Страница 5 из 10
Оставались Индийский океан и Атлантический океан. Восточное побережье Африки исключалось из-за сомалийских пиратов, да в общем-то и весь Индийский океан из-за них же теперь был под большим вопросом для любого путешествия на любой олигархической яхте. Оставалась Атлантика. А что мы имеем в Атлантике? На Мадейре уже холодно, на Канарах, скорее всего, тоже. А вот острова Зеленого Мыса – то, что нужно.
Согласовать маршрут оказалось совсем не сложно, как и договориться о высадке на один маленький необитаемый кусочек суши, находящийся в частном владении.
Также Галтовский отправил приглашение одному депутату из известных спортсменов, боксеру-тяжеловесу Василию Юрченко с пышнотелой супругой-блондинкой, которая, в отличие от многих других жен, в свет софитов никогда не лезла. Галтовский посмеялся, узнав от своей службы безопасности, что супруга боксера-тяжеловеса – профессиональный повар, правда, теперь готовит исключительно супругу, который с его габаритами должен съедать как минимум три порции среднего гражданина, двоим их общим сыновьям и свекру, в которого пошел сынок. Галтовскому доводилось читать интервью боксера, в которых тот заявлял, что ни в одном ресторане, ни в одной стране не ел ничего подобного тому, что готовит его жена. Любит он исключительно домашнюю пищу и ест дома. Василий Юрченко был ходячим подтверждением истины «путь к сердцу мужчины пролегает через желудок». Когда его спрашивали, не хочет ли он купить жене ресторан, чтобы она вкусно кормила не только его одного (с сыновьями и свекром, которые шли в нагрузку), Василий отвечал, что его жена работать не будет, пока он жив, а когда он умрет, матери не дадут работать сыновья, которых Василий сам правильно воспитывает. Место женщины – дома и никак не в ресторане.
Депутат пользовался популярностью у простого народа, снимался в разнообразной рекламе и мог сказать веское слово, к которому прислушаются массы. Олигарх Галтовский хотел, чтобы депутат-боксер говорил веские слова в его пользу.
Получив приглашение, Василий тут же позвонил Галтовскому, сказал, что они с Аней с удовольствием поедут, как раз хотели податься в теплые страны на недельку. Отец Василия и мама Анны посидят с детьми, пока супруги вместе отдыхают. Но у Василия был вопрос о питании, исключительно важный для него. Вероятно, все пути к Василию (сердцу, душе и уму, если он, конечно, остался, а не был выбит во время боксерских поединков и вообще имелся изначально) пролегали исключительно через желудок. Роман Борисович решил это учесть.
Галтовский ответил, что нанял повара француза с русским помощником, и Василий сможет заказывать привычные и любимые им блюда. Если супруга Василия захочет что-то приготовить сама, то вольна в любое время идти на кухню и делать там все, что пожелает. Фактически на яхте три кухонных отсека – большой, где царит француз, и два небольших как раз для случаев индивидуального приготовления пищи. Двум знакомым олигархам Галтовского доводилось принимать гостей со своими поварами (возможно, из соображений личной безопасности – история знает много случаев отравлений во все века), и он учел эту возможность при разработке проекта яхты.
– Ну, тогда я спокоен, – обрадованно сказал Василий. – Знаете, сегодня Аня такой холодец приготовила…
Казалось, никакие другие вопросы его не волновали. С женой Василия Галтовский никогда лично не встречался и вообще не слышал, чтобы она где-нибудь произнесла хоть слово, поэтому проблем с ее стороны не ждал. Как, впрочем, и проблем со стороны Василия – опять же, если кто-то невзначай не посмотрит косо в сторону его жены. Но в таком случае гостю придется винить только себя. Но навряд ли кто-то из гостей позарится на жену Василия. Вроде бы все предпочитают другие типажи. Пышнотелая и, на взгляд Галтовского, не очень симпатичная (судя по фотографиям) повариха не должна послужить поводом для дуэли. Да вообще-то и Василий красотой не блистал, ну если только кто-то предпочитает типаж снежного человека.
