Страница 35 из 49
Ветер гонит по небу быстрые облака, освещенные закатным солнцем, непрерывно меняющие свои очертания. И так же непрерывной чередой идут мысли Павла Петровича. Тем не менее, он умолкает и молчит долго, полностью отдавшись им.
Красные полосы прорезались на голубом фоне неба. На этом фоне четко рисуется фигура человека, сидящего на остром выступе скалы. Солнце село, но какая-то прозрачность, какой-то спокойный, тихий свет разлиты вокруг. Близок час отъезда.
До свиданья, Полевское, до свиданья, Думная, Азов, Зюзелька, Косой Брод, Полдневая, — до свиданья! Побывав здесь, увидев вас воочию, полюбишь весь Урал за щедрую его землю — «золотое дно», как говорили в старину; а еще больше — за людей, которых взрастила эта земля, простых и честных тружеников, прославлению деяний которых отдал свой самобытный и яркий талант П. П. Бажов.
Здесь, в этом крае, родились рабочие сказы — устная история Урала, послужившая основой для творчества Бажова.
Как никто другой до него, Бажов сумел показать в своих произведениях жизнь и думы горнорабочих Урала — простых людей минувшего века, создал запоминающиеся образы умельцев, для которых труд — радость, творчество, раскрыл своеобразие их духовного мира, их одаренность, высокие моральные качества, их любовь к отечеству. В их поступках и характерах Бажов показал типическое в русском народе. Он наполнил свои книги ароматом эпохи, края. Как живые, полнокровные люди, воспринимаются герои бажовских сказов, от фантастической девки Азовки, изображенной в виде дочери старшины «старых людей», и кончая совершенно реальной фигурой бунтаря против барского насилья Марка Береговика, — мир, воссозданный пером художника.
Бажова, как будущего художника слова, формировала вся эта богато одаренная среда горных рабочих, старателей и плавильщиков, камнерезов и мастеров ювелирной огранки самоцветов, тонких искусников хотя и будничного, черного, но по-своему тоже поэтического дела, — углежогов, вроде Тимохи Малоручко, и многих, многих других. Эта среда должна была выдвинуть из своих глубин выдающегося художника, и она его выдвинула. Им стал Бажов.
Все, что было лучшего в Бажове, он получил от народа. И все полученное он — в новом качестве — с лихвой вернул туда, откуда вышел сам, ибо вся жизнь его пример служения народу.
Писатель-коммунист, выросший в эпоху всепобеждающих идей ленинизма, прошедший школу в рядах великой Коммунистической партии, Бажов очень остро чувствовал запросы своего времени, постоянно учитывал нужды и стремления своего народа.
Уральской горнозаводской легендой интересовались и до Бажова. Отдельные легенды и предания записаны в очерках В. И. Немировича-Данченко «По Уралу и Каме», в книгах. Д. Н. Мамина-Сибиряка. Однако именно Бажову суждено было первому по-настоящему «открыть» ее, осмыслить научно и философски, ввести в мир большой литературы.
Более полувека отдал он изучению, осмыслению уральской горнозаводской легенды-сказки. В легендах он воспроизвел широкую картину жизни прошлого Урала. В написанных им сказах ярко проявилось своеобразие его дарования, его широкий взгляд на жизнь, незаурядные знания.
Примечательно, что живописуя события далекого прошлого, Бажов все время оставался на уровне требований своего времени. Постоянная работа над историческим материалом не привела его к любованию стариной, к забвению вопросов современности. Как раз наоборот! Всё творчество замечательного уральского сказочника, как назвала его газета «Правда», учит смотреть на прошлое с позиций современности. И поэтому П. П. Бажов по праву — глубоко современный, советский, партийный писатель, хотя писал он о явлениях и вещах, отделенных от нас целыми столетиями. В этом проявилась политическая зрелость писателя.
Помнится, в одной из статей по искусству, опубликованных на страницах советской печати, я прочел:
«Сила величайших художников заключается именно в том, что их рукой движет не желание скопировать внешний рисунок действительности, а глубокое знание, понимание и, если хотите, переживание тех законов, которые этой действительностью управляют».
Это высказывание целиком приложимо к Бажову.
