Неразведанная территория

– Что, черт дери, он теперь затеял? – сказал Карсон.

– Наверное, пошел взять батарейный обогреватель, который приобрел после прошлой экспедиции, – сказала я, потирая озябшие руки. – Эв, расскажите еще что-нибудь о брачных ритуалах. Может, капелька секса нас согреет.

– Да, кстати, Эв, – вмешался Карсон, – вы уже вычислили, к какой категории относится Булт?

Насколько я помнила, Эв весь день даже не смотрел на Булта, кроме тех минут, когда тот закусывал челночком, но он ответил сразу же:

– К мужской.

– А как вы узнали? – спросил Карсон, выразив вслух мою мысль. Если по его манере есть, так это не признак. Все туземы, которых я видела, ели точно так же, причем большинство не потрудилось бы и перья предварительно ощипать.

– Приобретательское поведение, – сказал Эв. – Собирание и накопление типичны для самцов в процессе ухаживания.

– А я думала, приобретательство – это женское поведение, – заметила я. – Ну там брильянты и всякие вензеля.

– Подарки, которые самец делает самке, символизируют его способность накапливать и защищать богатство, а также территорию, – сказал Эв. Набирая штрафы и покупая промышленные изделия, Булт демонстрирует свою способность использовать ресурсы, необходимые для выживания.

– Занавески для душа? – спросила я.

– Суть не в полезности. Самец рыбы-стамески собирает груды черных двустворок, которые практически для стамесок бесполезны, поскольку эти рыбы питаются исключительно флорой, и складывает из них пирамиды, как часть брачного ритуала.

– И это привлекает самку? – спросила я.

– Способность собирать богатство указывает на генетическое превосходство самца, а тем самым увеличивает шансы на выживание для ее потомства. Естественно, это ее привлекает. Как и другие качества. Размеры, сила, способность защищать территорию, как у челночка, которого мы видели днем…

Ну она-то вряд ли так уж привлекла бы челночиху, подумала я.

– …вирильность, молодость…

– То есть, – сказал Карсон, – мы, по-вашему, отмораживаем сейчас задницы, потому что Булт пытается соблазнить какую-то бабу? – Он встал. Я же говорил, что секс способен сорвать экспедицию, как ничто другое. – Он ухватил фонарь. – Я не намерен обмораживаться, потому что Булту захотелось показать свои гены чертовой бабе!

Он сердито исчез в темноте, и я следила за подпрыгивающим фонарем, гадая, какая муха его укусила и, если Эв правильно все объяснил, почему Булт не увязался за ним с журналом. Но Булт оставался возле пони – там светились огоньки его зонтика.

– На Прайс разумные существа в процессе ухаживания разводили костры, сообщил Эв, энергично растирая ладони, чтобы согреться. – Они вымерли. Сожгли на Прайс все леса меньше чем за пятьсот лет. – Откинув голову, он взглянул в небо. – Просто не верится, до чего все красиво.

Вид действительно был недурен. Букеты звезд, и три луны соперничают за центр неба. Но зубы у меня стучали, а ветер дышал ароматом куч, наложенных пони.

– А как называются луны? – спросил Эв.

– Ларри, Кудряш и Му, – ответила я.

– Да нет, на самом деле. Как их называют бутери?

– Никак. Но не примеривайтесь назвать одну в честь КейДжей. Они спутники номер один, два и три, и останутся ими, пока Старший Братец их не обследует, что случится не скоро, поскольку бутери не дают согласия на их исследование.

– КейДжей? – повторил он, словно совсем забыл, кто она такая. – На выпрыгушках они совсем другие. Как и все на Буте, кроме вас. Вот вы совсем такая, как я вас и представлял.

– Эти ваши выпрыгушки, с чем их едят? Голокнижки?

– МГВ. – Он встал, подошел к своему спальнику, что-то вытащил из-под него и, вернувшись, сел рядом со мной, держа в руке плоскую коробочку размером в игральную карту.

– Видите? – сказал он и открыл коробочку. – Шестой эпизод.

Выпрыгушками их называли не зря. Изображение словно выпрыгнуло из коробочки в пространство между нами, точно карта в Кинге X, но только все было в натуральную величину, а люди двигались и говорили.

Недурная на вид женщина стояла рядом с лошадью, загримированной под пони, и приземистым нечто, помесью аккордеона и пожарного крана. Они спорили.

