Страница 49 из 64
— Если ваша Атти не хочет вести себя как человек, почему я должен строить из себя льва? У меня все равно не получится. Если надо кому-то подражать, то почему не вам?
— Не возражайте мне, Хендерсон-Санчо. Я сам подражаю Атти. Превращение льва в человека тоже возможно. Знаю это по личному опыту.
Вдруг ни с того ни с сего он крикнул: «Сакта!» Это было приказание львице начать пробежку. Она пустилась в бег. Дафу затрусил за ней, я — за ним. «Сакта! Сакта!» — выкрикнул Дафу. Львица набрала скорость. Через несколько секунд она окажется за моей спиной.
— Погодите, король, погодите! Я побегу перед вами!
— Вперед, вперед, — не оглядываясь отозвался он.
Я потопал, стараясь обогнать Дафу, а внутренним взором увидел, как с меня крупными, словно двадцати- и пятицентовые монеты, каплями капает кровь. Это львица вонзила в меня клыки. Бегущий человек или бегущее животное — законная добыча хищника. А может, она сломала мне шею? Это было бы предпочтительнее. Удар мощной лапой, и все! В глазах ночь без луны и без звезд. Пустота.
Я не мог догнать Дафу и потому сделал вид, что споткнулся и грохнулся на пол.
Увидев меня лежащего ничком, Дафу протянул руку к Атти, чтобы остановить ее. «Тана, тана, Атти!»
Львица подошла к своему лежбищу на особой подставке и вспрыгнула на него. Потом вытянула заднюю лапу и начала облизываться.
— Сильно ушиблись, мистер Хендерсон?
— Не так чтобы очень.
— Хотите знать, зачем понадобилась беготня за Атти по кругу? Дело в том, что и тело, и душа у вас находятся в состоянии постоянного напряжения. Пробежка помогает расслабиться. Ваше сознательное «я» старается отгородиться от окружающего мира. Отсюда сосредоточенность на себе, повышенная возбудимость. Вся жизненная энергия у вас уходит на то, чтобы держать себя в кулаке. Теперь вам предстоит…
— Что еще? Меня уже смешали с грязью: хватит! Сначала мне подбросили труп, затем бросили в коровий водопой, амазонки исхлестали меня плетьми. С дождем, правда, получилось хорошо. Даже против этих штанов не шибко возражаю. Но что-нибудь еще? Увольте.
Приподняв край шляпы цвета выдержанного красного вина, Дафу задушевно проговорил:
— Все, что вы назвали, делалось для блага моего племени. Не подумайте, что я неблагодарная свинья. Но последнее блюдо, что я приготовил, — оно исключительно для вас.
— Как вы не устанете повторять одно и то же? Разве общение с вашей львицей излечит меня от моих недугов и исправит мой характер?
— Я имею в виду правильное поведение. Без него вас будут преследовать сплошные неудачи и горести. Мне ясно, что вы уехали из Америки, потому что не совсем правильно вели себя. Первый шаг к исправлению вы сделали, теперь надо шагать дальше. Почитайте мои книги, они вполне доступны.
Я лизнул поцарапанную при падении ладонь.
— Что я должен сделать?
— То, что сделал я. Что делали Гмило, Саффо и все, все остальные предки. Они вели себя как львы. Они вобрали в себя качества этого животного. Вы должны вести себя как лев.
Если бы мое тело, моя плоть были всего лишь сон, то была бы хоть какая-нибудь надежда на пробуждение, думал я, морщась от боли. Но я, как говорится, дошел до точки.
Вздохнув, я начал медленно, напрягая все силы, подниматься.
— Зачем вы встаете, Санчо? Лежите.
— Что значит «лежите»? Хотите, чтобы я пополз?
— Конечно, нет. Ползают пресмыкающиеся. Я хочу, чтобы вы сделались похожим на льва. Станьте на четвереньки.
Показывая пример, Дафу сам опустился на ладони и колени. Ей-ей, он был похож на льва. Скрестив передние лапы, изредка поглядывала на нас со своего лежбища львица.
— Видите? — спросил, не вставая с четверенек, король.
— Еще бы, вас с детства этому учили. Но я не могу и не хочу, — ответил я и опустился на землю.
