Читать не надо!

Разумеется, такова лишь одна точка зрения на положение вещей. На проведенном в Праге Форуме-2000, посвященном теме глобализации, музыкант Питер Гэбриел говорил о появлении и постепенном распространении в мире «всемирной музыки». Как-то он оказался в одной африканской деревне, где жители в качестве языка общения использовали шум: «Мы вместе с ними били в барабаны. Так весело было вместе шуметь!» — рассказывал он.

Многие определяют глобальную культуру как постнациональную, диаспорическую культуру-гибрид. Некоторые считают, что глобальная культура единого центра не имеет, но большинство полагает, что самым мощным производителем и медиатором глобальной культуры сегодня является Америка. Европа, этот «блистательный музей былого великолепия», оказалась неспособной «вырабатывать собственные формы массовой культурной продукции», — считает Фредерик Джеймсон[56] в работе «Культуры глобализации». «Смерть модернизма означала также и конец гегемонии европейского искусства и культуры». Джеймсон считает, что попытка создать «новый европейский культурный синтез» не составила сколько- нибудь мощной оппозиции американскому господству. То же случилось и с бывшими социалистическими странами, которые оказались «неспособными выработать свою оригинальную культуру». Лишь «мумифицированная» культура, укомплектованная религиозным фундаментализмом, успешно противостоит американизации. Далее Джеймсон утверждает, что техническая мощь и деньги (к примеру, Японии) пока не являются гарантией достаточно конкурентоспособной альтернативы американскому культурному господству.

Если все обстоит именно так, если не в деньгах и не в технической мощи дело, что тогда делает американскую культуру столь привлекательной для остального мира? «Соединенные Штаты чрезвычайно подходят для роли культурной лаборатории, свободной торговой зоны для вырабатывания, распространения, вывоза и апробирования материалов для устройства некоей мировой среды вокруг диаспорического разнообразия», — пишет Арджун Аппадураи[57] в своей книге «Современность в широком смысле». «До некоторой степени этот эксперимент уже начат. Соединенные Штаты уже представляют собой громадный, захватывающий гаражный сейл для всего остального мира. Он предлагает отдых для любителей гольфа и недвижимость для японцев; идеологию и технологию бизнес-менеджмента для Европы и Индии; идеи мыльных опер для Бразилии и Ближнего Востока; премьер-министров для Югославии; советников- экономистов для Польши, России и прочих желающих; христианский фундаментализм для Кореи; архитектуру постмодерна для Гонконга».

В Америке глобальная культура обрела свою наиболее приемлемую идеологическую родину. Америка стала метафорой глобальной, постнациональной, диаспорической и гибридной культурной смеси, метафорой культуры денег и гламура, но также и новых идей. Метафорой жизнеутверждения, скорости, технологий будущего; и прежде всего — метафорой современности. Америка — это культурный идеал и одновременно антиидеал, предмет восхищения и одновременно неприязни. Это динамичный генератор культурных войн, направлений и стилей. Это — вожделенный стиль жизни. Мир «американизирован», точно так же, как и Америка «кореизирована», «испанизирована», «русифицирована», «японизирована», «вьетнамизирована», «кубанизирована». Иными словами, мы все — Америка, хотим мы того или нет. И мы производим глобальный шум.

И поскольку речь идет о шуме, в конечном счете, я уже не слишком убеждена насчет ангелов с ватными затычками в ушах. Может, это вовсе не затычки, а наушники.

2000

Писатель и его будущее

Писатель, решающий писать о будущем, сознательно рискует однажды показаться нелепым; даже более нелепым, чем обычно. Пророчествовать — неблагодарное занятие. Даже если его предсказания сбудутся, удовлетворение это принесет автору минимальное, поскольку к тому времени его уже не будет в живых, или же он навеки канет в бескрайнее пустословие. Чаще всего происходит и то и другое. На общепринятой шкале ценностей настоящее занимает высшее место, прошлое — среднее, а будущее — низшее и самое ничтожное. Словом, ни один серьезный человек не торопится узнать свое будущее.

