Бегство от Франка

— Собственностью города? Ни кошки, ни художники не могут быть ничьей собственностью, — заявила Фрида.

— Конечно, нет, но ты понимаешь, что я имею в виду, — сказала Аннунген и наклонилась к покрытому мехом созданию, которое лежало на спине, подставив солнцу брюшко.

Три кошки подошли к нам поближе. Они решили, что сейчас им дадут поесть. Полосатая, одноглазая кошка стала точить когти о старую биту для игры в мяч, которая валялась у ног Аннунген. Черно-белая уселась на большом камне и умывалась в глубочайшей задумчивости. Ну, либо пан либо пропал, подумала я. Если я не сделаю этого сейчас, я уже не сделаю этого никогда.

— Ты тоже не собственность Франка, — начала я.

Третья кошка, прищурившись наблюдала за нами, сметая с песка пыль полосатым хвостом.

— Что ты хочешь этим сказать? Почему ты вдруг заговорила о Франке? — шепотом спросила Аннунген.

— Ты не должна возвращаться к Франку. Он не изменился. Если у него нет больше дамы в Холменколлене, так есть другая. Ты заслуживаешь лучшего, — объяснила я.

— Я же сказала, что он извлек урок из моего внезапного исчезновения. Он вернулся домой. Теперь все будет иначе. Он даже сказал, что я могу еще неделю-другую позагорать на солнце. Он должен позвонить мне, когда все уладит с деньгами.

— Его обещания гроша ломаного не стоят. Разве ты этого не знаешь? — спросила я, подошла к брустверу и встала спиной к ним. Жалкая попытка исчезнуть из их поля зрения.

— Санне Свеннсен не один год была любовницей Франка, она знает, о чем говорит, — безжалостно заявила Фрида.

Море равнодушно плескалось в камнях, мимо нас со скоростью ракеты промчался мальчишка на скейтборде. Только этот звук и нарушал тишину. То недозволенное, запретное и презренное, то, что глубоко ранит и с чем нельзя смириться, было уже сказано. Мне захотелось вывалять Фриду в ближайшем кошачьем дерьме, где ей было место.

И тут я услышала то ли на смех, то ли какое-то бульканье, будто что-то кипело под плотно закрытой крышкой, отчего кастрюля могла вот-вот взорваться. Мне показалось, что горячее варево из кусочков рыбы, картофеля и овощей выплеснулось мне на шею.

— Ты пригласила меня сюда! Завоевала мое доверие и заставила рассказать тебе все о Франке и о себе — и только затем, чтобы, выбрав подходящий момент, сообщить мне об этом свинстве! Лишь для того, чтобы насладиться моим унижением! Что ты за человек?

— Мне бы тоже хотелось это узнать, — сказала Фрида.

Поделом мне. Почему-то мысль о том, что сказал бы на это Франк, подсказала мне ответ:

— Я вовсе не хотела обидеть тебя. Просто по глупости решила, что мы сможем вместе путешествовать и нам будет хорошо. И еще мне было любопытно узнать тебя поближе. Ты необычная женщина, и я могла бы многому у тебя научиться, — неуверенно сказала я и тут же поняла, что это правда.

— Почему ты сказала об этом только теперь?

— Поняла, что пришло время тебе это узнать.

— И предпочла, чтобы я мучилась, лишь бы не изменить своей проклятой честности? Ты хочешь очернить Франка в моих глазах! Но зачем? Чтобы самой утешить его? — сквозь зубы процедила Аннунген.

Пора было подставлять и вторую щеку. Я обернулась к ней и встретила два беспощадных лазерных луча. Нельзя было не увидеть, что они влажные и ослепительно синие, хотя случайная полоска туши постаралась подпортить впечатление.

— Франк и ты! Это отвратительно! Ты слишком стара для него! Как тебе удалось обкрутить его? — всхлипнула она.

— Хороший вопрос, ничего не скажешь, — вмешалась Фрида.

Я пыталась найти между камнями щель, в которой могла бы бесследно исчезнуть. Но все щели были слишком малы. Мне пришлось стоять и ждать, пока Аннунген безжалостно осматривала, взвешивала и оценивала меня. Слезы ее высохли.

— И то, что я будто бы должна была помочь тебе дописать твою книгу, ведь это тоже ложь?

— Нет, ты главное действующее лицо. Можно смело сказать, что без тебя в книге не было бы ни интриги, ни финала, — сказала Фрида.