Глава 5
Следующие дни я помню смутно. Я просыпалась совсем ненадолго, Баба-яга поила меня какими-то отварами, что-то напевно произносила ласковым, мягким, медовым голосом – и я снова погружалась в глубокий сон. Сны не снились, только один раз я снова увидела себя – то есть свою прабабку. Я поняла, что это и есть та двоюродная прабабка-колдунья, на которую я оказалась удивительно похожа. Только никто не помнил ее молодой.
– Слушайся Лиду. Она все сделает. И всему тебя научит, – сказала мне во сне прабабка – именно тем голосом, который я слышала в самолете и приняла за голос мамы. Оказалось, что со мной разговаривала другая родственница. Именно она меня и спасла.
– А как мама? – спросила я. – Я могу… ее увидеть? Поговорить с ней?
– Нет. Ты не сможешь общаться больше ни с кем из предков, только со мной. Ты – моя наследница.
– Что вы имеете в виду?
– Я не могла передать свои умения непосредственно тебе – никому в нашем роду не могла, когда умирала, а надо передавать в своем роду. Я передала их Лиде. Временно. Так тоже иногда можно, если случай необычный. В общем, у нас как раз такой. И она мне была как сестра, ближе, чем сестра. А она, в свою очередь, передаст все тебе. Я никому не могла больше это доверить… А с Лидой мы повязаны навсегда… И скоро встретимся… А ты учись! Запоминай все! Эти умения тебе пригодятся как ничто другое!
С этими словами прабабушка исчезла.
Как я узнала позднее, я оставалась без сознания шесть дней. То есть, конечно, не совсем без сознания. Я спала благодаря отварам, которые мне давала Баба-яга, а она тем временем еще врачевала мое тело. Не теми средствами, о которых мне рассказывали в институте, а теми, о которых когда-то узнала от моей прабабки.
Когда я наконец проснулась с ясной головой, в маленькое оконце рядом с моей кроватью светило солнце. Конечно, осеннее, но это было солнце! Бабы-яги в комнате не оказалось.
Я приняла сидячее положение и огляделась. Я находилась в комнате с русской печкой, в которой сильно пахло всевозможными травами. Они сушились в разных местах, вероятно, часть уже была разложена по мешочкам. Мебель была старой, деревянной – стол без скатерти, табуретки, шкаф, комод, полки. Телевизор отсутствовал. Компьютер, естественно, тоже. И холодильника не было, даже самого старого и гудящего!
Бабка, вероятно, спала за занавеской – не в данный момент, а вообще. Сейчас я была в доме одна. К моей кровати были приставлены костыли. Мне приходилось учить людей ходить на костылях, но, конечно, я не предполагала, что мне самой они когда-нибудь понадобятся. Хотя такого никогда нельзя исключать, в особенности женщине. В общем, теорию обращения с костылями я знала прекрасно. Как оно будет на практике? В особенности после нескольких дней лежания в постели? Но зато мне потом будет легче учить людей!
Я взяла костыли, встала. Да, нога еще не в порядке. Но хоть не перелом, и то хорошо. Похоже, я порвала связки. Я надела чистый, хотя и старый халат, который был для меня приготовлен, снова взялась за костыли и похромала к единственной двери. За ней стояло ведро для отправления естественных надобностей и висел рукомойник. Я воспользовалась и тем, и другим.
Потом я накинула тулупчик, висевший у двери, вышла на улицу и зажмурилась, глядя на осеннее солнце. Как хорошо-то! Как хорошо жить! И воздух тут какой чистый! Но как я еще слаба…
Я широко раскрыла глаза и осмотрелась. Бабкин домик стоял на самой окраине села. Прямо за ним начинался лес. Почему-то я подумала, что к бабке по ночам тайком могли ходить партизаны, скрывавшиеся в лесу. Хотя какие партизаны?! Сколько лет минуло после войны? А в войну ей было… Хотя кто знает, сколько ей было? И сколько было моей двоюродной прабабке, которая являлась ко мне во сне и спасла мне жизнь?
Мне было трудно сказать, живет кто-то в этом селе или деревне. Людей со своего места обзора я не заметила, как, впрочем, и животных. Не пели петухи (хотя вообще-то для петухов было уже поздновато, но я не слышала их ни в один из дней), не гавкали собаки (и их я тоже ни разу не слышала), не мычали коровы, а вот коза блеяла.