Представление о будущем было изначально дискредитировано утопиями, которые, как всякое пророчество, осуществлялись «с точностью до наоборот». Диктаторы, преступники и прочие вожди совершали величайшие преступления как раз ради этого — «во имя будущего».

Теперь среди руин утопических систем (коммунизма в первую голову), а также войн (говорят, в настоящий момент их ведется около сотни), будущее словно куда-то испарилось. В особенности «светлое будущее», то, которое теперь спокойно отдыхает в словарях коммунистических идей.

Будущего в нашей жизни уже нет. Я принадлежу к поколению, которое искренне верило, что полетит на Луну. Первая высадка человека на Луне явилась сильнейшим шоком от столкновения с будущим, глобальным выплеском адреналина. Взгляды миллионов людей тотчас устремились к звездам, и полет в этом направлении, казался делом ближайшего будущего. Подобно картам Таро, первый полет на Луну имел оборотную сторону. По иронии судьбы параллельно с утопической идеей о жизни на иных планетах появился и ее двойник. В Америке было создано похоронное агентство, дающее клиенту гарантии, что после его смерти урну с его прахом пошлют в космос, где прах будет развеян средь звездного пространства. Проекты будущего — полеты на Луну, жизнь на других планетах, впадение в спячку и пробуждение в одном из столетий будущего — обращаются в бесплотные мечтания, как и тот прах в звездном пространстве.

Я думала, что в один прекрасный день куплю себе билет, чтобы полететь на Луну. Да что там, мое социалистическое детство было заполнено верой в светлое будущее. Такое, в котором люди с белой, черной и желтой кожей станут братьями и сестрами. В котором никто не будет бос и голоден. В котором не останется угнетателей. В котором каждый станет трудиться по способностям и получать по потребностям. В котором не будет границ. В котором все будут счастливы.

Я принадлежу к поколению, которому многое выпало впервые. Помню свой первый в жизни апельсин и то, с каким благоговением его слопала. Первый холодильник. Первый телевизор. Все случившееся впервые подпитывало нашу веру в неизбежность светлого будущего.

Кто-то однажды сказал, что будущее — это прошлое, которое еще не осуществилось. Но для меня осуществилось будущее, и оно продолжает осуществляться. Люди с белой, желтой и черной кожей братьями пока не стали. Люди голодают так же, как и прежде, и будут голодать еще сильнее, как утверждают футурологи. В моей стране, клявшейся, что войн больше не будет, произошла война. Границы по-прежнему устойчивы, и даже устойчивее, чем прежде. Некоторые стены пали, но уже возведены новые. Что-то не заметно, чтоб человечество стало жить лучше. Технический прогресс сделал наше будущее более очевидным: у нас на глазах исчезают леса, и их место преспокойно занимают пустыни. Даже появились слова для обозначения этого явления: обезлесение, опустынивание.

Выросшее из великих утопических систем и глобальных идей будущее продолжает жить там же, где и прежде: в субкультурах, в научно-фантастических телешоу и фильмах, в комиксах и книгах. Насколько оно там светлое, не скажу, тут я не специалист. Но похоже, что в сфере тривиального ничего утешительного, кроме сказки про глобального, универсального Супермена нам не светит. Будущее продолжает жить в обособленных сферах, рассчитанных на специалистов. Устремленные в будущее медики полагают, что мы живем в постгуманистический век и подошли к неизбежной модификации человечества. Мало того: скоро, возможно, создадут чипы для человеческого мозга, чтобы расширить наши мыслительные способности. С другой стороны, футурологи предсказывают, что основным транспортным средством в будущем станут вовсе не частные летательные аппараты, как многие из нас надеются, а велосипеды. Каким образом наш постгуманистический человек с его расширенными мыслительными способностями будет управляться с велосипедом, предоставим решать футурологам.

56

Джеймсон, Фредерик (род. 1934) — современный американский литературовед и философ-марксист, исследователь эпохи постмодернизма.

57

Аппадураи, Арджун (род. 1949) — современный американский социокультуролог и антрополог индийского происхождения. Основные темы — современность и глобализация.