо личное. Теперь, что касается деятельности нашей предпринимательской фракции и самих бизнесменов. В принципе мне глубоко наплевать, что о нас пишут в газетах. Дескать, туфли носим из крокодиловой кожи, золотые часы с бриллиантами, покупаем костюмы в модных западноевропейских салонах. Выставляя свою кандидатуру на новый срок, я прежде всего думаю о тех, кто меня поддерживает. И это, поверьте, не предприниматели. А те трудящиеся, которые работают на предприятиях моих деловых друзей. И я горжусь тем, что когда большая часть населения области сидела по несколько месяцев без зарплаты, на приватизированных предприятиях, которыми командуют мои сподвижники, и деньги регулярно выплачивались и производство не останавливалось из-за забастовок. Возьмите тот же коксовый, металлургический и медицинский заводы…

— Это верно! — послышалось из зала, — Так и было.

Воодушевленный одобрительными возгласами Пантов, продолжил, кивнув в сторону соперника-коммуниста:

— Если бы не эти со своей мировой революцией, то на сегодняшних магазинах, заводах, разных коммерческих учреждениях красовались бы не имена зарубежных фирм, а фамилии дореволюционных купцов и предпринимателей. И я уверен, что, например, в Америке предпочли бы пресловутой «Кока-коле» какой-нибудь русский медовый напиток, японцы бы вывозили к себе на острова радиоаппаратуру отечественной фирмы «Сонин и К», а немцы разъезжали бы по своим дорогам на автомобилях русского автомагната Опелева или Афиногенова. Как раз этого и хотела бы допиться в современных условиях наша предпринимательская партия, которая выдвинула меня кандидатом.

Зал наполнился овацией, и Пантов торжествующе посмотрел за кулисы, где стоял и наблюдал за его выступлением Алистратов.

«Ну-ну, — подумал Роман, а что же ты, друг ситный, дальше будешь делать? Посмотрим, посмотрим, как ты выкрутишься, когда и тебя начнут мешать с дерьмом». Он выглянул в зал, поднял руку и чуть слышно щелкнул пальцами, отдавая непонятную команду кому-то невидимому и до сих пор не рассекреченному.

Тут же с крайнего стула в середине зала встала женщина и подошла к микрофону.

— Как депутат, вы нам очень импонируете, Михаил Петрович, и я готова проголосовать за вас, если вы мне ответите на несколько вопросов.

— Я весь внимание.

— Кто разворовал нашу страну? Коммунисты как тот, который говорил о Боге, или такие как вы предприниматели?

— А что вы понимаете под словом «разворовал»?

— То и понимаю, — теперь уже обратилась к залу женщина, — Денег в стране нет, золота — нет, и работы не стало. Зато сын банкира — стал банкиром, сын маршала — маршалом, сын цыгана — попрошайкой и мошенником. По крайне мере никто из бывших реформистов не оказался в очереди на биржу труда и не стал торговцем сигаретами. Только мы, трудовой народ, как были при социализме с голыми задницами, так без штанов и остались. Мало того, появились ещё и какие-то новые русские в виде вас, предпринимателей, которые быстренько забрали у нас ваучеры и успели приобрести на них действительно ценные бумаги или предприятия. Что вы на это скажете?