— Мистер Хендерсон, дорогой, я вас не узнаю. Разве не вы говорили о том, чтобы восстать из склепа одиночества? Не вы читали мне стихотворение о мухе, что при заходе солнца села на листок зеленый? Не вы ли хотели закончить процесс становления и сделаться наконец кем-то или чем-то? Разве вы тот Хендерсон, который облетел полмира, потому что его звал внутренний голос? И теперь вот-вот рухнет на землю потому, что Дафу предлагает ему средство излечения. Вижу, вы не слишком дорожите нашей дружбой.
— Это неправда, ваше величество, и вы это знаете не хуже меня. Я что угодно для вас сделаю.
В качестве доказательства я стал на четвереньки и, вытянув вперед голову, постарался сделаться похожим на льва.
— Великолепно! Я знал, что у вас достаточно гибкие члены. Теперь выпрямитесь, но с колен не вставайте. Так еще лучше. У вас весьма необычное телосложение. Искренно поздравляю: вы отказались от привычного состояния неподвижности. Изогнитесь побольше. Еще, еще! К чему этот печальный взгляд? Вы ведь теперь лев. Представьте, что вас окружают небо, солнце, зверье из джунглей, что вы в родстве с природой. Даже мошки, и те ваши родственники. Деревья укрывают вас от непогоды. Всю ночь напролет с вами говорят звезды. Вы меня слышите, мистер Хендерсон? Похоже, вы были большой любитель выпить. Это по вашему носу видно, не в обиду будь сказано. Вы можете избавиться от дурных привычек. Правда, не ото всех и не сразу. Вы приобретете другую осанку, такую же естественную и прекрасную, как голос Карузо. Я любил слушать пластинки с его записями. Этот итальянец поет легко и свободно, как птица… Однако вы напоминаете мне не льва, а какое-то другое животное. Но какое?
Я не мог ничего ответить. Голосовые связки слиплись, как переваренные спагетти.
— Какой вы рослый, сильный, — похвалил Дафу и еще долго распространялся на эту тему.
Наконец ко мне вернулся голос.
— Долго мне еще стоять в этом положении?
— С первых же попыток вы почувствовали, что в вас появилось что-то львиное. Что очень и очень важно. Теперь давайте научимся рычать.
— А это ее не взволнует?
— Никоим образом. Вам надо представить себя львом, настоящим львом.
Я застонал.
— Никуда не годится, сэр. Разве не слышите, что у вас сдавленный голос? Ваше сознательное «я» старается отгородиться от мира. Представьте, что у вас в лапах добыча. Но вот появляется чужак, и вы начинаете рычать, чтобы отпугнуть его. Рычите, сделайте милость.
«Наверное, придется рычать. Не вижу другого выхода», — подумал я и захрипел.
— Громче, громче, — нетерпеливо сказал Дафу. — Атти ничего не услышала.
Я захрипел громче.
— Постарайтесь выйти из себя. И глаза, почему не сверкают ваши удивительные глаза? Опуститесь на передние лапы, приподнимите зад. Рычите, угрожайте мне. Уже лучше. Правда, маловато ярости. Теперь поднимите руку — вернее, лапу — и — вперед! Удар! Откиньтесь немного назад. Второй удар! Вам надо озвереть, по-настоящему. Человеком еще успеете побыть.
Так я сделался зверем. Я целиком отдался перевоплощению, и все мои печали вылились в рев, он шел из глубины души. От рева засвербило в горле, зачесались ноздри и губы, и скоро логово наполнилось звуком, какой издает басовая труба органа. Вот куда занесло меня сердце. Вот где мой конец. Как хорошо я понимал сейчас пророчество Даниила… У меня выросли клыки и когти, тело покрыла густая шерсть. И все-таки во мне оставалось еще что-то человеческое.
Настроение у короля поднялось. Потирая руки, Дафу не уставал нахваливать меня:
— Хорошо, мистер Хендерсон, очень хорошо. Я не ошибся в вас.
Я слышал его, когда переставал сопеть носом. Я совсем сник и сидел среди львиного помета. Поднимая усталые веки, я видел, как радуются король и львица, которая смотрела на меня с лежбища. Она казалась отлитой из золота.
Я больше не мог выдержать и упал лицом на землю. Король подумал, что я потерял сознание, стал щупать мой пульс и похлопывать по щекам, приговаривая: «Ну, ну, старина!» Я открыл глаза.
— Все в порядке? А я уж начал беспокоиться. Вы пошли каким-то нехорошим цветом. Сначала побагровела грудь, а потом почернело лицо.
— Сейчас мне лучше. Как я исполнил свою роль?