Страница 45 из 71
Вскоре же византийские послы прибыли в Киев для переговоров; привезли обещанную дань и договор мирный дали Игорю на утверждение, дабы возобновить старый мир, нарушенный уже много лет ненавидящим добро и враждолюбцем дьяволом, и утвердить любовь между греками и русскими. Игорь же согласился с тем договором, и отправил в Царьград посольство великое. А были в нем Ивор, посол Игоря, великого князя русского, и общие послы: Вуефаст от Святослава, сына Игоря; Искусеви от княгини Ольги; Слуды от Игоря, племянника Игорева; Улеб от Володислава; Каницар от Предславы; Шихберн Сфандр от жены Улеба; Прастен Тудоров; Либиар Фастов; Грим Сфирьков; Прастен Акун, племянник Игорев; Кары Тудков; Каршев Тудоров; Егри Евлисков; Воист Войков; Истр Аминодов; Прастен Бернов; Явтяг Гунарев; Шибрид Алдан; Кол Клеков; Стегги Етонов; Сфирка; Алвад Гудов; Фудри Туадов; Мутур Утин; купцы Адунь, Адулб, Иггивлад, Улеб, Фрутан, Гомол, Куци, Емиг, Туробид, Фуростен, Бруны, Роальд, Гунастр, Фрастен, Игелд, Турберн, Моне, Руальд, Свень, Стар, Алдан, Тилен, Апубексарь, Вузлев, Синко, Борич, посланные от Игоря, великого князя русского, и от всякого княжья, и от всех людей Русской земли.
И повезли они в Царьград подписанный Игорем договор, дабы подписал его там император ромейский. В Царьграде же принял их император с большой пышностью и с подарками великими. И утвердили Роман-базилевс и соправители его Константин и Стефан договор сей по всей воле русской; и хранится он ныне в сокровищнице великого князя вместе с прежним договором, Олегом подписанным.
Произошло летом тем событие, святое для всех христиан: заставил патрикий Иоанн Куркуас жителей Эдессы выдать нерукотворный образ Христа, который, при громком ликовании народа, был перенесен клиром в столицу. Нападал ведь сей Куркуас на Эдессу каждый год и опустошал все пригородные области, как он это сделал несколькими годами ранее при Мелитене. Наконец эдесский эмир согласился заключить мир, пообещал не поднимать оружие против Византии и передал Спас Нерукотворный в обмен на две сотни своих пленных, что были в руках греческих.
Мандилион тотчас был отправлен в Константинополь, куда он был доставлен в праздник Успения Пресвятой Богородицы. В честь великой сей реликвии был устроен триумфальный въезд, а затем она была положена на хранение в церкви Девы Фаросской, что в Большом дворце.
Но не помогло это укрепиться Роману-императору в добром мнении народа — много было недовольных его правлением и тем, что отдал он много золота и прочих даров русским. Собрались зимою жители Константинополя и потребовали, чтобы не он, а Константин стал полным императором Ромейской державы.
Решили тогда сыновья кесаря Стефан и Константин, что не может отец их удержать землю Греческую в уряде, и восстали на отца своего. Тогда дали они подарки многие русским и норманнским варягам в страже императорской; вошли они в покои императора и заковали его. И было это декабря в 16 день.
В лето 6453 (945). Родился у Игоря сын Улеб.
В тот год сказала дружина Игорю: «Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью, и себе добудешь, и нам».
Получилось ведь, что отдал Игорь почти всю добычу ромейскую хазарам, в погашение долга своего перед каганом, и не осталось в казне никакого богатства. А торговли с Царьградом тоже не было из-за войны.
И не было у князя великого денег даже для дружины, а Свенельдова дружина богата была еще кавказской добычею. И оттого печалились воины Игоревы, и до драк со свенельдовыми русами дело доходило.
И было так: поставил один из дружинников свенельдовых именем Дунай шатер свой в поле, а сам уехал на охоту. В те же поры охотился там же рус один киевский именем Добрый. И наехал он на шатер тот, и увидел, что стоит там вино, для пира по завершении охоты заготовленное. И увидел еще, что нарезаны там руны грозные, запрещающие вино то трогать. И стала тут Добрыну гордыня в сердце — впал он в гнев за непочтение такое, слуг Дуная побил, а сам выпил он вино то и шатер разорил.