На этот раз я была благодарна ей, что она вмешалась в мою работу. А так ли это было на самом деле или нет, не имело никакого значения.

Аннунген очень хотелось поверить мне, и Фридины слова пробудили ее интерес.

— Это правда? Ты считаешь, что я играю главную роль? Что без меня книга развалится?

— Несомненно! Однако ты сама должна решить, в какой степени…

— Но ведь я ничего не сочиняю? Только хожу тут, и все.

— Даже самые незначительные персонажи романа и те вносят что-то свое. Они ходят, действуют. И, конечно, разговаривают.

— Неужели в твоем романе я значу больше, чем Франк? — Аннунген провела рукой под носом.

— На этой стадии сочинения, безусловно. Ты здесь присутствуешь и можешь непосредственно влиять на писателя, — сказала Фрида.

Аннунген вытерла глаза и втянула носом воздух, верхняя губа у нее вывернулась. Она была похожа на насторожившуюся кошку, которая выжидает подходящий момент, чтобы пустить в ход когти. Меня прошиб пот.

— Если я должна здесь остаться и принять участие в твоей истории, я не желаю, чтобы меня изображали доверчивой дурочкой-женой, не имеющей собственного мнения. У меня высшее образование. Я знаю о Симоне де Бовуар больше, чем ты когда-либо узнаешь. Ей незачем было жить с Сартром, хотя она и любила его. Мне тоже не обязательно жить с Франком, хотя я и люблю его. Помни об этом! Но решать это не тебе!

Я как раз приготовилась высунуть голову, полагая, что гроза миновала, как грянул очередной раскат грома:

— Я хочу, чтобы ты объяснила, как ты без угрызений совести использовала свои приемы, чтобы заставить Франка обмануть меня. Неужели тебе не стыдно? Ведь во всем виновата только ты. Ты отняла отца у двух маленьких девочек, разве ты этого не понимаешь?

— Я не отнимала, — слабо возразила я.

— Неужели? Если бы я с детьми переехала в другой город или даже за границу, он бы никогда больше их не увидел!

— Но ведь была не только я…

— И ты можешь сейчас говорить об этом! Хочешь унизить меня еще больше? — закричала Аннунген. Ближняя кошка переместилась подальше от нас.

— Скажи, ты можешь простить меня? — прошептала я.

— Ты хочешь слишком многого. Я-то считала, что мы друзья, но ты все испортила.

— Я понимаю, что все стало только хуже. Но ведь в то время мы не были друзьями… — Мне хотелось оправдаться.

— Аннунген! — воскликнула Фрида. — Я тебе завидую. В твоих руках сейчас находится ключ ко всему роману.

Некоторое время Аннунген не поднимала головы, потом глухо сказала:

— Ты знаешь, каково это — все время ждать? Все время! И выслушивать ложь за ложью. Во всех вариантах. Старую ложь и новую ложь. Новой ложью он прикрывает старую. Франк — непревзойденный лжец. Не будь у меня такой интуиции, я бы так ничего и не поняла. Он бывает очень убедителен, когда выкладывает мне свои объяснения. Почему он поздно пришел, почему он должен посетить то или другое место до того, как сделает то, о чем мы договорились. Почему нельзя дозвониться в его номер, когда он уезжает в тот или другой город или в ту гостиницу, которую он назвал. Почему он не мог прийти на родительское собрание.

— Он не ходил на родительские собрания? — невольно вырвалось у меня — я хорошо помнила, как он не раз говорил мне, что не сможет прийти, потому что идет на родительское собрание.

— Не надо об этом писать! — приказала мне Аннунген.

— Да, это было бы чересчур патетично, — согласилась я.

— Я не дура! Я никогда к нему не вернусь! Но буду спать с ним тогда, когда мне этого захочется. Он может брать детей по воскресеньям раз в две недели. По крайней мере, за эти воскресенья я буду спокойна. Вот об этом можешь написать в своей книге.

На Аннунген упала тень от ближайшей пальмы. Она стала похожа на фавна в уборе из листьев.

— Ключ к роману… Ты серьезно так считаешь? Знаешь что? Я останусь здесь еще на пару недель, — сказала Аннунген и вытянула ноги из-под короткой юбки — две совершенные по форме скульптуры красного дерева. Одноглазая кошка, прищурившись, уставилась на алые ногти, торчащие из босоножек. Потом подкралась совсем близко и стала лизать Аннунген большой палец.