Страница 5 из 154
Однажды Тэрнер изложил свои личные взгляды и соображения в записке, которую озаглавил «Белый дом. Источники конфликтов». Их список был длинным, но большинство проблем так или иначе связывались с советником по национальной безопасности Бже-зинским, который, видимо, полагал, что ЦРУ работает только на него. По поводу одной разведывательной ориентировки по контролю над вооружениями, в которой Тэрнер слегка «поддел» Бжезинского, тот сказал ему: «Вы не Верховный суд, не дополнительное ответвление правительства. Вам надо решить, на кого вы работаете».
Бжезинский любил иметь дело с сырым, необработанным материалом разведки. Агентство национальной безопасности (АНБ), которое занималось перехватом зарубежных линий связи, часто снабжало его записями бесед некоторых глав государств или расшифрованными аналитическими донесениями посольств в Вашингтоне, которые направлялись ими своим правительствам. Бжезинский часто спрашивал Тэрнера: «Вы видели перехваченный материал?» Тэрнер понимал, что Бжезинский совершал типичную ошибку молодого аналитика, считая возможным объяснять крупные события отдельными телеграммами или перехваченными материалами. АНБ часто подхватывало сообщения какого-нибудь пустозвона, самоуверенного, но неинформированного официального лица или посла, стремившегося сообщить больше, чем он знал. Под заголовком раздела об АНБ Тэрнер написал: «Анализировать сведения из одного источника опасно».
С Бжезинским, у которого иногда проявлялись замашки настоящего хищника, приходилось вести постоянную борьбу. Однажды на совещании с участием главных заместителей Тэрнера он заявил: «У вас нет ни одного ценного источника в Советском Союзе». На самом деле Тэрнер создал там несколько ценных источников, хотя настоящим, в котором он был уверен, являлся только один. Другие потерялись, а может, просто уничтожены. Тэрнер этого не знал.
В 1977 г. число докладов Тэрнера президенту с трех в неделю было урезано до одного, а затем и одного в две недели… Он винил в этом Бжезинского, который однажды высказал мнение, что его бывшие студенты Колумбийского университета анализировали лучше, чем ЦРУ.
Когда в октябре 1979 г. иранский шах приехал в США на лечение (это было за две недели до захвата американских заложников в Тегеране), Белый дом пожелал, чтобы ЦРУ организовало подслушивание в больничной палате свергнутого правителя. Белый дом хотел знать, что намерен предпринять этот деятельный, но больной раком человек, Тэрнер же утверждал, что шах имеет такие же права, как и американские граждане, и что ЦРУ по закону неправомочно вести разведку на территории США. Но после того как он получил письменное приказание, Тэрнер проглотил обиду и распорядился установить электронные подслушивающие устройства в трех комнатах шахской частной резиденции в городском госпитале Нью-Йорка, хотя и считал это неуместным и ненужным.
Картер и Бжезинскнй рассматривали разведку как инструмент, как своего рода паяльник. Если разведку не использовали для того, чтоб «жучок»[2] был всегда на своем месте, если ЦРУ оказывалось не в состоянии предвидеть будущее, начинался настоящий ад. Тэрнер чувствовал, иногда смутно, иногда совершенно отчетливо, что он изолирован как от своего собственного ведомства, так и от президента, которому служил.
Пытаясь найти подход к новому президенту, Тэрнер передал копию своей записки одному из членов «Переходной команды», которая по поручению администрации изучала дела ЦРУ. Копия вернулась к нему с пометками, предлагавшими круто повернуть работу ведомства в русло антисоветской деятельности и тайных операций. Там, где Тэрнер перечислял положительные стороны деятельности ЦРУ, было нацарапано: «Слишком либерально, боязнь политических стычек». По поводу работы комитетов конгресса по надзору за разведкой и их персонала человек из «команды» Рейгана написал: «Убрать как можно больше леваков». В своей записке Тэрнер указал, что ЦРУ не сможет выдержать «еще один скандал». Приписка от руки гласила: «Климат изменился. Изменится еще больше. Если мы будем действовать на основе боязни, то сделаем очень мало». Там, где Тэрнер указывал на полувоенный характер деятельности ЦРУ, стояли каракули: «Надо перестроить». Ну что ж, желаю успеха, подумал Тэрнер.