А спустя время наехал к шатру своему Дунай, и увидел, что сотворил там Добрый, и упрекал его. И стали биться; но ни один не сумел одолеть другого.
А были они любимыми дружинниками своих князя и ярла, и восстала обида и в Игоре, и в Свенельде друг на друга. И чтобы не сделать умаления всей руси, решили Игорь и Свенельд вместе судить людей своих. И судили мудро: приговорили обменяться имуществом их, что было на них во время драки той, и через то помириться. И получил тут Дунай оружие сломанное и одежду порванную Добрына, а тот получил разрубленный шатер и пустые корчаги из-под вина Дуная. И сказал тут Игорь: «Поняли, ради чего дрались вы? Будет вам за гордыню вашу!» И славил народ мудрость князя, и песню о том поют и ныне кощунники[174] на пирах.
Но продолжали русы игоревы завидовать свенельдовым, и тогда решил великий князь увеличить дань с полюдья, изменивши порядок его по совету Ольги. Предложила же она заменить полюдье, когда русы входят в земли подданных племен и забирают дань, на налог, похожий на греческий, — когда тиуны княжеские собирают его в землях племен. Не хотели ведь старейшины согласиться с увеличением дани русской, а без денег князь великий не мог увеличить войско и защититься тем от хазар.
Знал при том князь, и русь знала, что привозят старейшины на повосты не всю ту дань, что собирают для полюдья; много же рухляди меховой себе оставляют и потом в Царьград везут вместе с русами. Сказала Ольга мужу своему: «Потому так делается, что дани для руси собирают не князья русские, а старшина родовая да племенная; забирает князь то лишь, что они для руси отложили; а сколько они отложили для себя, русь не знает».
А через дань ту утаенную, говорила Ольга, усиливается знать племенная, а русь ослабляется. Потому-де нужно племенных вождей да князьков от сбора дани для полюдья отстранить. И само полюдье отменить, а вместо того установить твердые оброки.
Сказала Ольга еще: «Сейчас русь ест с ладони племен, дань дающих, а должны племена ести с ладони русской, что наделять их будет и давать их же дань как награду за верность».
И про то я точно знаю, ибо сама мне Ольга, великая княгиня, то рассказывала, когда пресвитером был в Русь Киевскую направлен.
Сие тоже показывает, что дочь сия человеческая умна и разумна была не по-варварски с самоей юности своей: она ведь так предлагала установить не полюдье варварское, а обложение постоянное, как то в Ромейской империи делается.
И так решил Игорь по совету Ольги: отправит-де он, великий князь, своих слуг в земли племен русских — тиунов и ябедников, службою и милостями обязанных только ему, а не местным старейшинам и князькам. И для того да поставят в каждой земле русской княжьи повосты да погосты, урочища, ловища и доли. И собирают-де мужи княжьи дани русские, свозят дань в урочище; там же ее принимают и считают мужи княжьи набольшие, затем везут в погосты.
И тогда отправился князь с русами и дружиной своею в полюдье к древлянам и стал там устанавливать погосты и урочища, и примучивал тех, кто сопротивлялся новому порядку. И дошел до земель родов древлянских готских — так ведь называли себя иные роды древлянские, полагая ложно, будто происходят они от готов древних; и князь их звался Мал, а главный город их был Искоростень, что по-русски означает Каменный Утес.
И были древляне те искоростеньские злы на князя великого, что собрал с них даней выше урочного; а еще ревновали они древлян вруческих к русам — из тех ведь древлян вруческих происходила мать Игоря, жена великого князя Олега Вещего; оттого ходили вруческие древляне по правую руку от русов.
И утаил Мал от великого князя долю от дани; но узнал о том Игорь и решил забрать ту дань. Для того пошел он с дружиною малой — большая ведь часть той оставалась сторожить основную дань — к городу древлянскому, где, сказали ему, хранил Мал утаенную часть.
Мал же, услышав, что идет Игорь, сказал: «Если повадится волк к овцам, то вынесет все стадо, пока не убьют его; так и этот: если не убьем его, то всех нас погубит». И выйдя из города Искоростеня, убили Игоря и дружинников его, так как было их мало. А Игоря привязали к двум березам согнутым и отпустили деревья, и так разорвали его на части. И закопали тело Игоря-князя там же, возле Искоростеня-города, у погоста русского, и с людьми его.
174
Кощунник — певец сказов и побасенок, как ныне сказали бы, сатирического жанра.