Страница 31 из 35
Второе. О положении дел я буду информировать лишь измирского вали.
Третье. На всем протяжении измирской железной дороги мне и моему отряду по первому же требованию будет предоставляться необходимое количество мест для проезда.
Четвертое. Все воинские и жандармские части, находящиеся в настоящее время в Измирском вилайете с целью преследования Чакырджалы, расформировываются, и эта задача возлагается исключительно на меня.
Пятое. Верховное командование отряжает в полное мое распоряжение моего ближайшего родственника жандармского капитана Шюкрю-бея, которому я могу полностью доверять.
Слушая меня, Хабиб-бей делал какие-то пометки в своем блокноте.
— Ну что ж, — сказал он, когда я кончил, — поехали к Талату-паше.
Мы застали пашу в его канцелярии.
Представив меня, Хабиб-бей добавил:
— Мой паша, я уже упоминал вам о Рюштю-бее. Он отправляется в Измир для преследования Чакырджалы и просит широких полномочий.
Паша выразил сначала свою глубокую озабоченность всей этой затянувшейся, по его мнению, историей с Чакырджалы. Сказал, что крайне удручен непостижимым для него бессилием правительственных сил перед этим разбойником. Затем обратился ко мне:
— Рюштю-бей, я слышал о вас много лестного. Знаю, что вы уже отличились в борьбе с разбойниками. Скажите мне, каких полномочий вы испрашиваете?
Тут Хабиб-бей вытащил свой блокнот и зачитал все им записанное по пунктам.
Паша вдруг расчувствовался. Обнял меня. Поцеловал в лоб.
— Вот умница. Еще ни один командир сил преследования не видел надобности в подобных полномочиях. А ведь они превосходно продуманы и вполне уместны. Располагая ими, вы можете считать себя на полдороге к успеху. Заранее вас поздравляю.
Видно было, что паша сильно взволнован.
— Поразительный человек этот Чакырджалы, — то и дело повторял он. — Чрезвычайно любопытный человек.
Он пригласил нас всех к себе домой и там, за обедом, продолжал говорить о Чакырджалы:
— Даже Кара Саид-паша не мог с ним справиться. А ведь вы все знаете, какой это одаренный военачальник.
Разумеется, мы все знали. Этот прославленный смелый воин был последней ставкой правительства — оно вызвало его из Салоник вместе с целой дивизией и подчинило ему все измирские отряды. Целый год преследовал Кара Саид-паша изворотливого разбойника, но так и не смог его поймать. В конце концов он вынужден был отказаться от преследования, что нанесло немалый урон его воинской чести.
Вспоминая о неудачах Кара Саида-паши именитый хозяин несколько раз вставлял:
— Такой человек — и тот потерпел поражение. Трудное дело вы затеяли, Рюштю-бей, невероятно трудное!
Едва мы оставили дом паши, Хабиб-бей обратился ко мне с такими словами:
— Имей в виду, Рюштю, что паша будет очень расстроен, если ты не оправдаешь его доверия.
— Я уже хорошо все обдумал, Хабиб-бей, — отвечал я. — Если это и в самом деле случится, я выйду в отставку и буду преследовать Чакырджалы с пятерыми своими товарищами. Либо сам стану разбойником. Одно из двух: или Чакырджалы уничтожит всех нас, или мы — его. Но преследования я не прекращу. Скорее умру.
— Это твое окончательное решение? — спросил Хабиб-бей, как-то странно переменившись в лице.
— Окончательное и бесповоротное.
— Иншаллах, до таких крайностей дело не дойдет, — заметил депутат и вдруг рассмеялся — Жандармский офицер становится разбойником. То-то будет сенсация!
В тот же день, захватив с собой Шюкрю-бея, я выехал в Измир. В Салихли я встретился со своими товарищами, и в Измир мы направились уже все вместе.
Измирским вали в ту пору был Назым-паша — тот самый, что возглавлял министерство жандармерии при Абдул-Хамиде. Бесконечные неудачи в преследовании Чакырджалы уже навлекли на него немилость падишаха, которая грозила перейти в полную опалу.