– Он отсутствует слишком долго, – сказала женщина. На ней были брючки в обтяжку и рубашка с раскрытым воротом, длинные волосы рекламно блестели. Я отправляюсь на поиски.

– Прошло почти двенадцать часов, – сказал аккордеон. – Надо сообщить на базу.

– Я без него отсюда не уеду, – сказала женщина, вскочила на лошадь и ускакала.

– Погоди! – завопил аккордеон. – Остановись. Это слишком опасно!

– И кого же он изображает? – спросила я, втыкая палец в аккордеон.

– Стой! – сказал Эв, и сцена замерла. – Это Булт.

– А где же его журнал?

– Я ведь говорил вам, что почти все оказалось совсем другим, чем я ожидал, – сказал он смущенным голосом. – Повтори!

Замерцало, и сцена началась сначала.

– Он отсутствует слишком долго, – сказала Брючки.

– Если это Булт, тогда кого изображает она?

– Вас, – ответил он с удивлением.

– А Карсон где?

– В следующей сцене.

Опять замерцало, и мы оказались у подножия обрыва среди больших, явно бутафорских камней. Карсон сидел, привалившись к валуну, с рассеченным виском и пышными усами, вьющимися по концам. Усы Карсона никогда так роскошно не выглядели, даже когда я его первый раз увидела, и с кусаками они наврали – так, морские свинки с фальшивыми зубами, – но вот то, что они делали со ступней Карсона, было вполне реалистично, и мне захотелось, чтобы сцена, когда я его найду, началась поскорее.

– Следующая сцена! – потребовала я. Замерцало, и я уже сползаю по вертикальному обрыву в тесных брючках и палю по кусакам лазером.

Только было-то совсем по-другому. Спуститься с обрыва можно было только тем же способом, что и Карсон. Кусаки разбежались, едва я заорала, но мне пришлось пройтись по обрыву, пока я не нашла вертикальную расселину, и не спустилась по ней вниз, и не вернулась назад вдоль обрыва. На все это ушло три часа. Услышав мои шаги, кусаки снова разбежались. Но отсутствовали они недолго.

Тесные Брючки последние три метра покрыла одним прыжком, упала на колени рядом с Карсоном и начала отрывать от рубашки полоски, делая свой наряд заметно откровеннее, и бинтовать ногу Карсона, которая была только чуть в крови вокруг пальцев, а сама ревела в три ручья.

– Я не плакала, – сказала я. – У вас есть и другие?

– Эпизод одиннадцатый, – сказал Эв, и обрыв перемерцал в рощу серебрянок. Тесные Брючки и Пышные Усы производили съемку рощи с помощью старомодного теодолита и секстанта, а аккордеон записывал результаты.

Впечатление было такое, что кто-то нарезал кружочки из серебряной фольги и развесил их по сухим сучьям, а на Карсоне была мохнатая голубая жилетка из, как я заподозрила, чего-то, изображающего мех багажника.

– Финдридди! – сказал аккордеон, внезапно поворачивая голову. – Я слышу чьи-то шаги.

– Чем это вы тут занимаетесь? – спросил Карсон и вошел в ствол серебрянки, держа охапку хвороста. – Что это такое, черт дери?

– Мы с тобой, – ответила я.

– Выпрыгушка, – сказал Эв.

– Отключите! – потребовал Карсон, и другой Карсон вместе с Тесными Брючками и серебрянками канул в черную пустоту. – Какого черта вы захватили в экспедицию передовую технику? Фин, считается, что ты следишь, чтобы он соблюдал правила? – Он со стуком бросил хворост туда, где стоял аккордеон. – Вы знаете, какой огромный штраф Булт может взять с нас за это?

– Я… я не знал, – пробормотал Эв, нагибаясь за выпрыгушкой, пока Карсон на нее не наступил. – Мне в голову не пришло…

– Не более передовая, чем бинок Булта, – сказала я. – Или половина того, что он заказывает. Да и будь это так, он же ничего не знает! Сидит вон там и подсчитывает штрафы. – Я указала на огоньки зонтика.

– Откуда ты знаешь, что он не знает? Эта штука за кмы видна!

– А тебя слышно за кмы и кмы! – сказала я. – Только так он об этом и узнает, если придет выяснить, из-за чего ты разорался!