Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 71 из 154



Маккерди спросил, означает ли ответ незнание самого Кейсн или отсутствие таких сведений в ЦРУ.

— Какой смысл вашего вопроса, конгрессмен? — осведомился Кейси.

— Я вырос в сельскохозяйственном штате, — сказал Маккерди, — и вы должны знать, почему мы в Оклахоме в основном принадлежим к демократической партии.

Далее он рассказал о том, как «новый курс» президента Франклина Рузвельта и программа электрификации сельских районов вывели фермеров Оклахомы в XX век. Отсюда и его вопрос, пояснил Маккерди. Делают ли сандинисты что-либо подобное, чем они привлекают народ на свою сторону?

До Кейси дошел смысл вопроса, и он несколько смягчился. Католическая церковь выступает против сандинистов, подчеркнул он. Если бы в Никарагуа состоялись подлинно свободные выборы, то сандинисты не смогли бы победить.

Маккерди пожелал узнать, как обстоят дела с «контрас», поддерживаемыми США. Что они несут народу страны, на чем основывают свою борьбу за сердца и умы простых людей? Вот, они зачем-то взрывают мосты. Взорвано зернохранилище, совершено нападение на ранчо, на электростанцию. ЦРУ утверждает, что электростанция — это военная цель, а оказывается, только 10 % производимой электроэнергии потребляется вооруженными силами, все остальное идет на гражданские цели. Но тогда взрыв электростанции — это что-то совсем противоположное программе электрификации. Это разрушение, а не строительство.

5 апреля 1983 г., в первый день после пасхальных каникул, Мой-нихэн и Лихи выступили в сенате конгресса с выражением озабоченности по поводу никарагуанской операции. Мойнихэн говорил о «кризисе доверия» между конгрессом и разведывательными службами. Про себя Мойнихэн считал, что военный и, если называть вещи своими именами, террористический нажим на Никарагуа — это действия, которые никак не могут привести к большей демократии в этой стране. Ведь какова реакция сандинистов? Приостановлено действие гражданских свобод, введена жесткая цензура для прессы, в стране создан аппарат полицейского государства.

Через неделю Голдуотер пригласил Кейси, Макмагона и Споркина на закрытое заседание сенатского комитета по разведке. На нем они хором утверждали, что никарагуанская операция является законной и утвержденной, что ее поддерживают президент, госдепартамент и руководящий состав ЦРУ. После заседания комитета Голдуотер выступил перед полным составом сената со страстной зашитой ЦРУ, заявив, что, как он уверен, они получали полную и своевременную информацию.

Прямо намекая на Мойнихэна, Г олдуотер сказал:

— Эти разговоры о кризисе доверия отбрасывают нас назад, к риторике 70-х гг., когда комитеты Чёрча и Пайка выползли в заголовки газет на спинах разведывательных служб.

Он подчеркнул, что сандинисты создали самую большую армию в Центральной Америке, по меньшей мере 40 тысяч человек вместе с резервистами.

— Неужели мои коллеги всерьез считают, что несколько тысяч борцов за свободу могут поставить на колени эту марксистскую военную машину? — патетически воскликнул Голдуотер. — Да, тайная акция — рискованное дело, и вот тех, кто призван ее осуществлять, мы оставляем наедине с их ношей. Это просто несправедливо, это трусость, которая выводит меня из себя, — горячился сенатор.

Подчеркнув роль сената и его полную осведомленность относительно операции, Голдуотер сказал:

— Нам всем необходимо повернуться лицом к нашей собственной ответственности в таких вопросах, осознать нашу причастность к их решению, а не убегать из кухни, когда там становится жарко. Если сенату что-либо не нравится, то у него есть средство — это мощь кошелька. Коль скоро ассигнования тратятся на действия, которые мы не поддерживаем, то давайте урежем эти ассигнования.





В ту зиму много хлопот Кейси доставлял Ливан. После убийства Башира Жмайеля влияние ЦРУ и объем получаемой в этой стране информации пошли на убыль. Брат Башира Амин был избран президентом Ливана и уже вступил на этот пост. Амин Жмайель отошел от Израиля и от Соединенных Штатов, попытался укрепить связи с арабскими государствами. Но он нуждался в американском защитном зонтике.

