Страница 17 из 67
– Такое впечатление, что леди присоединится к нам за ужином, – заметил Холмс. – Как удобно!
Мы издали наблюдали, как женщина, которую поддерживал под локоть ее молодой спутник, выбралась из экипажа и вошла в здание отеля. Переждав пару минут, мы последовали за ней.
Сегодня дежурил бледный коротышка с высокомерным выражением лица, которое, по-видимому, дается всем администраторам от рождения. Сохраняя невозмутимый вид, он уверенной рукой правил своим ничтожным королевством.
– Я только что видел, как сюда вошла дама в меховой накидке и широкополой шляпе, – сказал Холмс клерку. – Уверен, мы раньше встречались, но я никак не могу вспомнить ее имя. Не знаете ли вы, кто эта дама?
– Может быть, – ответил которышка, – но не понимаю, какое ваше дело. Откуда мне знать, что вы не какой-нибудь волокита.
– Ниоткуда, – холодно ответил Холмс. – Но зато я знаю, что вы настолько некомпетентны в своей работе, что вот-вот потеряете ее. А теперь, сэр, вы назовете мне имя этой дамы, как я и просил. В противном случае я проведу остаток дня и все последующие сутки моего пребывания здесь, отравляя вам жизнь. Я не ставил перед собой такой цели, но, уверяю, в этом я мастер. Так случилось, что я хорошо знаком с владельцем отеля, поэтому у меня не займет много времени вышвырнуть вас с работы, если потребуется. Итак, сэр, имя!
Клерк перед таким напором тут же утратил самообладание, словно хулиган на школьном дворе, наконец встретивший соперника, который не спасовал.
– Разумеется, сэр, разумеется, – промямлил он. – Я просто пытаюсь защитить интересы дамы. Но раз вы явно настоящий джентльмен, то не вижу причин, почему бы не назвать вам ее имя. Та женщина, которую вы упомянули, это миссис Комсток, супруга мистера Фрэнка Комстока, владельца фермы Фэрвью, неподалеку от Мурхеда. Вы ее знаете, сэр?
– Да. Но когда мы были знакомы, ее звали Мэри Робинсон.
Хотя с момента нашей первой встречи с Мэри прошло более четырех лет, она принадлежала к тем женщинам, чей образ надолго задерживается в памяти, и не только из-за яркой внешности, но и благодаря необыкновенному, причем не обязательно добродетельному, характеру.
Я помнил почти все детали той первой встречи, когда мы увидели миссис Робинсон посреди пламенно-алой роскоши ее борделя в предместье Хинкли буквально за несколько дней до того, как обреченный город, а вместе с ним и более четырехсот жителей – мужчин, женщин и детей – погибли в Великом пожаре первого сентября 1894 года. Холмс имел с ней беседу с глазу на глаз, пока ко мне безжалостно приставали две молоденькие проститутки, известные как «черные близняшки». Позднее Холмс признался, что с ним произошло «нечто исключительное», и возможно, он вкладывал в эти слова особый смысл.
Однако после весьма трагического дела о Красном Дьяволе, которое Холмс считал одним из величайших провалов в своей карьере, он редко говорил о миссис Робинсон и о ее связи с жестоким человеком, который отнял столько невинных жизней. По правде говоря, у Холмса и не было особых поводов упоминать ее имя, поскольку почти не существовало шансов, что эта женщина, умная, вероломная и, надо признаться, потрясающе красивая, когда-нибудь вновь перейдет нам дорогу на широких просторах Америки. И теперь мне верилось с трудом, но это была она, прекрасный призрак из прошлого, который вернулся преследовать нас, и занесла ее в гущу событий та самая воля Провидения, которую человек не может ни упредить, ни контролировать.
– А в каком номере остановилась эта дама? – спросил Холмс у перепуганного клерка.
– В двести двадцать первом, в самом лучшем, какой у нас был.
– Знакомые цифры. Благодарю вас, – сказал Холмс, который, судя по его взволнованному виду, пытался решить, что делать дальше.
Поколебавшись пару минут, великий сыщик отвернулся от клерка и заявил мне:
– Надо поговорить с ней немедленно. Не вижу другого варианта.
