Страница 7 из 69
— О, что вы, он потрясающий! Я еще никогда не встречала таких мужчин!
— Однако в первую очередь вы должны помнить о том, что случится с Гарри после последнего спектакля.
— Простите? — не поняла Хелен.
— Как только занавес опустится, все замечательные качества Гарри исчезнут без следа.
— Не верю, — ответила Хелен.
— Что ж, в это действительно сложно поверить, — признала Лидия.
Тут Хелен немного разозлилась:
— А если и так, мне-то что за дело? Какая мне разница?
— Ну, н-не знаю… Просто я подумала, вам это может быть интересно…
— Ни капельки! — воскликнула Хелен.
Лидия ушла, чувствуя себя такой же никому не нужной старухой, как Бланш в пьесе. После этого разговора никто не осмеливался заговорить с Хелен о Гарри: даже когда поползли слухи, что она решила прекратить разъезды и поселиться в Северном Кроуфорде.
Наконец настала пора показать спектакль городу. Мы давали «Трамвай „Желание“» три вечера подряд — в четверг, пятницу и субботу, — и всякий раз зал рукоплескал. Люди верили каждому слову, произнесенному на сцене, и когда бордовый занавес наконец опустился, готовы были вслед за бедной Бланш отправиться в сумасшедший дом.
В четверг девушки из телефонной компании прислали Хелен букет красных роз. Когда Хелен и Гарри выходили кланяться, я передал ей этот букет, а она вынула из него одну розу и хотела подарить Гарри, но, когда повернулась, его нигде не было: наш Марлон Брандо бесследно исчез. На этой маленькой немой сцене — Хелен протягивает розу в никуда — занавес опустился в последний раз.
Я прошел за кулисы: Хелен так и стояла с единственной розой в руке, а букет отложила в сторону. В ее глазах блестели слезы.
— Что я сделала? Чем его обидела?
— Ничем, — ответил я. — Он всегда так делает после выступления. Как только спектакль заканчивается, Гарри быстренько скрывается из виду.
— Завтра он опять исчезнет?
— Даже грим не снимет, вот увидите.
— И в субботу? А как же наша вечеринка в клубе?
— Гарри не ходит на вечеринки, — ответил я. — В субботу занавес опустится, и больше мы его не увидим до понедельника — тогда он придет на работу в скобяную лавку.
— Как грустно…
В пятницу Хелен играла хуже, чем в субботу: казалось, что-то другое занимает ее мысли. После поклонов Гарри ушел, а она молча проводила его взглядом.
Зато в субботу Хелен играла, как никогда. Обычно бал правил Гарри, но в субботу ему пришлось потрудиться, чтобы не отставать от Хелен.
Когда занавес наконец опустился, Гарри хотел уйти — и не смог. Хелен не отпускала его руку. Все актеры, работники сцены и множество доброжелателей из зрительного зала столпились вокруг них, а Гарри все норовил вырваться.
— Э-э… ну, мне пора, — промямлил он.
— Куда? — спросила Хелен.
— Ну… домой.
— Неужели вы не пойдете со мной на вечеринку?
Гарри ужасно покраснел.
— Боюсь, вечеринки не по моей части… — От Марлона Брандо не осталось и следа, он превратился в хорошо знакомого нам Гарри: напуганного и смущенного заику.
— Что ж, ладно, — сказала Хелен. — Обещаю отпустить вас, но только сначала вы мне кое-что пообещаете.
— Что? — спросил Гарри. Мне показалось, что он готов выпрыгнуть в окно, стоит Хелен отпустить его руку.
— Пообещайте, что дождетесь, пока я принесу подарок.
— Подарок? — Генри испугался пуще прежнего.
— Обещаете или нет? — настаивала Хелен.
Он пообещал, и только тогда она отпустила его руку. Стоя с жалким видом за кулисами, пока Хелен бегала в гримерную за подарком, Гарри принял множество поздравлений и комплиментов, но они его не радовали. Ему хотелось поскорей уйти.
Наконец Хелен вернулась. В руке у нее была маленькая голубая книжка с красной лентой вместо закладки — «Ромео и Джульетта» Шекспира. Гарри ужасно смутился. Он кое-как выдавил «спасибо» и умолк.