— Сколько бед претерпел я из-за этого Чакырджалы, еще будучи министром жандармерии, — пожаловался он мне, когда я нанес ему визит. — Падишах просто не желал меня видеть. Главным образом из-за этого мне пришлось оставить пост министра. Стал вали — и опять та же история. Этот Чакырджалы — сущая чума… Но не для правительства, а для меня одного. Можно подумать, что Аллах сотворил его нарочно, чтобы досаждать мне. Поймать его — дело абсолютно безнадежное. Если это не сам шайтан, то, во всяком случае, его родной брат. Уж поверьте мне, Рюштю-бей, я хорошо знаю, о чем говорю. Представьте себе, что такой опытный военачальник, как Махмуд Мухтар-паша, окружает его в районе Чёпдере с отрядом в пятьсот человек, а этот шайтан без труда прорывает кольцо и уходит. Да еще умудряется причинить нам большие потери. Так что вы — наша последняя надежда. Полагаю, вы имеете достаточно ясное представление о том, с кем будете иметь дело.
— Я отдаю себе в этом полный отчет, — ответил я. — Я знаю Чакырджалы. Знаю его, как и все, то есть недостаточно. Поэтому я начну с тщательного изучения всего, что касается разбойника. Сразу же приступать к преследованию, по-моему, просто опрометчиво. Эту ошибку совершали все мои предшественники. Я не пойду по их пятам. Потрачу целый год, но выясню все необходимое: где он обычно укрывается, какую одежду носит, о чем разговаривает с людьми — словом, все-все, до мельчайших подробностей. Я намерен довести начатое дело до конца, даже если это будет стоить мне жизни. Мысль о том, что целая нация чувствует свое бессилие перед одним разбойником, для меня нестерпима.
Паша был явно доволен моей решимостью.
— Стало быть, у вас есть время, Рюштю-бей, — сказал он, — в таком случае задержитесь здесь на несколько дней. Я сам вам кое-что порасскажу об этом разбойнике.
— Ваша воля — для меня закон, я остаюсь, — согласился я. — Разрешите вас поблагодарить за такое внимание ко мне.
Я провел с пашой три дня. Он рассказывал мне о Чакырджалы. О том, как он довел Кара Саида-пашу до полного отчаяния, и о многих других, почти невероятных вещах; о тактических хитростях, к которым прибегал разбойник. Я понимал, что мне предстоит узнать еще много нового. У каждого человека есть свое слабое, уязвимое место — в этом убедил меня долголетний опыт преследования других разбойников. Ни один сын человеческий не являет собой полного совершенства. Но найти слабое место у Чакырджалы с его непреклонной волей — задача отнюдь не из легких. Надо прежде всего изучить его жизнь начиная с детства, быть в курсе всех его дел и поступков. Составить себе полное о нем представление — это основа основ.
По прошествии трех дней я отправился в Одемиш. В течение трех месяцев я ни разу не преследовал Чакырджалы. Тот так и старается раззадорить меня: одного за другим подсылает своих людей. Дескать, я здесь, раз ты командующий силами преследования, ты должен меня преследовать. А я и ухом не веду. Он вешает, режет людей в ближайших деревнях, а я делаю вид, будто это меня не касается. Стараюсь завоевать расположение простого люда и знати. Можно подумать, что я не начальник отряда — всего лишь любопытный человек, заинтересованный личностью Чакырджалы. Никто не придает особого значения моему любопытству. Это и понятно — ведь всех разбирает то же самое чувство. Я и Шюкрю-бей записываем рассказы о самых незначительных стычках, в которых принимал участие разбойник, о его проворстве и хитрости, о его щедрости, о его настроении, характере и привычках, даже о здоровье. По вечерам я прочитываю все эти записи и тщательно их обдумываю. В рассказчиках нет недостатка: тут и бывшие нукеры Чакырджалы, спустившиеся на равнину, и крестьяне, и его родственники, и учителя — ходжи, и богатые друзья, и офицеры, потратившие долгие годы на его преследование, и разбойники из числа его врагов.
За три месяца мы досконально изучили жизнь Чакырджалы. Лишь после этого решили наконец выступить.
К тому времени мы уже знали все места, где он обычно укрывается, все его тактические приемы и уловки.
Эти три месяца Чакырджалы жил в свое удовольствие, нередко даже ночевал дома и делал все, что ему заблагорассудится. Мы знали о нем все, а он полагал, что мы в полном неведении. Этого, собственно, я и добивался.