Его «живинка в деле» стала символом рабочей смекалки, неустанного стремления двинуть вперед свой труд, сделать его искусством, добиваться новых высот мастерства. Это выражение стало теперь крылатым, его знает каждый советский рабочий. Оно вошло в наш обиход.
Напоминая постоянно своим товарищам по ремеслу, что «все в писательском котле должно перекипеть так, чтобы получилось новое качество», сам он действительно создавал это качество — качество большой партийной литературы, достойной современницы великой социалистической эпохи. И в этом — самая большая победа писателя.
Встречаясь со знакомыми на улице, на собрании, в театре, на традиционный вопрос: «Как живете?» — Павел Петрович частенько отвечал:
— Живой еще.
Эти два слова стали у него в последние годы жизни привычной формулой ответа на приветствие.
Здоровье его к тому времени значительно пошатнулось, начали одолевать болезни. Он понимал, что жить осталось немного… повидимому, не раз думал об этом.
Принимал это с той спокойной, трезвой рассудительностью, которая была так характерна для всего образа действий Бажова, для склада его мышления.
Мучило лишь сознание, что многое еще остается нереализованным, голова была переполнена планами, для выполнения которых требовались годы и годы… Пришло подлинное мастерство, добытое усилиями целой жизни, но кончались силы.
Как-то показывал «вечный» календарь, привезенный ему дочерью из Москвы, — никелированную, изящно сделанную вещицу. Перевертываешь, и автоматически, с легким стуком, выскакивает число на завтрашний день. Повертел, любуясь, в руках (хорошая, чистая работа, да если еще с выдумкой, всегда нравилась ему), затем сказал:
— Занятная штучка. Плохо только, что заставляет задумываться. — И, видя недоуменный взгляд, сказал:
— Щелк — и день прошел! Только тебе-то что! У тебя еще много впереди. А вот мне… — И не договорил.
«Живой еще»…
Сейчас эти адова приобрели звучание почти символическое. Живой и будет живой. Силой своего таланта Бажов перешагнул обычные границы жизни и смерти.
Павел Петрович Бажов умер 3 декабря 1950 года, на семьдесят втором году жизни, в Москве. 7 декабря тело писателя специальным вагоном привезли в Свердловск.
Похороны П. П. Бажова вылились в широкую демонстрацию любви и уважения советских людей к человеку, который высоко пронес знамя «инженера человеческих душ» и обязывающее звание депутата высшего органа власти нашего государства — Верховного Совета Союза ССР, к партии, членом которой он состоял с 1918 года, к советской культуре, взрастившей такого мастера слова.
Гроб с телом покойного был установлен в концертном зале филармонии — том самом зале, куда живой Бажов приходил столько раз на фортепианные и симфонические концерты, где праздновался его 70-летний юбилей, где он принимал приветствия и подарки, поцелуи и рукопожатия от многочисленных делегаций рабочих, колхозников, интеллигенции Урала… В лютый мороз тысячи людей стояли на улице, дожидаясь своей очереди, чтобы сказать последнее «прости» любимому писателю, в последний раз увидеть его. Непрерывное, медленное движение у гроба продолжалось до глубокой ночи.
В день погребения траурная процессия растянулась на несколько кварталов. За гробом Бажова шли люди самых разнообразных профессий, мужчины, женщины, дети. Многие приехали из районов, из Челябинска, Молотова, Нижнего Тагила, Сысерти, Полевского… Приехал проститься со старым другом Д. А. Валов — наш спутник в поездках на «Криолит», Гумешки, Церковник. В числе провожающих было много прежних учеников П. П. Бажова, его личные друзья, партийные работники, представители советской интеллигенции, мира науки и искусства.
10 декабря 1950 года прах П. П. Бажова был предан земле — той уральской земле, которую он так любил при жизни, по которой столько путешествовал… С высокого пригорка, где тихо шумят на ветру ветви берез и сосен, виден весь широко раскинувшийся трудовой Свердловск. Видны его новые, большие, залитые светом дома, встают дымы заводов, слышны гудки… И смотрит задумчиво на город с голубого обелиска тот, кого уральские пионеры и по сей день продолжают звать любовно «дедушка Бажов».