— Закладкой отмечена моя любимая сцена, — пояснила Хелен.
— Угу.
— Неужели вы не хотите узнать какая?
Гарри пришлось открыть книжку на заложенной странице.
Хелен подошла ближе и прочла слова Джульетты:
— Как ты сюда пробрался? Для чего? Ограда высока и неприступна. Тебе здесь неминуемая смерть, когда тебя найдут мои родные.
Хелен показала на следующие строчки:
— А вот что отвечает ей Ромео.
— Угу, — выдавил Гарри.
— Прочтите его слова, пожалуйста!
Гарри откашлялся. Ему не хотелось читать слова Ромео, но раз попросили — что поделаешь?
— Меня перенесла сюда любовь, — прочел он обычным громким голосом. И вдруг в нем произошла какая-то перемена: — Ее не останавливают стены, — прочел Гарри, выпрямившись и разом скинув лет восемь. Перед нами стоял храбрый и веселый юноша. — В нужде она решается на все! И потому — что мне твои родные?
— Они тебя увидят и убьют, — прошептала Хелен и повела Гарри за кулисы.
— Твой взгляд опасней двадцати кинжалов. — Хелен повела его к черному ходу. — Взгляни с балкона дружелюбней вниз, и это будет мне от них кольчугой.
— Не попадись им только на глаза![2]
На вечеринку они так и не пришли, а через неделю поженились.
Знаете, это очень счастливая пара, хотя временами они оба немного чудят — в зависимости от пьес, которые читают друг другу.
Недавно мне снова пришлось зайти в контору телефонной компании: машина для выписывания счетов опять начала делать глупые ошибки. Я спросил Хелен, какие пьесы они с Гарри недавно прочли.
— За прошлую неделю, — ответила она, — я побывала замужем за Отелло, меня полюбил Фауст, а затем похитил Парис. Мне кажется, я самая счастливая девушка в городе!
Я ответил, что это действительно так и что большинство местных женщин тоже так думают.
— Ну, они сами упустили свой шанс.
— Они просто не вытерпели накала страстей, — нашелся я. А потом сообщил, что меня опять назначили постановщиком, и предложил им с Гарри поучаствовать в новом спектакле. Хелен широко улыбнулась и спросила:
— А кто мы теперь?
1961
Добро пожаловать в обезьянник
Однажды майским днем Пит Крокер — шериф округа Барнстейбл, то есть всего Кейп-Кода — вошел в приемную салона Федерального агентства по гуманным самоубийствам в Хайаннис-Порте и сообщил двум высоким девушкам-администраторам за конторкой, что в направлении мыса движется отъявленный сорвиголова Билли Поэт, однако паниковать не нужно, все под контролем.
Сорвиголовами называли людей, которые отказывались трижды в день принимать таблетки для гуманного контроля рождаемости. За это им грозил штраф в размере 10000 долларов и 10 лет тюрьмы.
Дело было в ту пору, когда население земного шара составляло 17 миллиардов человек. Наша маленькая планета не могла выдержать столько млекопитающих разом. Люди в буквальном смысле теснились на Земле, как костяночки.
Костяночки — это такие сочные узелки, из которых состоят ягоды малины или ежевики.
Тогда Мировое правительство совершило двойной удар по перенаселению. Первый его этап заключался в том, что всюду стали активно пропагандировать гуманное самоубийство: каждый мог прийти в ближайший салон соответствующего Федерального агентства и попросить администратора безболезненно его умертвить. Вторым этапом правительство ввело обязательный контроль рождаемости.
Шериф сообщил администраторам — красавицам и умницам, — что все дороги уже перекрыты и полиция обыскивает каждый дом, поэтому Билли Поэта обязательно поймают. Беда только в том, что никто не знает, как он выглядит. Видели его одни женщины, и их показания относительно роста, голоса, веса, цвета кожи и волос преступника отчего-то не сходятся.
— Думаю, нет нужды напоминать, — продолжал шериф, — что любой сорвиголова крайне уязвим ниже пояса. Если Билли Поэт все же проскочит сюда и начнет безобразничать, один крепкий пинок по причинному месту научит его уму-разуму.
2
Пер. Б. Пастернака.