Чтобы сохранить влияние в Ливане, США предложили свою кандидатуру на пост ливанского советника по национальной безопасности. Амин согласился и назначил на эту должность Вади Хаддада, 42-летнего ливанца, который ранее работал во Всемирном банке. Небольшого роста, опрятный и пунктуальный, Хаддад получил кличку Американец за свои тесные связи с США.

В начале 1983 г. Кейси встретился с Хаддадом. Оба выразили беспокойство по поводу сирийского влияния в Ливане, а также по поводу личности самого Амина Жмайеля. Хаддад считал, что сирийцы будут пробовать любые виды и формы тактики и, если какая-то из них начнет действовать, они объявят ее своей политикой.

— Если вы считаете, что сирийцы вас просто обманывают, то вы их еще плохо знаете, — сказал он.

Согласившись с Хаддадом, Кейси пожелал узнать кое-что о личности и прочности власти Амина, поскольку о новом президенте поступало много сообщений, характеризующих его отрицательно. В самый разгар последней суматохи в Ливане он отправился в Париж, где проинспектировал самые модные магазины одежды и купил 24 костюма, а также официальный вечерний гарнитур в салоне «Кристиан Диор». Говорят, армия его не любит и считает слабым лидером. Пользуется ли Амин поддержкой военных?

«Да», — сказал Хаддад, но сразу же добавил, что он надеется на это. «Значит, нет», — про себя заключил Кейси. Трения между ливанским советником по национальной безопасности и президентом Ливана были очевидными. Их отношения долго не продлятся.

Хаддад, в свою очередь, пришел к твердому выводу, что Кейси — именно тот канал, по которому можно кое-что довести до сведения президента Рейгана.

Другой путь к оказанию влияния Кейси на политику администрации на Среднем Востоке шел через Роберта Эймса, главного аналитика ЦРУ по этому региону, которого Кейси считал одним из наиболее ценных своих сотрудников. Эймс был человеком, полным идей и новых, порой совершенно необычных путей их осуществления. В бытность сотрудником оперативного управления он считался блестящим вербовщиком агентов и информационных источников для ЦРУ. Во время одной из своих длительных командировок в Ливан, еще в эпоху Хелмса, он стал первым, кто осуществил внедрение ЦРУ в верхний эшелон Организации освобождения Палестины, завербовав двух ценных агентов.

Один из них, по имени Али Хасан Саламех, возглавлял службу безопасности и разведки при председателе ООП Арафате. В 1979 г. Саламех был убит взрывом бомбы в автомашине, что скорее всего явилось делом рук израильской разведки. Эймс слыл также большим мастером так называемой войны секретных служб в Бейруте, где шпионы и разведки буквально наступали друг другу на ноги и где каждый выстрел, взрыв бомбы или дипломатический шаг имел своей подоплекой шпионаж. Выжить в этом мире означало иногда либо быть на равных с возможным предателем, либо устранить его.

Что касается израильтян, то, по мнению Эймса, они вели игру с вечно нулевым результатом. По их твердому убеждению, любой выигрыш любой страны и даже отдельного лица в отношениях с США достигался за счет интересов Израиля.

Кейси обрадовался, когда узнал, что Эймс взял на себя роль неофициального советника Шульца по Среднему Востоку. В минувшем году заместитель министра обороны, а в недалеком прошлом заместитель директора центральной разведки Карлуччи как-то сообщил Шульцу, что есть только одна возможность понять, что происходит на Среднем Востоке. «Слушайтесь Боба Эймса, — сказал Карлуччи, — слушайте, что он говорит. Он хороший парень, потому что у него уравновешенный характер и нет личных амбиций». Через несколько месяцев на каком-то приеме Шульц отвел Карлуччи в сторону и сказал: «Один из самых лучших советов, который вы мне дали, это слушать, что говорит Боб Эймс».

Знаменитое хладнокровие Эймса нравилось Шульцу. Скоро Эймс стал доверенным лицом государственного секретаря по всем вопросам, связанным со Средним Востоком. Ход мыслей Эймса был прост: при наличии двух оккупирующих государств — Сирии и Израиля — дела в Ливане могут принять серьезный оборот. Что-то надо предпринять. Но, как и все на Среднем Востоке, это «что-то» очень сложная вещь, а может быть, как почти все на Среднем Востоке, и вообще невозможная.