Когда Тэрнер позавтракал, пришел шофер Эннис Браун, чтобы отвезти его к президенту. Он сел на заднее сиденье, где были сложены все поступившие за ночь сообщения. Черный правительственный «олдсмобил» выехал на дорогу № 123 и втерся в утренний поток машин. Браун то влезал в ряд, то выезжал из него, молниеносно и профессионально обходя более тихоходные машины, умело держал скорость, используя каждую возможность для обгона.
Сотрудник службы охраны ЦРУ, один из четырех, обеспечивавших безопасность адмирала, сидел впереди с винтовкой, зажатой в коленях. Его взгляд обшаривал дорогу и местность вокруг.
Начинался прекрасный солнечный день, какие часто бывают в это время осени, но пуленепроницаемые стекла «олдсмобиля» были подняты, так что никто в машине не ощущал прелести хорошей погоды. Машина имела и все остальные принадлежности высшего класса безопасности: бронированный кузов и противоминное днище.
Тэрнер вертелся и ерзал на заднем сиденье. Он хотел сосредоточиться на наиболее положительных, наиболее творческих и волевых мероприятиях с максимумом выдумки. Такой далекий от разведки человек, как Рейган, который никогда не занимал какой-либо пост в федеральном ведомстве с полной рабочей неделей, наверняка не имел представления, о чем идет речь. Если Тэрнер хорошо представит план на следующий месяц, то это, может быть, поможет ему сохранить свое место.
Одной из наиболее секретных операций была специальная программа ВМС по контролю, в соответствии с которой американские подводные лодки выслеживали советские, а также вели наблюдение и разведку вокруг Советского Союза, иногда заходя в его территориальные воды, а то и в гавани, что было связано с высокой степенью риска. В эту программу входила также установка сложных электронных звукозаписывающих устройств (их называли «коконы») для перехвата наиболее важных каналов связи среди множества советских подводных кабельных коммуникаций. Это были, пожалуй, самые опасные операции, когда подвергались риску жизни всех людей на борту подлодки — экипажа и спецгруппы АНБ. Такие операции являлись гордостью военно-морского флота, который всегда считался любителем самых дерзких дел. Каждая операция утверждалась лично президентом. Атомная подводная лодка выходила в море, в заданном квадрате устанавливались «коконы», затем она уходила из этого квадрата и выжидала несколько недель. Затем возвращалась в тот же квадрат, чтобы снять пленки с установленного на кабеле записывающего устройства. Пленки доставлялись обратно в АНБ, а полученная таким образом информация поступала только ограниченному кругу лиц в ЦРУ, министерстве обороны и Белом доме. Иногда Тэрнер думал, что эта информация имела побочное значение, очень малое по сравнению с опасностью, с которой она добывалась.
Тем не менее он признавал, что иногда подлодка возвращалась с довольно богатым урожаем сведений о советских вооруженных силах. Одна из немногих операций принесла большое количество информации о Советском Союзе. «Взятка» содержала переговоры советских официальных лиц друг с другом. Как и при других успешных разведывательных операциях, все строилось на ошибках другой стороны. Русские считали, что подводные кабели прослушивать невозможно, и поэтому использовался сравнительно несложный шифровальный код, а иногда обходились и без него.
Еще один проект, под названием «Индиго», представлял собой совершенно секретную систему спутников, еще находящуюся в разработке, которая должна была стать ключевым элементом в проверке соблюдения будущих соглашений с Советским Союзом о контроле над вооружениями. «Индиго», в основе которой лежит принцип радарного изображения, позволит видеть через облака и ночью, когда с путники-фотографы становятся слепыми. Это особенно важно для наблюдения за Восточной Европой, над которой так называемая «дьявольская крыша облаков» может держаться днями и даже неделями.
2
Жучок (жарг.) — аппарат для подслушивания. — Прим. перев.