Пока мы поднимались по лестнице, я окончательно уяснил, что миссис Робинсон – или же миссис Комсток – непредвиденным образом замешана в деле о руническом камне, и это наполнило душу Холмса волнением и мрачными предчувствиями. Как и Ирэн Адлер, Мэри Робинсон принадлежала к тому редкому типу женщин, которые благодаря своему острому уму и безупречной интуиции могли стать достойными противницами для Холмса. И правда, ее побег из Хинкли был обставлен так блистательно, что даже мой прославленный друг, который не рассматривал прекрасный пол в качестве равного соперника, мог лишь аплодировать ее изобретательности. Кроме того, стоило бы упомянуть о письме, за этим последовавшем: Холмс прочел его с отвращением, но и с восхищением, убедившись, что дальнейшие поиски этой леди не принесут результатов.
Меня интересовало, как теперь великий детектив отреагирует на появление неожиданного и грозного оппонента. Пока что дело о руническом камне не выходило за пределы, скажем так, границ разумного, за исключением разве что нашего разговора с Муни Вальгрен. Однако теперь в ход расследования внедрился алмаз – твердый, прекрасный и беспощадный, и я не сомневался, что блеск опасного присутствия миссис Комсток неизбежно повлияет на мыслительный процесс Холмса. Когда мы добрались до двести двадцать первого номера, Холмс притормозил, словно собирался с силами перед особенно трудной задачей, а потом постучал в дверь.
Из комнаты выглянул тот молодой человек, что был с миссис Комсток в поезде: не старше двадцати пяти лет, с длинными золотистыми локонами, которые напомнили мне незадачливого кавалерийского генерала Джорджа Кастера. Лицом он тоже походил на кавалерийского офицера: та же вытянутая форма, невыразительные серые глаза, короткий нос и тонкие губы в тени редких усиков. Костюм соответствовал чертам лица, поскольку юноша был облачен в замшевый пиджак и большую шляпу, которую американцы называют «стетсон». Наряд завершали высокие сапоги, брюки из денима и пояс с крупной серебряной пряжкой.
– Кто вы? – спросил молодой человек с явным вызовом.
– Друзья миссис Комсток, – ответил Холмс. – Мы хотели бы выразить ей свое почтение.
– А ей на это все равно, – огрызнулся юноша, который явно не был знаком ни с хорошими манерами, ни с правилами грамматики.
А потом я услышал голос самой хозяйки номера, одновременно твердый и мелодичный, – хриплое контральто, которое, должно быть, соблазнило немало мужчин:
– Кто это, Билли?
– Какие-то мужчины, – ответил ее подручный, не сводя с нас глаз. – Говорят, что знают вас.
– Тогда впусти их, – велела миссис Комсток, и после этого ее спутник нехотя открыл нам дверь.
Леди стояла подле одного из больших окон, глядя на улицу, а потом медленно повернулась посмотреть, кто там. Никогда не забуду момент узнавания, поскольку в ее необыкновенных фиалковых глазах отразился целый калейдоскоп эмоций: удивление, страх, гнев, а потом и решимость, которая означала, что она начала просчитывать следующие шаги, вперед до бесконечности. Кроме того, я убедился, что годы никак не сказались на красоте нашей знакомой. Хотя ей было уже, наверное, около сорока пяти, она оставалась все той же роковой женщиной, которую мужчины не могли не заметить и, с позволения сказать, не возжелать. Длинное надменное лицо с высокими острыми скулами и пухлыми губами было таким же, каким я его помнил; не потускнел и потрясающий блеск ее рыжих волос. Одета она была элегантно: розовое платье украшал белый кружевной воротник, а плечи укрывала длинная шаль, отороченная белым мехом.
– Что ж, миссис Робинсон, – сказал Холмс, – вы выглядите прекрасно, как всегда. Какой сюрприз вновь встретиться с вами!
– И для меня, – произнесла леди спокойным голосом, никак не выдававшим тех опасений, которые я мельком заметил в ее взгляде. – Как тесен мир! Прошу, входите и присаживайтесь. Выпьем чаю. Билли, почему бы тебе не спуститься и не принести нам три чашки чаю, да погорячее. Цейлонский будет в самый раз.
– Вы уверены… – начал было юноша.
Она тут же перебила его:
– Будь любезен, Билли, не спорь со мной. Я знаю, что делаю. Я в полной безопасности в присутствии этих благородных джентльменов. А теперь беги!